Печальные тропики
Печальные тропики читать книгу онлайн
Книга, которую Вы только что открыли, впервые вышла в свет во Франции почти тридцать лет назад, но до сих пор не утратила интереса для самых разных групп читателей. Тому, чье внимание она привлечет, надо иметь в виду, что перед ним не полное, а значительно сокращенное издание сочинения Клода Леви-Строса. Дело в том, что его автор не только этнограф-индеанист, но и теоретик, создатель так называемой французской школы структурализма.
Редакции географической литературы издательства «Мысль», исходя из своего профиля и учитывая интерес традиционного круга их читателей, публикуют главным образом те главы книги «Печальные тропики», которые носят географический или этнографический характер. Живо и непринужденно рассказывает в них автор о городах, сельских местностях и природе Бразилии. Большое место в книге занимают описания нескольких племен бразильских индейцев (кадиувеу, бороро, намбиквара, тупи-кавахиб), изучавшихся Леви-Стросом в годы, непосредственно предшествовавшие началу второй мировой войны.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Для материального оснащения бороро характерна простота в сочетании с редким совершенством исполнения. Рабочий инструмент так и остался архаическим, несмотря на топоры и ножи, которые когда-то распределяла «Служба защиты индейцев». Если для грубых работ индейцы пользуются металлическими инструментами, то отделку дубин для оглушения рыбы, луков и стрел из твердого дерева с тонкими зазубринами они по-прежнему производят с помощью орудия, которое похоже на тесло и на долото. Им они пользуются по любому случаю, как мы перочинным ножом. Оно состоит из загнутого резца капибары (грызуна, живущего по берегам рек). Резец привязывают сбоку к концу рукоятки. Помимо плетеных циновок и корзин, луков и стрел, костяных или деревянных инструментов мужчин, а также палки-копалки женщин, отвечающих за сельскохозяйственные работы, имущество в хижине сводится к очень небольшому числу вещей. Это сосуды из тыкв и из черной глины, полусферические тазы и миски с длинной ручкой на манер поварешки. Все предметы отличаются очень чистыми линиями, подчеркнутыми строгостью материала. Любопытная вещь: бороро, по-видимому, раньше расписывали глиняные изделия и лишь сравнительно недавно этот навык подвергся религиозному запрету. Возможно, этим же объясняется и то, что они больше не выполняют наскальных росписей, какие еще находят в каменистых укрытиях шапады, а между тем в них узнаются многочисленные черты их культуры. Для большей уверенности я однажды попросил расписать большой лист бумаги. Один индеец принялся за дело с помощью пасты из уруку и смолы, и хотя бороро уже не помнят о тех временах, когда расписывали скалы, картина, которую мне вручили, походила на уменьшенную наскальную фреску.
По контрасту со строгой простотой обиходных предметов бороро вкладывают свое стремление к пышности и свое воображение в костюм или по крайней мере — поскольку он сведен до минимума — в его аксессуары. Женщины владеют настоящими ларчиками, которые передаются от матери к дочери, с украшениями из зубов обезьяны или клыков ягуара, оправленных в дерево и закрепленных с помощью тонких перевязок. Если они получают после охоты такие трофеи, то позволяют мужчинам выщипать себе виски. Те изготовляют из волос своих жен длинные плетеные шнурки, которые заматывают на голове наподобие тюрбанов. В праздничные дни мужчины носят также подвески в форме полумесяца из пары когтей крупного броненосца (землероющего животного, размеры которого превышают метр и которое едва ли изменилось с третичного периода), украшенных инкрустациями из перламутра, бахромой из перьев или хлопка. Клювы туканов, закрепленные на покрытых перьями стержнях, султаны из перьев больших белых цапель, длинные перья из хвостов араурана, вставленные в ажурные бамбуковые веретена, обклеенные белым пухом, воткнуты в их шиньоны — натуральные или искусственные — наподобие шпилек, придерживающих сзади надвинутые на лоб диадемы из перьев. Иногда эти украшения комбинируются в головной убор, такой сложный, что порой несколько часов уходит на то, чтобы укрепить его на голове танцора. Я приобрел один такой убор для Музея Человека в обмен на ружье. Переговоры об этом продолжались неделю. Убор был совершенно необходим для проведения обряда, так что индейцы решились с ним расстаться только после того, как набрали на охоте все необходимые перья и изготовили из них другой убор. Он состоял из диадемы в форме веера, козырька из перьев, закрывающего верхнюю часть лица, высокой цилиндрической короны, охватывающей голову в виде палочек, увенчанных перьями орла-гарпии, и из плетеного диска, в который втыкают куст палочек, обклеенных перьями и пухом. Это сооружение достигает почти двухметровой высоты. Даже когда мужчины не носят церемониального наряда, их страсть к украшению остается столь сильной, что они постоянно придумывают себе какой-то убор. Многие надевают короны: меховые повязки, украшенные перьями; плетеные венчики, также с перьями; или что-то вроде чалмы из когтей ягуара, вставленных в деревянный круг. Но они приходят в восхищение и от сущего пустяка: высушенная соломенная полоска, подобранная на земле, наскоро подправленная и раскрашенная, составляет хрупкий головной убор, в котором его владелец может красоваться, пока не предпочтет ему выдумку, вдохновленную другой находкой. Иногда для той же цели обрывают все цветки с дерева. Кусок коры, несколько перьев дают неутомимым модельерам повод к изготовлению потрясающих ушных подвесок. Чтобы оценить ту энергию, которую расходуют эти крепкие молодцы, украшая себя, нужно войти в мужской дом: во всех углах вырезают, отделывают, высекают, клеят. Речные раковины разделяют на куски и с силой их полируют на брусках для изготовления бус и губных вставок. Из бамбука и перьев нагромождаются фантастические сооружения. С прилежанием костюмерши эти мужчины, сложенные, как грузчики, преображают друг друга в цыплят с помощью пуха, приклеенного прямо на кожу.
