Белый Бурхан

Не завистлив отец Никандр, а обида гложет: сливки-то другие сняли, а ему, как и священнослужителям других худых и нечтимых мест, одно и осталось - не сетью улов таскать, а удочкой. Помяли окаянных язычников, а до конца так и не смяли! Хлопотное дело архиерей Макарий затеял, неприбыльное. Сам влез по уши во всю эту суету и других за собой потянул... Ему-то что теперь? Чуть не в святых состоит, хоть и сгнил давно, а идущим за ним следом каково? Что оставил-то после себя? Два миссионерских стана - один в Улале, другой в Чемале да призыв звать нехристей к престолу господню...

Этим летом отец Никандр к своему собрату отцу Севастьяну в Минусу ездил. Живет пастырь припеваючи, хоть и жалуется на судьбу окаянную свою поминутно... И золотишко, сказывали, у него водится, и с местным мирским начальством на короткой ноге. С их помощью и с обращенцев мзду тянет. Грозен! Ослушайся кто его, сейчас же к полицейским чинам с поклоном: грешат зело антихристы! А у полиции тамошней разговор один - кулак да плеть... Отец Севастьян еще и чайку не попьет в свое удовольствие, а перед храмом уже толпа провинившихся... Такие бы силы ему, отцу Никандру! Да, где там!.. Это только считается, что полицейских чинов на Алтае больше числом, чем священнослужителей, а толк какой? В своих заботах сидят, как в грязи!

Теперь, однако, зашевелятся полицейские и жандармские чины! Уж больно крепок в горах слух, что сам хан Ойрот вернулся в свою страну на белом коне и привез справедливые законы старого их бога Бурхана! Да и бандит Техтиек не дремлет - повсюду его молодчики снуют, с головы до пят обвешанные оружием!..

Что-то затевается среди язычников, какие-то новые силы к ним прилились недавно. Уж не удумали ли монголы да китайцы сызнова прочность русских крепостей пытать? А тут еще и с японцами что-то затевается в Маньчжурии большой войной пахнет; англичане ползут из Индии на север, новые страны к рукам прибирая, к русским границам принюхиваясь... Тоже - к войне!

Давно уже обеспокоился всем этим отец Никандр. Потом подумал крепко на досуге, да и решил в Чемал съездить. Может, там поболее его знают про все это? И хоть неблизок путь, а ехать-надо! И ехать нескорым ходом, а с остановками и разговорами по пути, чтобы прибыть в Чемал или в сам Бийск уже с ворохом новостей, а не с одной только тревогой в душе, которую могут и не принять в расчет: мало ли что схимнику в его глухомани таежной померещилось!

Столько гостей хозяин аила не ожидал и потому несколько растерялся. Отвечая на приветствие "эзен", добавил, обескураженно разведя руками:

- Ок, пуруй! Чем же я вас угощать буду?

Отец Никандр отозвался на родном языке Сабалдая:

- Тем, что земля и небо тебе послали, старик!

И протянул хозяину аила пятирублевую ассигнацию.

Сабалдай бережно спрятал деньги и сделал знак жене.

Тиндилей вышла из аила, села на лошадь и помчалась на

пастбище к сыновьям.

- Какие новости в горах? - спросил гость, отхлебывая чегень из пиалы. Что люди говорят?

Старик ответил уклончиво:

- Скот пасем, детей растим, внуков. В гости не ездим, и сами гостей давно не встречали. Как узнаешь о новостях, если дома сидишь, в огонь смотришь?

Отец Никандр усмехнулся и отодвинул пиалу:

- И о боге предков Белом Бурхане ничего не слышно?

- Болтали люди. Еще летом.

- А сейчас что болтают про хана Ойрота?

- Ноги болят, старый уже. Дома сижу, в огонь смотрю. Ничего не говорит От-Эне!

"Вот и пойми его!-рассердился отец Никандр. - Ни "да", ни "нет"! Ох уж, эта азиатская хитрость! Ничего, ты у меня все равно заговоришь! Заставлю".

Сабалдай уже рассмотрел гостя, и по рассказам тех, кто виделся с ним на Чулышмане, на больших стойбищах и в собственных домах, он без труда узнал "черного попа" - главного начальника всех русских монахов.

Раскурив трубку, Сабалдай протянул ее отцу Никандру. Но тот отмотнулся бородой, не скрыв усмешки:

- Дым не глотаю. Грудь болит. Сабалдай кивнул: и среди алтайцев есть люди, что никогда не берут трубку в рот.

- Может, араку пить будешь, поп?

- У меня своя арака! - хохотнул тот. - Эй, кто там? Корзину из моего возка! Да не всю, олухи! Двух бутылок хватит, себе можете пяток взять...

Половину русских слов Сабалдай не понял, но суть распоряжения "черного попа" уловил, а скоро появилось и подтверждение его догадки - две больших и длинных бутылки темного стекла.

Кабак-араку Сабалдай не любил - крепкая. Но, если гость надумает угостить, не откажется. Другое тревожило его сейчас: этот поп никогда не уезжал из аила или юрты, пока мелкими козявками красивый и белый лист в своем садуре не испачкает - сказки любит, легенды, песни... Хорошо, что у Сабалдая свой кайчи есть! Только не хочется гостю Курагана показывать вдруг уговорит глупого парня, на Чулышман увезет?

- Как зимовать думаешь, хозяин? Где?

- Изба есть, - пробормотал Сабалдай, - в русской деревне. Хорошая изба. И аил теплый...

- А соседи кто у тебя, друзья?

Трудный вопрос Сабалдаю задал "черный поп"! Растерял он всех своих соседей после того, как Яшканчи похоронил Шонкора и откочевал неведомо куда. А потом и Мендеш с Суркашем ушли из своих долин, оставив Сабалдая одного на десятки верст кругом...

- Нету, поп. Никого нету. Откочевали до большого дождя.

- А ты почему не стал кочевать?

- Подождать хотел. А дождь прошел - кочевать не надо.

И это решение далось пастуху не так просто. Как только овцы подъели последнюю траву, решил и он кочевать следом за Суркашем, да замешкался и опоздал: голодная тонина шерсти пошла. А это был грозный признак. Опустил руки Сабалдай: давно не трогала беда его стад и его аила, стороной шла - у Яшканчи, Мендеша и Суркаша загостилась... Потом хороший дождь прошел, смыл немного слезы с лица пастуха. К осени наладился, отъелся скот, а вот молодняк успело задеть крыло засухи... Как все это попу рассказать?

Отец Никандр не стал ждать мяса. Раскупорил одну из бутылок, налил в граненый стаканчик своей золотистой араки, выпил. Потом в пиалу Сабалдаю плеснул:

- Угощайся, старик. Значит, в зиму ты без кормов остался, на одну тебеневку3 надеешься? А если, не приведи господи, джут ударит, как уже бывало не раз?