Римская история в лицах

Сулла вместе со вторым консулом Квинтом Помпеем объявили юстиции — временную приостановку всех общественных дел, включая и созыв народного собрания. Тогда молодцы Сульпиция напали на консулов. Коллега Суллы бежал, его сын был убит, а Суллу, по утверждению Плутарха, отвели на суд и переговоры к Марию, хотя тот был всего лишь частным лицом. Читатель, вообрази себе эту встречу! Свидетелей, видимо, не было, но результат известен: Сулла отменил юстиции и немедленно покинул Рим. Он отправился в Капую к своей уже почти готовой для азиатского похода армии. Законы Сульпиция были приняты. На том ли самом собрании или позже, но во всяком случае уже после отъезда Суллы, Сульпиций неожиданно предложил и сумел провести в собрании народа то самое назначение Мария командующим против Митридата, с которого я начал рассказ о последних событиях в Риме.

Как понять это странное предложение назначить старого воина, не справившегося с командованием даже в Италии во время Союзнической войны, полководцем в далекую Азию? По мнению Моммзена, Сульпиций боялся, что Сулла вернется в Рим во главе своих легионов и рассчитывал на еще не совсем утраченную среди римского плебса и ветеранов популярность Мария для организации отпора оскорбленному консулу. Сам же Марий так долго мечтал вновь оказаться в роли главнокомандующего, что не сумел отказаться от предложения трибуна. А может быть, он полагал, что справиться с азиатами Митридата будет легче, чем с мятежными италиками. Моммзен считает, что Сульпиций ошибался, и Сулла благополучно отбыл бы в Азию. По мнению историка, именно решение о назначении Мария спровоцировало его на то, чего опасался трибун. А может быть, всадники, на которых опирался Сульпиций, не захотели допустить Суллу в Азию? Так или иначе, но вслед за ним к армии прибыли два римских трибуна с известием, что Сулла отстранен от командования и ведение войны с Митридатом поручено Марию.

Однако не таков был Луций Сулла, чтобы его можно было вот так просто взять голыми руками. Он собрал воинов и прозрачно намекнул им, что, скорее всего, Марий для войны в Азии наберет другое войско. Между тем солдаты Суллы, наслушавшись легенд о сказочной добыче, которая (как раз сто лет назад) после Сирийской войны досталась римским легионерам, рвались в поход против Митридата. Для изложения хода дальнейших событий предоставим слово Аппиану:

«На собрании Сулла, — пишет наш историк, — говорил о наглом в отношении него поступке Сульпиция и Мария, не распространяясь ясно о всем прочем: он не решался еще говорить о предстоящей войне против них, а убеждал лишь войско быть готовым к исполнению его приказаний. Воины понимали, что у Суллы было на уме, и... требовали от него вести их смело на Рим. Обрадованный Сулла тотчас же двинул в поход шесть легионов. Командиры войска, за исключением лишь одного квестора, не соглашаясь вести войско против своей родины, убежали в Рим. На пути Суллу встретили послы оттуда и спросили его: почему он с вооруженной силой идет на родину? Сулла отвечал им: освободить ее от тиранов». (Там же. I, 57)

По дороге к Сулле присоединяется второй консул Квинт Помпей. Сенат просит их обождать, пока он обсудит ситуацию. Сулла, если верить Плутарху, соглашается, делает вид, что разбивает лагерь, но высылает воинов вслед за послами сената и захватывает городские ворота. Затем два легиона в боевом порядке, со значками впереди вступают в город. Это, как мы бы теперь выразились, новый виток эскалации беззакония. Я уже упоминал, что древний республиканский закон запрещал воинам при оружии находиться внутри городских стен. В течение последнего полувека их, тем не менее, туда дважды вызывали для усмирения мятежных трибунов: сначала Гая Гракха, потом Сатурнина. Но все-таки тогда воинские отряды появлялись по вызову находившегося в городе консула и с согласия сената. Теперь же консулы во главе взбунтовавшегося войска входили в Рим как в неприятельский город — под звуки труб, в предшествии знамен, готовые к сражению на его улицах.

Аппиан, писавший свою историю во II веке от Р.Х. и потому знавший все последующее, сопровождает свое описание этих событий следующим полным горечи комментарием:

«Таким образом, междоусобные распри переходили из споров и борьбы на почве честолюбия в убийства, а из убийств в открытые войны, и гражданское ополчение тогда впервые вступило на родную землю как во вражескую страну. С тех пор междоусобные распри, которые решались с применением военной силы, не прекращались, происходили постоянные вторжения в Рим, бои около укреплений и все прочее, что полагается во время войн. Так как среди действовавших насилием пропало всякое уважение к закону, государству, родине». (Там же. I, 60)

События же в Риме развивались следующим образом. Сульпиций и Марий собрали своих приверженцев и попытались дать бой первым легионам Суллы на Эсквилинском холме. Их удалось остановить. Но в это время в город вступают еще четыре легиона, причем часть войска, вошедшая через другие ворота, угрожает зайти в тыл защитникам Эсквилина. Призывы к гражданам, обещание свободы рабам — все тщетно. Никто не является на помощь. Поняв безнадежность своего положения, противники Суллы обращаются в бегство. Значительная их часть, опасаясь расправы, покидает Рим. В том числе Сульпиций и Марий.

А что же победитель? Вопреки исторической славе о его жестокости (впрочем, впоследствии вполне заслуженной), приходится отметить, что в тот раз никаких массовых репрессий не было. И даже наоборот. Если верить Аппиану то Сулла...

«...приказал подвергнуть наказанию на виду у всех некоторых из числа своих воинов, которые попутно занимались мародерством. После этого Сулла поставил во всех частях Рима караулы, обходил их в течение всей ночи сам вместе с Помпеем с той целью, чтобы не произошло какого-либо насилия ни со стороны напуганных граждан, ни со стороны победителей. При наступлении дня Сулла и Помпей созвали народное собрание и в нем печаловались на то, что государство с давнего времени находится в руках лиц, гоняющихся за приобретением расположения народа, и что они вынуждены были предпринять все происшедшее». (Там же, I, 59)

Однако, помимо выражения печали, собранию народа были предложены, а в той ситуации, можно сказать, предписаны, некоторые существенные коррективы политической практики, направленные к реставрации власти сената и прежнего аристократического характера государственного правления. Во-первых, восстанавливался давний порядок обязательного предварительного обсуждения в сенате всех законов и иных предложений, которые народные трибуны или магистраты собирались вносить в комициях. Во-вторых, голосование в них отныне должно было происходить не по трибам, а снова так, как установил еще царь Сервий Туллий: по центуриям различных имущественных классов. Напомню, что согласно этому установлению центурии 1-го класса получали 98 голосов, а все остальные (со 2-го по 5-й класс) — только 95 голосов. Народное собрание утвердило предложения консулов.

Наиболее чувствительным образом эти порядки ударяли по власти и влиянию народных трибунов. Революционная практика послегракховского периода свела на нет возможности сената обуздывать непокорных трибунов с помощью вето их коллег. Эти бунтовщики стали заправлять политической ситуацией в Риме. Теперь они были возвращены под контроль сената.

Законы Сульпиция были, разумеется, отменены. Кроме того, Сулла пополнил сильно обезлюдевший во время Союзнической войны сенат тремястами новыми сенаторами по своему выбору, тем самым присвоив себе полномочия цензоров. Без лишних колебаний он прибрал к рукам и чрезвычайную судебную власть: народный трибун Сульпиций, спаситель Рима, и шестикратный консуляр Марий, его сын и бежавшие из Рима их видные сторонники — всего 12 человек, вопреки древнему праву апелляции к народному собранию, объявлены Суллой вне закона, то есть приговорены к смерти. Любой гражданин мог их убить. Имущество беглецов было конфисковано, в погоню отряжены преследователи. Сульпиций был захвачен и убит. Марию после многих приключений удалось бежать в Африку. Плутарх негодует на эту свирепость, вспоминая, в частности, что Марий незадолго до того спас Суллу когда наемники Сульпиция готовы были расправиться с ним.