Белый Бурхан

- Значит, сызнова в путь-дорогу? - спросил Макар, покончив с кашей в очередь с Родионом. - В такой-то обутке? Хочешь, я тебе сапоги новые подарю?

Родион только усмехнулся: про такое разве спрашивают? Хочешь - дари, не хочешь - не дразни попусту!

Поднялся Макар, чтобы в последний раз по покосу пройтись, копешки пересчитать, на возы их перемножить, мысленно на скот поделить. Набрел на Кузевана, одиноко помахивающего литовкой. Не литовка уже стала, а перышко! Ей не то, что траву косить, картошку уже чистить нельзя - сточилась вся. Новую не купит! Жаден.

- Может, свою литовку дашь завершить косьбу?

- Да куда тебе хватать-то? И так больше моего наворочал!

- У меня и скотинки поболее...

Да, жаден Кузеван... До безбожия жаден!

- Уйдет этот бродяг? - спросил тот, не бросая работы.

- Его воля.

- А ты не пускай!

- К ноге привязать, что ли? - рассердился Макар. - Как он сам порешит, так и будет. Чего ему тута? С голодухи ноги в зиму вытягивать? Видал я его капиталы - по нонешным ценам и на порты добрые не хватит...

- Лих, бродяг! - покрутил головой Кузеван и взмахнул свою источенную литовку на плечо. - Не всяк так-то может: встал - да пошел...

- Тебе-то что за печаль? - удивился Макар.

- Если б не хозяйство... - вздохнул Кузеван и тут же зарделся как маков цвет.

У Макара враз встали уши топориком:

- С ним бы пошел?! Да ты в уме ли, Кузеван? Только-только крепкой ногой на земле стал, а уж в святые места тянет?

- Тянет, Макар... - признался Кузеван. - Своими глазами на тот рай хоть разок взглянуть!

Махнул Макар рукой: коли уж сам Кузеван на греховную ту сказку клюнул, то уж в самой-то деревне Родион себе сопутчнков и подавно сыщет! Голи-то что вшей в исподней рубахе!

Да, не зажиться в своей заброшенной избенке Родиону. Не жилье это уже, а развалины, годные только на дрова, да и то - баню топить, а не горницу: гниль одна. Потоптавшись немного на когда-то обжитом месте, Родион отправился к Макару и Акулине за советом и обещанными сапогами.

Макар жил крепко: дом, рубленный крестом, - чистый и просторный, полы застланы домотканиной, потолки и стены расписаны затейливыми узорами из букетов цветов и птиц на ветках. Такие же узоры на полатях, скамьях, сундуках, прялках... Акулины работа! Она у Макара на все руки мастерица - и кочергой, и литовкой, и иглой. Еще в девках этим славилась! Повезло Макару, что и говорить... Жена, что божья пчела в доме - муж столыко возами не навозит, сколько хорошая жена лукошком своим берестяным натаскает!

Встретили его соседи душевно - самовар выставили, свежий калач раскрошила на ломти жена Макара, медку целую чашку под нос гостю подкатила. Пожалел Родион, что не оженился в свое время, а теперь уж ему это баловство без надобности. Зиму б отжить, а по весне Родион сызнова на ту окаянную дорогу ушел бы, каб не манила лазоревым цветом земля обетованная...

- Ну, чего порешил? - спросил Макар, протягивая обещанные сапоги на крепкой подошве. - Идешь аль тут зимуешь?

- Не пошел бы, да нужда гонит! - вздохнул Родион, примеряя обновку. Домок мой никудышный стал, ветродуйный. Да и к крепкой зиме время летит, к погибели. Пока до тех болотин окаянных дойдешь - зима ляжет за спиной, а там - тепло, завсегда лето!

- Эт - как? - удивился Макар. - Без снегу, что ли?

- Само собой, ежли - лето!

Встал Родион, притопнул сапогами, ухмыльнулся: хорошо сидят на ноге, крепко - не жмут и слабины нету.

