Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

В таких случаях посланная еще не успевает вернуться с пивом, как девица уже выпроваживает своего гостя, если убедится, что у того не густо в кармане.

Самое гадкое впечатление оставляли юнцы интеллигентских семей. Блудливые и трусливые, они приходят к женщине по двое и по трое. Подход у них самый «материалистический», без страсти, без увлечения, – половая повинность. Предварительно подвергнув полупьяную женщину оскорбительному осмотру, они некоторое время пререкаются – кому начать, лицемерно прикрываясь брезгливостью, но стоит кому-нибудь начать, как природа берет свое и уж никто не желает быть последним.

Уходят такие всегда с большой для женщины неприятностью. Презрительное отношение к несчастной сквозит в каждом их жесте; паясничая и остря, – отчасти заглушая этим сознание гнусности своего поведения, – выходят они на улицу, и каждый считает долгом плюнуть у порога и отереть руку, бравшуюся за скобу» [169].

«Жертв общественного темперамента» публицисты того времени относили к миру, носившему название «Темная Москва». К несчастью, в этот жестокий мир попадали и дети. Среди многообразия московских типов начала XX века встречается описание пожилого благообразного господина, проявлявшего особый интерес к девочкам-подросткам. Коробкой конфет подманивал он ученицу какой-нибудь швейной мастерской, катал ее на извозчике, водил в синематограф, чтобы потом отвезти ее в «дом свиданий», где прислуге хорошо заплачено за молчание.

Совсем уж маленькие девочки, вовлеченные в занятие проституцией, 100 лет назад носили название «душки». Среди очерков газеты «Раннее утро» о различных представителях «Темной Москвы» один был посвящен «душкам»:

«В глухом переулке, идущем от Мал. Дмитровки к Страстному бульвару и далее к Нарышкинскому скверу, лишь только спустится на землю ночная мгла, можно ежедневно видеть пожилую особу в темном костюме и старомодной шляпе. Полная, низенького роста, она степенно шагает взад и вперед в ночной темноте. Завидев встречного хорошо одетого мужчину, она ускоряет шаг и, поравнявшись с ним, чуть слышно, почти шепотом, говорит: „Господин, не хотите ли душку?“ Если вы молча продолжаете путь, не обращая внимания, она еще раз повторит то же предложение. А если вы, смутно догадываясь о чем-то гнусном, прикрикнете на нее, то она постарается как– нибудь незаметно стушеваться... Так рассказывали мне. [...]

Поздно вечером недавно я проходил этим полутемным закоулком. Лишь только я вышел со Страстного бульвара и намеревался пройти к трамваю, как из темноты вынырнула плотная, толстая женщина...

– Не хотите ли, молодой человек, душки? – вкрадчиво предложила она.

Я сразу догадался – кто это, и приостановился...

Пытливо всматриваясь мне в глаза, как бы изучая, кто я такой, она продолжала:

– Пойдемте или подождите здесь, я живо приведу вам «душку».

Маленькие беспокойные глазки ее беспокойно продолжали оглядывать меня, стараясь проникнуть в душу.

– Какую душку? – спросил я.

– Ах, шутник, шутник... Ну, что же, идем? – уже спокойней и доверчивей, с улыбкой говорила она.

Я решил проследить и подождать на бульваре. Занял скамейку. Мимо меня, задевая юбками, сновали разряженные в пух и прах бесстыдные и нахальные мегеры...

Мне уже надоело ждать, да, вдобавок, было холодно. Я решил уйти. Как раз в то время, когда я приподнялся со скамейки, сзади кто-то тронул меня за плечо. Оглянувшись, я увидел старуху. Она выразительно кивала мне головой, приглашая идти.

Мы вошли в переулок. В нише ворот ближайшего дома у фонаря, тускло освещавшего стены, чернела какая-то фигура. Закутанная в большой черный платок, эта фигура казалась маленькой, тоненькой...

Подойдя вплотную к ней, я взглянул в лицо...

Передо мной была девочка... Светлые полудетские глаза, но при неясном даже блеске фонаря что-то чувственное, развратное виднелось в них... Маленькое личико, как будто чуть– чуть подкрашенное... Мелкие блестящие зубы...

