Последняя мистификация Пушкина
Последняя мистификация Пушкина читать книгу онлайн
хроника последних дней жизни Пушкина
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Соображая все вышеизложенное, я нахожу Сентенцию военного суда… - казни виселицею - правильным; но соображаясь с Монаршим Государя Императора милосердием, мнением моим полагаю: поручика барона Геккерена, лишив чинов и дворянства, разжаловать в рядовые впредь до отличной выслуги; а инженер-подполковника Данзаса …продержать в крепости четыре месяца.[753]
Следующим высказался командир гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Кнорринг. Он также нашел, что
судя по показанию Де-Гекерена… Есть основание к заключению, что Пушкин вызывал Де-Геккерена на поединок по подозрению его в дерзком обращении с его женою, что «Из показания инженер-подполковника Данзаса видно, …что г.г. Геккерены сын и отец посланник нидерландский, даже после оной свадьбы не преставали, дерзким обращением с женою его в обществах давать повод к усилению мнения, поносительного для его чести и жены; сверх того присылаемы были к нему безымянные письма, относящиеся также к оскорблению чести, в присылке коих Пушкин так же подозревал Г.г. Де-Геккеренов[754].
Но все вышеперечисленное, по его мнению, выглядело неубедительным, поскольку
следствием и судом неоткрыто; и подсудимый Де-Гекверен в том не признался. Сама же Г-жа Пушкина по сему предмету совсем не была спрошена.
Вслед за другими командирами он просил для Дантеса «разжаловать в рядовые до отличной выслуги», а для Данзаса «оштрафовать его содержанием в крепости четыре месяца».
Последним высказал свое мнение командующий отдельного гвардейского корпуса генерал-адъютант Бистром:
полагаю: поручика Геккерена, лишив чинов и заслуженного им Российского дворянского достоинства, определить на службу рядовым в войска Отдельного Кавказского корпуса впредь до отличной выслуги; предварительно же отправления его на Кавказ, выдержать в крепости в каземате шесть месяцев, так как относительно его, нет в виду ни каких заслуживающих снисхождения обстоятельств, ибо письмо камергера Пушкина к посланнику барону Геккерену, с выражениями весьма оскорбительными для чести обоих Геккеренов, при строгом воспрещении дуэли, не могло давать право на таковое противузаконное самоуправие; впрочем, всякое рассуждение о семь письме, без объяснения Пушкина, было бы одностороннее, и в особенности если взять в соображение, что заключающаяся в том письме чрезвычайная дерзость, не могла быть написана без чрезвычайной же причины, которая токмо слабо объясняется показанием подполковника Данзаса и сознанием самого поручика Геккерена, что выражения его в записках к жене Пушкина, могли возродить в семь последнем щекотливость как мужа[755].
Бистром был прав – суд не обнаружил никаких доказательств вины Дантеса и его приемного отца. Откровенность кавалергарда сыграла с ним злую шутку. Промолчи он, что в записочках содержались фразы, способные вызвать у Пушкина «щекотливость как мужа» - судьям и отцам-командирам не на чем было бы строить обвинение! Но, похоже, истина в этом деле никого не интересовала. Отношение к кавалергарду уже было предопределено высочайшим повелением.
Тем временем, аудиторский департамент решил разобраться с придворным званием Пушкина. На запрос от 16 марта был получен отчет, что
умерший 29-го прошедшего генваря титулярный советник Александр Пушкин состоял при Высочайшем Дворе в звании камер-юнкера[756].
Составляя Существо дела чиновник Аудиторского департамента во многом повторял выписку Суда, но в более юридически корректных и уточненных выражениях. Например, относительно Натальи Николавны здесь было сказано:
Военно-судная Коммисия …нашла дело довольно ясным, то дабы без причины не оскорбить г-жу Пушкину требованием изложенных в рапорте Аудитора Маслова объяснений, - определила: приобщив упомянутый рапорт к делу, привесть оное к окончанию.[757]
Нашла дело довольно ясным! Между тем, в Сентенции суда и аудиторском Существе дела анонимка, как одна из причин дуэли, не была даже упомянута. Вся вина возлагалась на «семейные неприятности» и оскорбительное письмо Пушкина.
На этом можно было бы поставить точку, если бы не существовал еще один странный документ - Определение Генерал Аудиториата от 16 Марта 1837 года. Начало его ничем не отличалось от документов суда - разве что чуть более изящным и эмоциональным изложением известных фактов:
Предшествовавшие сей дуэли неудовольствия между камер-юнкером Пушкиным и поручиком Бароном Егором Геккереном, возникли с довольно давнего времени. Поводом к сему, как дело показывает было легкомысленное поведение Барона Егора Геккерена, который оскорблял жену Пушкина своими преследованиями клонившимися к нарушению семейственного спокойствия и святости прав супружеских. В ноябре месяце прошлого 1836-го неудовольствия сии возросли до того, что Пушкин вызывал Геккерена на дуэль, однако ж после сам же уничтожил свой вызов, узнавши, как видно из письма его к чиновнику Французского Посольства Виконту Д'Аршиаку, что Геккерен решился жениться на свояченице его фрейлине Гончаровой.
Неожиданности начались, когда генерал-аудитор перешел к описанию январских событий. Прежде всего, это касалось самой анонимки. О ней вдруг вспомнили! Ее появлению, совсем как в одиозных записках Араповой, приписывалась роль рокового обстоятельства, приведшего к трагической развязке:
За всем тем и после женитьбы Геккерена на девице Гончаровой, неудовольствия к нему Пушкина не только не погасли, но день ото дня усиливались еще более. - …Егор Геккерен и после свадьбы не преставал при всяком случае изъявлять жене Пушкина свою страсть и дерзким обращением с нею в обществах, давать повод к усилению мнения, оскорблявшего честь, как Пушкина, так и жены его; кроме того присылаемы были к Пушкину безымянные равно оскорбительные для чести их письма, в присылке коих Пушкин тоже подозревал Геккерена, чего впрочем по следствию и суду неоткрыто.
Напоследок 26 генваря сего года Пушкин по получении безымянных писем, послал к отцу подсудимого Геккерена Министру Нидерландского двора, письмо, наполненное поносительными и обидными выражениями. …Следствием сего письма был вызов на дуэль, предложенный Пушкину от Геккеренов[758].
И тут вполне корректное юридическое описание существа дела было прервано серией фантастических замечаний, в основе которых лежала попытка объяснить заведомо «необъяснимое» поведение поэта:
Хотя же подсудимый поручик Геккерен… не сделал точного признания, отзываясь, что обращение его с женою Пушкина заключалось только в одних светских вежливостях; но таковое отрицательство незаслуживает уважения, ибо сам он Геккерен между прочим сознается, что посылая довольно часто к жене Пушкина книги и театральные билеты прилагал при том свои записки, которые заключали в себе такие выражения кои могли возбудить щекотливость Пушкина как мужа.