Этюды любви и ненависти

Естественно, что Серафимович был среди защитников еврейского народа от кровавого навета во время суда над Бейлисом.

Свою лучшую вещь, роман "Железный поток" (1924), посвященную одному из эпизодов Гражданской войны – прорыву Таманской армии, обремененной обозами с женщинами, детьми, стариками и ранеными, с Кавказа на Север – Серафимович "построил" по принципу Исхода. Все герои имеют библейские прототипы, включая главного – Кожуха, в котором соединились пророческий дар и косноязычие Моисея, религиозный экстаз Аарона и военная выучка Иисуса Навина. "Железный поток" движется в Землю обетованную, в Совдепию, преодолевая неимоверные препятствия – географические, политические, движется вопреки недоверию и слабости духа детей "Корея", сминая новых и новых амаликитян. Язык романа лаконичен и афористичен – точная ориентация на Библию. Не исключаю влияния рассказа Льва Лунца "В пустыне" (1922), которому близкий к Серафимовичу М. Горький дал высокую оценку. 13 октября К рассуждению о "деле" А.В. Сухово-Кобылина (1817-1903). Я уверен, что барин пожелал избавиться от Симон-Деманш. Слуги угадали и выполнили непроизнесенный приказ. Можно сказать, таких слуг нет: увы, в России были Савельичи и герои "Кому на Руси жить хорошо", вроде совершенно счастливого дворового:

Жена – раба любимая… или Ипата, хваставшего тем, что он холоп князей Утятиных: "и весь тут сказ", или крестьянина Клима Яковлевича, ломавшего комедию перед выжившим из ума помещиком:

"Горда свинья: чесалася о барское крыльцо". Или самый страшный пример "Про холопа примерного – Якова верного", повесившегося на глазах барина, – такой была его месть за надругательство.

Где Некрасов, где Шекспир, где Сухово-Кобылин? У Шекспира в "Антонии и Клеопатре" есть дивная сцена. Триумвират (Лепид, Антоний, Октавий) пируют на корабле в гостях у Секста Помпея (сына великого Гнея). Его слуга советует убить гостей и стать владыкой Рима. На это Секст отвечает знаменитой тирадой:

… (Шекспир У. Антоний и Клеопатра. Акт II, сц. 6) Иными словами: спрашивать не надо – надо делать. И слуги Сухово угадали без приказа… Таковы рабы в России… Их имел Сталин.

17 октября Вспомнил великого историка Полякова. Он меня любил и ценил. Познакомил меня с ним друг Давид Черняховский. Поляков назвал меня гением, что зафиксировано в личном ко мне письме. До этого в устной беседе нечто похожее произнес Шмуэль Эттингер.

Звонил Поляков мне иногда по несколько раз в неделю. Для него я был полигоном его идей. Вот небольшой некролог.

Поляков Леон (Лев, Арье) Владимирович, (1910-1997) родился в Санкт-Петербурге, умер в Париже, имя дано в честь Льва Николаевича Толстого, поклонником которого был его отец. Не любил, когда я называл его Леоном. Требовал "Льва". В конце жизни занимался исламом. Иронически процитировал Ларису Рейснер, назвавшую Магомета – "небогатым капиталистом", и добавил, что, по его мнению, это соответствует статусу магометанского Бога. "Продолжаю обличать ислам. Гнусная религия. Сложно объяснить почему. Отношение к Израилю: Я был в Тель-Авиве, когда убили Рабина. Кажется, дурак эфиоп Амир убил. Но после этого Израиль стал для меня менее привлекательным… Вы поймете, что я хочу выразить, к сожалению" (из письма С. Дудакову от 24 февраля 1997 г.).

Поляков Л. Арийский миф: Исследование истоков расизма. СПб., 1996; Он же.