- Ну, бог тебе помогай, Макар! - отмахнулся Родион крестом в передний угол, на Акулину покосился. - И тебе, хозяйка, тож.

- К Кузевану пойдешь? - насупился Макар.

- Мало ль? Мои пути не запечатанные!

- К Кузевану не ходи. Не тот человек стал, хоть и в крепкой вере стоит. Грабит всех подчистую!

- Меня не ограбит! - глухо уронил гордые слова Родион. - Мои деньги, хоть и малые, но шибко чижолые! Для кого, может, и рупь в них видится, а для меня - сама красненькая! Потому - трудом большим тот рупь взят, а не с неба упал!..

- Хочешь, напрямик все скажу? - насупился Макар. Родион мотнул головой, поднял лицо и с ухмылкой на губах и в глазах сказал, едва ли не в насмешку:

- Зачем, Макар? Напрямик только ружье бьет, человек-то, если он при уме состоит, кривулиной любит с другим человеком...

- Возьмешь нас в свой путь с Акулиной?

- Эх, Макар... Это ж не на ярманку ехать! Сиди на месте, не суетись! Чего тебе от той страны, которой, может, и на свете нет?

- Зачем дразнишь его? - спросила Акулина и осуждающе покачала головой. - Ну, собрался мужик идти куда глаза глядят - пусть идет. Тебе-то что? Или и у тебя, Макарушка, зачесалось?

Удивленно взглянул на жену Макар: ишь, глазастая! Что он, старик, чтобы на печке зад всю зиму греть? Можно и прогуляться до весны: людей посмотреть, себя показать... Люди - не камни, мохом обрастать не любят!

- На ярманку-то все равно ехать надо! Куда лишнюю животину девать? Кузевану за монету с глухим звоном*?

* Монета с глухим звоном - фальшивая.

- Кто тебя держит? - вздохнула Акулина. - Поезжай! Тебе же лишний мужик при скотине!

- Не могу я на него ярма надевать! - вспылил Макар. - Не из тех он, не из безгласных! Язык - бритва, ничего не боится... Сам не пойму - не то из святых он, не то из придурков...

Макар отошел к окну, ткнулся лбом в стекло.

Не разуверился Родион, нет! И в свою райскую страну верует! Может, и есть она где?.. Но тут прав Кузеван, выходит: не каждому человеку в нее ход есть... Вот Родиону - есть, а им с Кузеваном? Грехи-то тянут! А по-другому если посмотреть: почему бы ему, Макару, и не проводить Родиона до Чуй? Ярманка-то там - издавна... От Кузевана убережет ради Христа юродивого, а там пусть идет, куда хочет! Все один грех с души долой... А может, и не один!

Порешив с трудным делом, Макар повеселел. И уже копошась во дворе, подумал какой-то отдаленной мыслью:

а если и взаправду сыщет? И враз опустились руки, плетями упали - не поделится ведь потом, не скажет верной дороги. Сходить к Кузевану, за самоваром с ним посидеть? И об ярманке сговориться, чтоб поодиночке со скотом не хлопотать...

"А Родион с нами пойдет! Погонщиком, а?"

И сам себе ответил:

- Вот и ладно. Все лишнего человека не нанимать!

Погода ломалась, то обещая ровное тепло бабьего лета, то попугивая ледяными дождями и уже ослабевшими грозами. Отчетливая рыжинка пошла по лесам и полям, но травы было еще вдосталь, и скот не приходил с пастбищ голодным. Но грядущая слякотная осень и тяжелая зима пугали не только Родиона, но и крепких хозяев. Летняя жара и сушь подломили их надежды, заставили подумать о сокращении поголовья убоиной или продажей. Те, кто имел свободные деньги и запасся сеном, могли по этой тревоге и дешевого скота подкупить, и мясом запастись на всю зиму, хотя бы и в солонине.