Профессия: театральный критик

"Тартюф", "Мнимый больной", "Летающий доктор" Мольера

Март 1973 г.

На правом берегу Сены, в двух шагах от Лувра, лежит маленькая площадь. Ее образует слияние авеню Опера, улиц Сент-Оноре и Рише­лье, на перекрестке которых стоит старинное здание. Этот уголок Па­рижа известен всему миру— площадь Французского театра, здание "Комеди Франсез".

По площади с шумом проносятся сверкающие автомобили — а сто, сто пятьдесят, двести лет назад чинно проезжали модные экипажи. Но и сегодня, как в те далекие времена, ярко светятся по вечерам окна театра, гостеприимно распахиваются навстречу зрителям его двери. Вот уже почти три столетия первый академический театр Франции — один из старейших театров мира— свято хранит великие традиции Мольера, Расина, Корнеля. Своей историей он являет историю национальной сце­ны, запечатленную в спектаклях, обессмертивших имена драматургов, в искусстве актеров и актрис, давших жизнь героям их произведений.

Здесь, на подмостках "Комеди Франсез", в творчестве прямых уче­ников Мольера и Расина, среди которых прежде всего следует назвать Мишеля Барона и Мари Шанмеле, утверждались основы французского сценического стиля. Здесь навечно обручились в искусстве великих ху­дожников трагической сцены XVIII века Дюмениль, Клерон, Лекена и их современников — комических актеров Превиля и Дазенкура глубо­кая психологическая правда и яркая поэзия сценической игры. Виртуоз­но звучащая речь, отточенная пластика, служившие раскрытию боевых идей трагедий Вольтера и комедий Бомарше, стали с тех пор классиче­скими чертами французской актерской школы. Здесь потрясал зрителей, взбудораженных событиями революции, бурнопламенный и благород­ный Тальма; разворачивались форменные сражения между классици­стами и романтиками; с трехцветным французским знаменем в руках великая Рашель читала "Марсельезу" перед аудиторией 1848 года...

Поистине "Комеди Франсез"—это не просто театр, это и музей на­циональной сцены. Среди его экспонатов— рукописи трагедий Расина, кресло Мольера, стоявшее на сцене в день его смерти — в день его по­следнего выступления в ролиАрганаиз "Мнимого больного", бюст Воль­тера работы Гудона, скульптурные и живописные портреты знаменитых актеров прошлого столетия — Рашели, Сары Бернар, Го, Коклена-стар-шего, Муне-Сюлли. Вот она, история французской сцены,— вся перед глазами! Но дело не только в этих бесценных реалиях великого прошлого: "Комеди Франсез" видит главную свою задачу в сохранении лучших традиций этого прошлого в живом и сегодняшнем своем искусстве.

Советские зрители трижды встречались с "Комеди Франсез" на протяжении последних двадцати лет. Мы имели случай оценить разно­образные творческие возможности прославленного коллектива в работе над французской классикой, отдать должное той знаменитой "школе декламации", в которой нет равных мастерам этого театра и которую так метко охарактеризовал в своих "Мемуарах" Карло Гольдони: "В ней нет ничего натянутого ни в жесте, ни в выражении. Каждый шаг, каж­дое движение, взгляд, немая сцена тщательно изучены, но искусство скрывает изученное под покровом естественности".

Мы сохранили живые воспоминания о лучезарно романтическом Сиде Андре Фалькона, о наивном буржуа Журдене, лукаво осмеянном неподражаемым Луи Сенье, о зловещем Тартюфе в негодующей сати­рической трактовке Жана Ионеля; мы разделили преклонение наших гостей перед шедеврами Расина и Бомарше, так ясно проявившееся в постановках "Андромахи", "Женитьбы Фигаро"; наконец, мы с волне­нием ощутили живую и горячую заинтересованность художников "Ко­меди Франсез" не отошедшими в прошлое проблемами, возникавшими в превосходных постановках "Британника" Расина и "Электры" Жироду, показанных театром во время его последних гастролей. Важно подчерк­нуть, что режиссер последнего спектакля Пьер Дюкс в 1970 году стал генеральным директором театра.

Приход Дюкса к руководству отмечен далеко идущими и подчас со­вершенно новыми для "Комеди Франсез" планами: предполагается сни­зить цены на билеты, пополнить труппу молодыми актерами и режиссе­рами, довести число выпускаемых театром абонементов до 40 тысяч, установить тесный контакт с демократическими театрами парижских пригородов и французской провинции. Наряду с традиционными для "Комеди Франсез" постановками классики, планируется самое широкое обращение к современной драматургии — на своей сцене, на большой и малой сценах Одеона театр намеревается ставить произведения Р. Дю-бийяра, Ф. Биетду, Р. Вейнгартена, Г. Фуасси, А. Адамова, П.Хандке и других. Таким образом, можно предположить, что мы встречаемся с театром, когда он вступает в новый период своей истории.

