Революция отвергает своих детей

— Наш Национальный комитет, основываясь на воззваниях и сообщениях вашего Комитета, применял их в Берлине, учитывая местные условия. Правда, — добавил он почти извиняясь, — генералов при этом не было. Но мы имели связь с другими кругами, связанными с событием 20 июля.

Выяснилось, что объединившиеся в этом Национальном комитете антифашисты образцово провели в жизнь нашу основную мысль — широкий единый фронт всех антифашистов против Гитлера. В руководстве дружно работали, наряду с бывшими членами КПГ и СДПГ, представители буржуазии и церкви. Председатель — бывший деятель Социалистической рабочей партии (СРП), образовавшейся в 1931 году небольшой, но активной партии, которая еще до прихода к власти Гитлера стремилась создать единый антифашистский фронт.

Непосредственно после капитуляции армии в Берлине организация, не дожидаясь ничьих распоряжений, даже наших, приступила к выполнению неотложных задач. Инженеры, техники и квалифицированные рабочие были привлечены для обеспечения снабжения населения газом, водой и электроэнергией, была организована расчистка улиц, восстанавливались больницы и школы — словом, делалось все, что было необходимо в эти дни. Под умелым и энергичным руководством комитет вскоре распространил свою деятельность за пределы Шарлоттенбургского района. Его широкие связи охватывали не только весь Берлин, но даже и другие города. С некоторыми профессорами и крупными научными работниками проводились подготовительные работы по восстановлению заводов и рудников. Политические вопросы также не были забыты. Шарлоттенбургский Национальный комитет уже создал — в середине мая 1945 года! — архивный отдел. Сюда регулярно сходились участники 20 июля, чтобы совместно составить описание событий 20 июля, охарактеризовать это движение и в кратчайший срок опубликовать свой труд.

Для меня эта встреча была незабываемой и я боялся подумать, что Ульбрихт может уничтожить и эту живую, образцовую организацию.

«Я сделаю все, чтобы помешать этому» — решил я про себя.

Своим новым друзьям я еще ничего не сказал о распоряжениях Ульбрихта.

Вечером я отчитывался на Принценаллее, причем особенно подчеркнул исключительно положительную деятельность комитета. Но все было напрасно.

— Лавочка на Курфюрстендамме должна быть закрыта, — сказал Ульбрихт.

Я еще раз заступился за своих друзей антифашистов, но это ни к чему не привело.

Ульбрихт заявил:

— Ты поедешь завтра еще раз туда и скажешь им, чтобы они прекратили свою деятельность. Нам не нужны комитеты. Если ты уверен, что среди них есть хорошие люди, то мы можем взять некоторых из ник в Шарлоттенбургское управление.

Итак, на следующий день я снова поехал в Шарлоттенбург. Председатель комитета пригласил тем временем всех активных членов комитета и участников событий 20 июля. Прибыло около сорока человек. Все напряженно ожидали, что сообщит им представитель Национального комитета из Москвы. К несчастью председатель меня еще торжественно представил и во вступительном слове подчеркнул, что докладчик будет говорить о дальнейшей деятельности движения «Свободная Германия». Создалось очень неприятное положение. Внутренне я был твердо убежден, что эта антифашистская организация не только имеет право на существование, но ее деятельность должна быть всемерно поддержана, а мы, эмигранты, должны к ней примкнуть. Но этому противоречило точное распоряжение Ульбрихта: никаких организаций не допускать, а все существующие распустить. А во мне было еще слишком сильно советское воспитание, чтобы я мог подумать о невыполнении распоряжения и действовать по моему внутреннему убежде–нию, по моей совести.

Все же я решил распоряжение Ульбрихта выполнить как можно деликатнее и осторожнее, не обидеть антифашистов комитета и постараться по возможности многих из них устроить в управление.

