Пакт, изменивший ход истории

Наступление на позиции капитализма шло и в других местах. В западной, капиталистической части Европы коммунисты, заслужившие доверие масс своей самоотверженной борьбой против фашизма, явно теснили классовых врагов. «Таков закон исторического развития», комментировал Сталин рост влияния компартий в Европе в итоге войны, явно имея в виду оборотную сторону медали — ослабление буржуазной демократии ^{687}. В Англии на парламентских выборах 1945 г. лидер консерваторов У. Черчилль, приведший страну к победе в тяжелейшей войне, вынужден был уступить премьерство лейбористу К. Эттли. В громадной Азии, включая многомиллионный Китай, леворадикальные силы также брали верх над своими противниками. Начался распад мировой колониальной системы, что, согласно марксистской теории, окончательно подрывало позиции капитализма. Напрашивался однозначный вывод о плодотворности внешней политики, которую проводил Советский Союз, последовательно противопоставляя себя капиталистическому миру. Разве не стоило продолжить и развить то, что было начато большевиками еще в 1917 году?!

С обострением Холодной войны в политико-пропагандистский оборот были запущены новые определения с выраженными, как и в прошлом, глобальными целями. Помимо откровенно конфронтационной формулы «двух лагерей», озвученной А.А. Ждановым на совещании Коминформа 1947 г., интересам идейно-политического обоснования линии на противостояние с Западом служили и другие определения: «эпоха борьбы двух противоположных общественных систем», «эпоха социалистических и национально-освободительных революций», «эпоха крушения империализма», время «торжества социализма и коммунизма во всемирном масштабе» и т.п. ^{688}

Рассматривать такого рода заявления — официальные, имевшие силу партийно-государственных предписаний — как чисто (или преимущественно) пропагандистские, предназначенные исключительно для «внутреннего пользования», некорректно. Их назначение не ограничивалось тем, чтобы закрепить в сознании советских людей образ капиталистического врага «по ту сторону баррикад». Объективно не меньшее значение имел международный резонанс подобных заявлений, реакция на них за рубежом. Учитывая громадное значение идеологического фактора в международных отношениях новейшего времени, не стоит недооценивать последствия этих заявлений. Особенно в плане воздействия на умонастроения и политику демократического Запада — ведь они вызывали ответную реакцию, и не только пропагандистскую.

Поскольку во Второй мировой войне сталинское руководство преследовало далеко идущие антикапиталистические цели (отнюдь не совпадавшие с подлинными национально-государственными интересами страны), последующий разрыв союзнических отношений с демократическим Западом был неизбежен. Чем ближе был конец войны, тем явственнее проявлялось стремление сталинского руководства к действиям, не учитывающим ни ранее согласованные межсоюзнические решения, ни интересы западных партнеров по коалиции.

Президент США Ф. Рузвельт, которого трудно заподозрить в предвзятом отношении к советскому союзнику, незадолго до смерти (он скончался в апреле 1945 г.) говорил в приватной беседе: «Мы не можем вести дела со Сталиным. Он нарушил все до единого обещания, которые дал в Ялте (в частности, договоренность о проведении свободных выборов в странах Восточной Европы. — В. Н.)» ^{689}. Г. Трумэн, новый хозяин Белого дома, вскоре пришел к тому же выводу. В начале января 1946 г. он предписывал государственному секретарю Дж. Бирнсу такую линию поведения в переговорах с Советским Союзом: «У меня нет никаких сомнений в том, что Россия намеревается вторгнуться в Турцию и захватить проливы, ведущие из Черного моря в Средиземное. До тех пор, пока Россия не встретит твердого отпора в делах и словах, еще одна война будет назревать. Единственный язык, который они [русские] понимают — “сколько у вас дивизий”? Я не думаю, что мы должны и впредь играть в компромиссы» ^{690}. И уже в следующем году была провозглашена «доктрина Трумэна», в которой США призвали все страны мира «сделать выбор между исключающими друг друга путями жизни» ^{691}. Хорошо, что «вовремя отступили» в своих территориальных требованиях к Турции, вспоминал В.М. Молотов: «А так бы это привело к совместной против нас агрессии» ^{692}.

Дж. Гэддис пишет о завершающем этапе Второй мировой войны, что уже тогда не оставалось сомнений в нежелании Советского Союза сотрудничать с Западом для поддержания существующего баланса сил. СССР, продолжает он, стремился к максимальному расширению своего влияния и даже, «если позволят обстоятельства, готов был пойти на риск войны, чтобы добиться этого» ^{693}. В свою очередь В.И. Дашичев подчеркивает, что в послевоенной советской внешней политике «на передний план вышло распространение социализма сталинского типа повсюду, где только возможно». В таком случае, каким был Советский Союз для другой стороны? Державой, «чье руководство стремится военным путем ликвидировать буржуазные демократии и установить коммунистический строй советского типа во всем мире» ^{694}. Своим преемникам Сталин оставил, писал М.Л. Гефтер, «неуходящие замыслы и средства, способные решающим образом влиять на ход мировых дел» ^{695}. Понятно, что стремление Советского Союза «контролировать и подчинять других» и «решающим образом влиять на ход мировых дел» наталкивалось на самое решительное противодействие.

Самодовлеющая цель социализма, олицетворяемого Советским Союзом, состояла в том, чтобы, используя всевозможные средства, добиться стратегического перевеса в послевоенном мире. Публичные заявления представителей высшей партийно-государственной номенклатуры определенно указывают на эту цель.

Известно, что Сталин придавал абсолютное значение фактору силы в международных отношениях. Именно как отражение политики подготовки к возможной войне восприняли за рубежом его заявление феврале 1946 г. о советских планах наращивания втрое промышленного потенциала страны во избежание «всяких случайностей» ^{696}. Через месяц, в получившей широкую огласку речи в Фултоне (США) У. Черчилль, оговорившись, что не верит в то, что Советская Россия хочет войны, однако, добавил: «Чего она хочет, так это плодов войны и безграничного распространения своей мощи и доктрин» ^{697}.

Холодная война стала естественным продолжением Второй мировой войны для тех, кто с самого начала считал мировую войну еще одной, после «похода 14 государств», попыткой сокрушить советский социализм. На этот счет имеются исторической значимости документальные свидетельства, принадлежащие самым высокопоставленным деятелям сталинского времени. И, что следует подчеркнуть, высказывания таких, в общем, не совсем схожих деятелей, как М.М. Литвинов, В.М. Молотов, Н.С. Хрущев. Хотя все трое принадлежали к руководству страны, к ним нельзя подходить с одной и той же меркой. Тем больший вес приобретает то, что все они едины в том, что привело к Холодной войне между недавними союзниками.

Лишь после кончины М.М. Литвинова американский корреспондент решился обнародовать интервью с ним, взятое в Москве летом 1946 г. На вопрос, почему Восток и Запад не могут жить в мире, Литвинов ответил:«С моей точки зрения, глубинная причина этого кроется в господствующей в нашей стране идеологической концепции, согласно которой конфликт коммунистического мира с капиталистическим неизбежен» ^{698}. Встреча с корреспондентом подслушивалась, и Сталин с Молотовым получили полную запись интервью ^{699}. [60]