Нам предстоит познакомиться с тремя мольеровскими постановка­ми: театр покажет "Тартюфа", а затем "Мнимого больного" в один вечер с "Летающим доктором". Это естественно: Мольер прочно удерживает первенство среди авторов театра, не случайно названного "домом Моль­ера" (его пьесы прошли здесь без малого 29 тысяч раз). И все же есть нечто особенное в гастрольной афише наших гостей.

Дело в том, что фарс "Летающий доктор" — одно из самых первых сочинений Мольера, "Тартюф", по словам Пушкина, "плод самого силь­ного напряжения комического гения", "Мнимый больной" — тридцатая и последняя его пьеса. Таким образом, перед нами как бы пройдет исто­рия театра Мольера, представленная первым, лучшим и последним из его произведений.

Встреча с Мольером в эти дни приобретает особый смысл — ведь совсем недавно, 17 февраля 1973 года, отмечалось 300-летие со дня смерти великого драматурга.

Трудно представить, какими будут эти спектакли. По всей вероят­ности, очень разными и неожиданными.

"Летающий доктор" написан никому еще не известным юным бро­дячим комедиантом Мольером в пору его странствий по дорогам фран­цузской провинции. В этой пьесе Мольер осваивал опыт старофранцуз­ского фарса и итальянской комедии масок. Он учился соленой шутке, буффонному комизму, причудливой масочности персонажей, импрови­зационной легкости развития действия и условному игровому построе­нию сюжета (шутка ли сказать: бедняге Сганарелю приходится "раз­дваиваться" на глазах у зрителей, попеременно являясь то в образе пройдохи— слуги, то в обличье мнимого доктора!). Мольер воспользо­вался всем этим с чуткостью внимательного ученика и со смелостью подлинного таланта, — он создал зрелище увлекательно смешное, на­стоящее народное увеселение.

"Тартюфа" играют в "Комеди Франсез" чаще, чем любую другую пьесу Мольера. К концу 1969 года число представлений комедии на сцене театра подошло к трем тысячам, число исполнителей роли Тар­тюфа и Оргона — каждого в отдельности — перевалило за шестой деся­ток. Красноречивые цифры! Но какими мы увидим героев мольеровско­го шедевра на этот раз? Ведь сценическая традиция, при всей ее кано­ничности и малой подвижности, поддается разнообразному истолкова­нию. "Комеди Франсез" знала и Тартюфа — плотоядного толстяка, хо­лерика с постной физиономией и в нищенском рубище (таким показы­вал Тартюфа первый исполнитель этой роли Дюкруази), и Тартюфа — элегантного соблазнителя, знатока человеческого сердца, каким пока­зывал его в XVIII веке Моле, и Тартюфа— опасного авантюриста с темным прошлым, порочного циника, каким представляли его актеры-романтики. Коклен-младший играл Тартюфа заурядным лжецом, почти простаком. Поль Мунэ — победоносно уверенным в себе негодяем, Фернан Леду— продувной бестией, лжецом, до тонкости изучившим искусство лицемерия... Точно так же различно толковали роль Оргона ее исполнители — Дени д'Инес, Сенье, Дюмениль, Дейбер.

Не будем гадать, какими предстанут перед нами Оргон в исполне­нии Жака Шарона (он же — постановщик спектакля) и Тартюф, роль которого играет один из выдающихся актеров современного француз­ского театра Робер Ирш (в списке его побед — Родион Раскольников и Артуро Уи; Иршу принадлежат также декорации и костюмы к спектак­лю). Однако выскажем надежду, что спектакль театра своей сатириче­ской остротой, разоблачительным пафосом заставит нас вспомнить ис­торию создания пьесы, пять лет бывшей под запретом, преданной ана­феме с церковных кафедр и в официальном послании парижского архи­епископа, вызвавшей целый поток брошюр-доносов, что работа наших гостей раскроет смысл слов Наполеона: "...если бы пьеса была написана в мое время, я не позволил бы ставить ее на сцене", — и будет созвучна известному высказыванию Белинского: "Человек, который мог страшно поразить перед лицом лицемерного общества ядовитую гидру ханжест­ва— великий человек".