Я сообщил об основании Национального комитета, о деятельности радиостанции «Свободная Германия», о нашей целеустремленности и, наконец, перешел к основной теме:

— Несмотря на неимоверные усилия, наша цель, наша кровная задача — сбросить Гитлера собственными силами — не была выполнена. Наша цель была достигнута войсками союзников. Этот факт не мог остаться без последствий. Одно из последствий заключается в том, что оккупационные силы, в данном случае советские органы власти, не разрешили в настоящее время в Берлине никаких организаций, а только дали разрешение на восстановление местных немецких административных учреждений. Я чрезвычайно сожалею, что должен вам сказать о том, что продолжение деятельности созданного вами Национального комитета в том виде, в каком он сейчас существует, — невозможно.

— Это должно означать, что наш Национальный комитет должен быть расформирован? — спросил пожилой господин, которого мне представили как профессора.

Он спросил спокойным тоном, но ясно чувствовалось, как он боится услышать «да».

— Мне в самом деле нелегко это сказать вам, ибо я только что убедился в выдающейся работе организации. Но постановление не разрешает существования какой‑нибудь организации.

— Но ведь мы не какая‑нибудь организация, а антифашистское объединение, которое как раз ставит себе целью активно принимать участие с немецкой стороны как в разрешении важнейших вопросов дня, так и в политическом и духовном перевоспитании в демократическом духе. Мы хотим, в конце концов, поддержать выставленные союзниками принципы борьбы с фашизмом и принципы демократического перевоспитания нашего народа, — заметил другой, на этот раз немного раздраженным тоном.

Я вполне понимал его. «Радоваться таким организациям, приветствовать их возникновение, помогать им, принимать участие в их работе должны бы мы», — подумал я.

— Я вполне понимаю ход ваших мыслей, но мне хотелось бы еще раз обратить ваше внимание на то, что как раз мы, антифашисты, обязаны следовать распоряжениям оккупационных сил. Я бы хотел еще подчеркнуть, что расформирование вашей организации ни в коем случае не означает прекращения деятельности каждого из вас. Ваша работа должна будет проводиться лишь в другом оформлении. Вы знаете, что теперь всюду образовываются новые антифашистские административные органы; конечно, еще не хватает способных антифашистски настроенных людей. Поэтому весьма возможно, что все вы сможете включиться в состав новых административных органов.

Теперь я снова увидел разочарованные лица и сочувствовал этим людям. Они не хотели быть административными чиновниками. Они, несмотря на разницу мировоззрений, сошлись для общей борьбы против Гитлера и объединились в тесное содружество. Теперь, после падения фашизма, они хотели и дальше вместе работать для новой Германии, объединенные в живой, деятельной антифашистской организации.

И как раз в тот момент, когда их первая цель — уничтожение фашизма — уже достигнута, их организация должна быть расформирована. Разочарование их было велико. Мое тоже.

Расформирование комитета было решено проводить постепенно. Согласившиеся на работу в административных органах должны были включиться туда. Расформирование и перестройка должны быть осуществлены в течение двух–трех недель.

— Я надеюсь, что нам дадут по крайней мере столько времени, — печально сказал мне председатель при расставании.

С тяжелым сердцем возвращался я на Принценаллее. Заседание как раз начиналось.

— Ну, как дела с этой забавной лавочкой в Шарлоттенбурге? Разогнал ты их сегодня? — спросил Ульбрихт.

В этом вопросе прозвучало все презрение Ульбрихта к инициативе, проявленной снизу.

Я доложил о ходе событий, указал на то, что они согласны на расформирование и что им надо на это от двух до трех недель.

— От двух до трех недель? Что они с ума сошли? — фыркнул Ульбрихт.

— Завтра мы пошлем туда другого товарища.

Ульбрихт послал туда одного из твердолобых аппаратчиков и не трудно было себе представить, что там произошло. Через несколько дней дело свершилось. Комитет был расформирован. Большинство его членов, разочаровавшись, отошли от политической работы и вернулись к личной жизни. С некоторыми я позже встречался. Они работали в администрации, исполняли по долгу службы свою работу, но прежнего пыла, воодушевления, инициативы в них больше не чувствовалось. Судьба Шарлоттенбургского комитета это лишь один из примеров. В то время в Берлине были расформированы десятки подобных комиссий, инициативных комитетов, возникших снизу групп. Это происходило не только в Берлине, но и во всех крупных городах советской зоны оккупации, а позже, когда административные органы почувствовали свою силу, и на территории, занятой западными союзниками.