– Хороша душка? Лучше не найдете. Хотите в дом свиданий, хотите в номера, – хлопотала посредница.

А «душка» кокетливо взглядывала на меня, стараясь, видимо, показать товар лицом. Платок распахнулся... Узкая детская грудь, коротенькая юбочка чуть не до колена, открывавшая тоненькие ноги... Да это совсем, совсем младенчик... Ведь ей 9—10 лет, не больше... мелькнуло у меня в голове.

– Решайте же поскорее, – торопила старуха.

Мне сделалось больно, гадко... Захотелось проучить эту отвратительную старуху. Быть может, представительницу какой-нибудь организации по торговле живым товаром...

Вдруг старуха, заметив что-то впереди и схватив девочку за руку, перебежала на другую сторону... Это произошло быстро и незаметно. У ближайшего фонаря блеснуло серое пальто и сверкнули полицейские пуговицы...

Я простоял еще несколько минут. Прошел околоточный... В переулке было совершенно тихо. Никого не было видно... Парочка бесследно скрылась, точно растаяв в темноте... [...]

Вскоре мне пришлось встретиться с одним господином, хорошо знающим Москву и в особенности ее закулисные, темные стороны. Я рассказал ему про этот случай. Он расхохотался...

– Вот открытие! Да ведь это давно всем известно.

По его словам, эту старуху и многих ей подобных любители сильных ощущений все знают. Район их действий очень большой... Никто в то же время не знает местопребывания их, так как «душки» ни за что не соглашаются привести «любителя» к себе.

На днях я сидел в одном из кинематографов. Сзади в темноте раздавался хохот... Кто-то слегка взвизгивал... Слышалось прерывистое дыхание с сильным запахом водки... Когда зажгли огонь, я оглянулся...

С ярко блестящими глазами, в которых горел пьяный огонек, с чувственной, циничной улыбкой, близко прижавшись к соседу, захмелевшему пожилому господину, – сидела та «душка», которая предназначалась мне... Здесь я окончательно убедился, что ей действительно не больше 10—11 лет, несмотря на разврат, наложивший свою отрицательную печать на ее лицо и манеры... »

Стоит отметить, что в начале ХХ века «жертвы общественного темперамента» играли немалую роль в становлении московских синематографов или, по выражению того времени, «иллюзион-театров». Среди представителей «Темной Москвы» существовали особого рода комиссионеры, которые могли за короткое время создать популярность только что открытому кинозалу. Специалисту-«иллюзионщику» нужно было создать у москвичей впечатление, что новый «театр» посещает много зрителей. Газета «Голос Москвы» объясняла сущность этого требования: «...по глубокому, несокрушимому убеждению рядового москвича там, где много народа, непременно хорошо, хотя программа во всех иллюзионах до тошноты одинакова». Чтобы добиться постоянного заполнения зала, комиссионеры раздавали бесплатные билеты «этим дамам», а «скучающим господам» указывали адрес кинотеатра.

Как это выглядело на практике, описал очеркист газеты «Раннее утро»:

«...в одном из „иллюзион-театров“ на этой улице публика сильно разнится от публики других синематографов... Тут вы можете встретить очень много молодых девушек и очень много мужчин всех возрастов, но преимущественно пожилых.

Этот синематограф уже давно сделался излюбленным местом не невинных часто свиданий, а торгом любви. Кто они, эти молодые девушки, наполняющие ежедневно залы этого заведения, летящие, как бабочки на огонь, к его ярко освещенному подъезду?.. Тут вы найдете, главным образом, скромных тружениц: портних, модисток, белошвеек, продавщиц, заработка которых очень часто не хватает на удовлетворение самых первых необходимых потребностей – на стол и квартиру. Здесь вы встретите и увязающих в омуте столичной жизни девушек из семей мелкого мещанского уклада жизни... Здесь вы встретите и содержанку, мало обеспеченную своим содержателем и вынужденную искать заработка на стороне... но не встретит ваш взор здесь настоящих жриц любви, профессионалок, у которых «на лбу роковые слова» [170]... Здесь формируются, здесь выходят на дорогу те, кто, торгуя телом, являются «клапаном общественного темперамента»...