Мужской дом не только являет собой ателье, но и служит для других целей. Там спят подростки, там в свободные часы отдыхают женатые мужчины: болтают и курят толстые сигареты, завернутые в сухой кукурузный лист. Там же они порой и едят, ибо тщательно разработанная система повинностей обязывает роды по очереди нести службу в мужском доме. Примерно через каждые два часа один из мужчин идет в свою семейную хижину за тазиком, наполненным маисовой кашей, так называемой мингау, которую готовят женщины. Его возвращение приветствуется громкими радостными криками «О! О!», врывающимися в дневную тишину. По незыблемому ритуалу, человек, отрабатывающий повинность, приглашает шестерых — восьмерых мужчин и ведет их к тазику, откуда они черпают миской, сделанной из глины или раковины.
Я уже говорил, что женщинам доступ в мужской дом запрещен. Это относится к замужним женщинам, ибо девушки-подростки сами избегают приближаться к нему. Впрочем, один раз в жизни им приходится войти туда добровольно, чтобы сделать предложение своему будущему мужу.
Живые и мертвые
Мужской дом служит мастерской, клубом, спальней, домом свиданий и, наконец, еще и храмом. Там готовятся к религиозным танцам, происходят некоторые церемонии, на которые не допускаются женщины, например изготовление и вращение ромбов. Это музыкальные, богато раскрашенные деревянные инструменты, по форме напоминающие сплюснутую рыбу, но различные по размеру — приблизительно от тридцати сантиметров до полутора метров. Вращая их за конец шнура, производят глухой гул, приписываемый навещающим деревню духам, которых женщинам положено бояться. Беда той, которая увидит ромб: ей, вполне вероятно, угрожает смерть. Когда я впервые присутствовал при их изготовлении, меня пытались убедить, что речь идет о приспособлениях для кухни. Моя просьба уступить мне несколько штук вызвала у них крайнее отвращение, что объяснялось не столько необходимостью снова приниматься за работу, сколько опасением, что я выдам секрет. Пришлось среди ночи идти в мужской дом с сундучком. Туда положили завернутые ромбы и заперли сундук на замок, а с меня взяли слово, что я открою его не раньше, чем окажусь в Куябе. Европейскому наблюдателю некоторые занятия в мужском доме представляются едва ли совместимыми, но они там уживаются. Немногие народы столь глубоко религиозны, как бороро, и у немногих имеется такая разработанная метафизическая система. Однако духовные верования тесно переплетаются с повседневными привычками, не создавая впечатления, что индейцы отдают себе отчет в том, что непоследовательно переходят от одной системы к другой.
Дело не в том, что религия пользуется у бороро большим престижем, наоборот, она разумеется сама собой. В мужском доме религиозные отправления совершаются с той же непринужденностью, что и остальные, как если бы речь шла об утилитарных делах, выполняемых ради их результата, без требования того почтительного отношения, которое нисходит даже на неверующих, когда они входят в храм. Сегодня после полудня в мужском доме поют. Это подготовка к вечернему публичному обряду. В углу храпят или болтают подростки, двое-трое мужчин напевают, встряхивая погремушками, но если одному из них захочется закурить сигарету или если пришла его очередь зачерпнуть кукурузной каши, он передает инструмент соседу, который подхватывает мелодию. Если какой-то танцор начинает щеголять своим новым убором, все останавливаются и обсуждают его, как будто забыв свои обязанности, пока в другом углу заклинание не возобновляется в том же самом месте, где было прервано.