История антисемитизма: Эпоха веры. М.; Иерусалим, 1997; Он же. История антисемитизма: Эпоха знаний. М; Иерусалим, 1998. 24 октября Жаль, что рабочее название моей книги "Запах чеснока" не "прошло". Я с наслаждением читаю воспоминания Веры Николаевны Фигнер (1852-1942) "Запечатленный труд". Дивное название, почти не уступает герценовскому "Былое и думы". Я имею в виду название. И очень обидно, что я почти ее не использовал, начиная с чесночного запаха. Фигнер рассказывает о зверствах одесского прокурора генерала Стрельникова. Свое кредо он формулировал просто, переиначив известное изречение Екатерины II: "лучше захватить девять невиновных, чем упустить одного виновного".

О его "подвигах" Фигнер пишет много, в частности об омерзительном отношении к евреям. Родителям арестованных он говорил: "Евреи блудливы, как кошки, трусливы, как зайцы". Другим сообщал, что готовит процесс "с чесночным запахом". Судьба прокурора была предрешена. Причину его устранения Фигнер усматривает не в антисемитизме государственного мужа – для нее это хотя и важная, но лишь деталь, а в деморализующем влиянии на публику должностного лица, обливавшего грязью народовольцев, представлявшего их как банду уголовников, которые действовали из личных побуждений, прикрывая политическими декларациями испорченность натуры (см.: Фигнер В. Запечатленный труд // Собр. соч. М., 1926. С. 306).

Второй момент, не акцентированный мной. В главе о Толстом и Бондареве я указал на попытку революционеров использовать сектантское движение в России.

Народовольцы тоже к этому стремились. По словам Фигнер, хотя результатов не было, но мысль, что надо стучаться в двери сектантов и старообрядцев, не умирала. Так, члены "Народной воли" посылали в Тверскую губернию, к известному Сютаеву, знакомому Толстого, одного рабочего. Сама Фигнер, по-видимому, в успех дела не верила, но живучесть "идеи" иллюстрировала деятельностью Марка Нотансона, который и 30 лет спустя не терял надежды (Там же. С. 301-305). Ирония мемуаристки очевидна. И вправду сказать, кто больший знаток славянской души, как не еврей?! Кстати, Фигнер упоминает многих знакомых Бондарева: А.В. Прибылева (Корба), Н.А. Жебунева, B.C. Лебедева.

Запнувшись на сектантстве, я вспомнил о средневековых интеллектуальных течениях, известных как "стригольники" и "жидовствующие". О персоналиях этих течений написано очень мало. Исключение – посольский дьяк Федор Васильевич Курицын. О других мы знаем отрывочно или почти ничего. Но вот счастливое исключение, где в одном имени соединены и псковская ересь конца XIV в., и новгородская конца XV в.

Мы знаем лишь его духовное имя – чернец Захария: звучит почти как имя основателя секты "жидовствующих" Схарии. Имя Захарий одно из излюбленных имен новгородских посадников. Наш чернец был настоятелем Благовещенского монастыря под Новгородом, по другим сведениям – игуменом Немчинова монастыря Холмского округа Псковской области (Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. Париж, 1959. Т. 1. С. 495). На него стали поступать доносы архиепископу, что он "не приобщается" и запрещает "приобщаться" инокам. Привлеченный к дознанию, он сказал: "А у кого приобщаться, если все попы, митрополит и владыки стоят на мзде?". Суд признал Захария "стригольником", архиепископ сослал его в отдаленную пустынь. Как известно, великий князь Иван III сочувствовал движению, возможно, под влиянием Курицына – "диктатуры сердца", как ехидно писал о нем профессор богословия Карташев. По грамоте великого князя Захарий был освобожден под клятвенную подписку оставить заблуждение. Вероятно, не желая подчиняться духовному насилию, Захарий в 1487 г. бежал в Москву, где присоединился к "жидовствующим". Одновременно стал рассылать обличительные письма против гонителя еретиков архиепископа Геннадия. На соборе 1490 г. Захарий был осужден, лишен сана и отправлен в Новгород к своему злейшему врагу Геннадию, где его как "врага Божия и хульника христианского" предали "посмеянию" и заточению, т. е. гражданской, а не физической казни. Дальнейшие следы протестанта теряются (см.: