Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду

Вспомнился Айвенго и другие литературные герои. Такого типа отношения мне больше по душе.

Раздумья прервали просыпающиеся люди. Видел, как мать поднялась, оделась и вышла из дома. Принесла дрова и затопила печь. Стали вставать люди. И я встал, оделся, заправил одеялом кровать. Все вышли из дома. Надо было и мне идти к себе, успеть снять пробу завтрака, узнать о наших, о ближайших планах. Как мне уйти, как попрощаться? Подошел к кровати. Люба посапывала во сне, прикрытая пуховым одеялом почти с головой. Я отвернул одеяло и поцеловал ее в лоб. Она, не раскрывая глаза, протянула руки, обхватила мою голову, притянула к себе и впилась в мои губы. Стал задыхаться, с трудом отстранился, расцепил ее руки на затылке, пригрозил пальцем и ушел из дома.

Узнал, что подразделения бригады ушли в новый район сосредоточения, ближе к месту предстоящих боевых действий. У нас оставили часть неисправной техники: колесные машины и два танка, которые должны за сегодняшний день отремонтировать.

Впереди марш, бои. Окруженный под Сталинградом враг не сдается, упорно сопротивляется и сковывает большие группы наших войск. Он должен быть разбит. Это сулит нам немалые потери. Новую технику не получаем, большой некомплект в личном составе. Такое же состояние и в других рядом действующих частях и соединениях, вышедших из боев. Поговаривают, что немцы создали сильные участки обороны, еще хорошо вооружены. На что рассчитывают наши? На энтузиазм? Жалко терять здесь наших людей. Может, немцы капитулируют?

До обеда забежал к своим знакомым, сказал им, что с часу на час должны выехать, что основная масса нашей части уже ушла.

Патефон стоял на окне. Я с грустью на него посматривал, смотрела и Люба. Он отвлек на какое-то время от действительности, вернул домой, в школу, к друзьям детства, свел с Любой. Мы все молчали, каждый думал о своем. Люба как-то сникла. Я знал, что эта девушка-женщина на всю мою оставшуюся жизнь войдет в мою память, но только не в душу… Стала ли она мне близкой, родной? Близкой возможно, но не могу сказать, что родной. Все же считал себя чем-то обязанным перед этими людьми, и было бы несправедливым вот так оставить их. Они невообразимо хорошо ко мне отнеслись, и казалось, что я должен как-то отплатить тем же, связаться с этой семьей если не сейчас, то оставить какие-то нити, нас связующие.

— Где бы я мог вас найти, если живой останусь?

— Не знаю, — ответила Люба, — в Сталинграде дом наш разрушен, а где мы будем, не знаю. Возьми наш сталинградский адрес.

Люба в блокнотик записала адрес, вырвала листок и протянула мне. Я положил его в нагрудный карман гимнастерки.

— Чтоб живой остался и к родным своим вернулся, — пожелала мне мать Любы.

— Спасибо за тепло, ласку. Не забуду вас. Желаю встречи с мужем вашим и с отцом тебе, Люба. Спасибо вам.

И я с нелегкой душой поднялся, попятился к двери. Мать поднялась, поцеловала меня трижды по русскому обычаю в щеки и промолвила:

— Иди, чтоб бог сохранил тебя, — и перекрестила меня. Я подал руку Любе на прощание, она потянулась и поцеловала меня.

Под утро стали вытягивать оставшийся транспорт в походную колонну. До рассвета мерзли кто в кабинах, кто отплясывал вокруг машин под луной. Выехали, когда уже рассвело. Впереди — последний этап Сталинградской битвы.

После нескольких привалов остановились на окраине поселка Варваровка, где, должно быть, расположимся на какое-то время. Домики и дворы были забиты войсками. Наши машины с боеприпасами, горючим ушли за поселок и расположились в балке. Много лежало снега вокруг, намело сугробы, особенно в балке. Воины в большинстве своем находились на улице. Машины застревали в сугробах, и люди то и дело подталкивали их, некоторые брали тягачом на буксир. Народ был все время в движении, и это спасало от замерзания, хотя у многих были «прихвачены» подбородки, щеки, пальцы конечностей.

Наши находили листовки разного цвета на немецком языке, разбросанные на снегу. В них было напечатано обращение нашего командования к немцам о полной капитуляции. Предлагался плен, сохранение жизни, питание, медицинская помощь, возвращение на родину после войны. Если бы они приняли капитуляцию — сколько наших жизней сохранилось бы, да и немецких.

Немцы будут уничтожены, возможно и полностью, если не согласятся капитулировать. Не будет им пощады за все, что причинили нашему народу. Возмездие справедливо в отношении таких кровавых захватчиков во многом больше, чем простое звучание известного афоризма: «Если враг не сдается — его уничтожают!» Им еще гарантируют не только жизнь, но и питание, лечение, возвращение на родину за счет нашего народа. Правда, это спасет и много наших жизней. Воззвание к врагу о капитуляции гуманное, справедливое. Дело за немецким командованием, за Гитлером. Решать-то им, а не простому солдату. Гитлер не пойдет на это. Предстоят жестокие бои на истребление. Фюреры в разные века истории пеклись на словах о благе своих народов и в то же время безжалостно их уничтожали во имя своих амбиций или религиозных догм.

Перед обедом командир роты зачитал нам приказ заместителя командующего 57-й армией: «254-й танковой бригаде к 18.00 9.01.1943 года сосредоточиться в районе Варваровка и к 7.00 10.01.1943 года выйти на исходные позиции севернее Варваровки в район балки Караватка в составе 189-го танкового полка, мотострелкового пулеметного батальона и роты управления. 1-й и 2-й танковые батальоны иметь в боевом резерве. Бригаде действовать в стыке 422-й и 38-й стрелковых дивизий, взаимодействуя с ними. Прорыв оборонительной полосы противника на рубеже с отметкой 111,6 и 97,5».

Роте технического обеспечения приказано развернуть ремонтные мастерские после выхода танковой бригады, на месте расположения 189-го танкового полка.

Видно, немцы капитуляцию не приняли. Предстоят бои. С наступлением темноты наша колонна двинулась на противоположную окраину поселка, и мы стали размещаться на месте ушедшего нашего 189-го танкового полка. Уходили на север и много других частей.

Из формуляра 254-й танковой бригады: «К началу прорыва оборонительных рубежей противника 254-я танковая бригада имела в 189-м танковом полку в составе трех танковых рот 32 танка Т-34. В мотострелковом пулеметном батальоне 2 танка Т-26 и 1 танк Т-60. В 1-й и 2-й стрелковых ротах, танково-десантной роте, минометной батарее насчитывалось 327 человек. Боевой резерв составлял 1-й и 2-й танковые батальоны, в которых имелось 2 танка Т-34, 2 танка Т-26, 1 танк Т-60 и 1 танк Т-70. В состав бригады еще входила рота управления и рота технического обеспечения».

Эту ночь так и не сомкнули глаз — развертывали ремонтные мастерские, размещали личный состав. Люди расположились в домах, которые освободили наши танкисты.

Мне выделили домик для медпункта из одной отапливаемой комнаты. На дрова разобрали остатки сарайчика во дворе, забора уже не было — сожгли.

Утром во время завтрака услышали залпы орудий и минометов. Несколько позже стали раздаваться более глухие бомбовые удары. Началось! Содрогался воздух, и выворачивалась земля, и перемешивалось все, что на ней было. Над нами раздавался свист летящих снарядов, гул самолетов. Продолжалась канонада около часа, а затем все стихло. Если внимательно прислушаться, то можно было различить более редкую артиллерийскую стрельбу, автоматные и пулеметные трели. Задолго до этого выехал наш медсанвзвод к своим боевым порядкам.

В полдень мы узнали от водителей, доставлявших к передовой боеприпасы и горючее, что наши почти не продвинулись и несут большие потери. Были уверены, что часовая артподготовка вывернет и сметет оборонительные рубежи противника и наши успешно пойдут в наступление.

Надежды наши не сбылись. Будто артподготовка велась по ложным целям — оборона врага не сломалась. Немцы хорошо укрепили занимаемые рубежи, организовали участки круговой обороны. Пристреляли объекты и точки перед собой, и их огонь был очень массированным, выводил из строя наших солдат и технику.