Распутин. Выстрелы из прошлого

Но это случится позже, и никто об этом пока что не знает, потому что мы возвращаемся в 1916 год…

Год выдался, откровенно говоря, хреновый. На фронте – сплошные неудачи и отступления – но, что самое печальное, уже нет ни Мясоедова среди живых, ни Сухомлинова на своем посту, так что сваливать вину на них уже не получится. А новых «козлов отпущения», надо полагать, не удавалось изготовить так быстро – требовались громкие имена, пока состряпаешь дело, многое может измениться… Вот, должно быть, жалели, что не оставили про запас парочку «врагов народа»!

Сложный год выдался. Мало того, что то и дело гнали неподготовленные части в наступление, спасая прекрасную Францию, так еще и отправили туда русский корпус, чтобы защищал французов на их же собственной территории.

И никто не знал о письме Витте, написанного великому князю Константину Константиновичу еще в октябре 14-го: «Вот и меня не оставляет мучительная мысль: не проливает ли Россия потоки крови и не бросает ли свое достояние в пламя войны и ее последствий преимущественно для блага коварного Альбиона, еще так недавно натравившего на нас Японию? Не ведет ли Англия нас на поводе, и не приведет ли в такое положение, которое затем потребует от нашего потомства массы жертв, чтобы избавиться от нашего друга? Ведь история ее отношений к Испании и Франции ради уничтожения их конкуренции на морях служит некоторый иллюстрацией ее отношений к современной Германии, с которой английские деятели поклялись вести войну, по выражению одного русского дипломата, “до последней капли русской крови”».

Вот, кстати, что-то мы подзабыли об Альбионе, сиречь о доброй старой Англии…

Ах, какие красивые и благородные слова говорил до войны уже упоминавшийся лорд Холден, еще не изгнанный из военных министров за «духовную близость» к Германии!

«Причина, по которой к 1913 г. должна начаться война, заключается в том, что германскому правительству необходимо натянуть вожжи, чтобы удерживать народ в повиновении».

Лорда, несомненно, надо понимать так, что войной германский кайзер пытается отвлечь свой народ от какого-нибудь революционного взрыва. Как же еще? Британцы, выходит, воевали за святую свободу немцев…

А теперь посмотрим, как они себя вели, когда у них дома, в их собственном королевстве, ирландцы как раз и пытались обрести свободу и независимость…

В апреле 1916 г. ирландцы подняли восстание, так называемое Пасхальное, потому что вспыхнуло оно 24 апреля, в день Пасхи. Около трех тысяч человек, кое-как вооруженных, захватили здание почтамта в Дублине, где провозгласили независимую Ирландскую республику…

Но англичане приветствовали «борцов за свободу», только если означенные поднимали светлое знамя независимости где-нибудь за тридевять земель, скажем в Польше или в Боснии. У себя дома подобное поведение считалось вовсе даже не борьбой за свободу, а гнусным мятежом…

Англичане моментально подтянули артиллерию и вмиг разрушили полгорода, снося орудийным огнем и те дома, где никаких повстанцев не было вовсе – ну что поделать, иначе не подберешься к почтамту… Потом почтамт снесли уже прямой наводкой – а заодно и соседние здания.

Потом добрых две недели в Дублине продолжалась вакханалия. Одних расстреливали «по закону», согласно решению скороспелых военных трибуналов. Но, кроме этого, четырнадцать дней без всякого суда и следствия не только офицеры, но и рядовые солдаты хладнокровно шлепали по ночам мирных горожан. Достаточно было указать на кого-то пальцем и заявить: мол, этот негодяй в душе – повстанец. Приходили и стреляли человека в собственном доме, не утруждаясь разбирательством.

Один-единственный каратель все же попал под суд – капитан Боэн-Колгерст. Он распорядился расстрелять на улице трех журналистов – просто так, стих нашел. Журналисты, ни с какой стороны к восстанию не причастные, оказались очень уж известными – из-за чего капитан и угодил на скамью подсудимых. Будь они простыми сиволапыми горожанами, никто и не подумал бы беспокоить офицера и джентльмена по пустякам… Правда, суд капитана быстренько оправдал, найдя, что в момент отдачи преступного приказа он «находился в невменяемом состоянии». Потом-то резко выздоровел, но в тот момент был напрочь невменяем. Капитан поболтал с бывшими судьями о погоде, одернул френч и, насвистывая, покинул здание суда… Иногда я очень не люблю Англию – и, думается мне, к тому есть кое-какие основания.

Но вернемся в шестнадцатый год, в Санкт-Петербург…

4. Пробуждение призрака

Ничего нет удивительного в том, что военные, в царствование Николая II всерьез вспомнившие о славных временах Гвардейского столетия (см. мою одноименную книгу) впервые за девяносто с лишним лет затосковали о любимой забаве касты во времена этого столетия…

О военном перевороте.

Вновь оживали давным-давно, казалось бы, сгинувшие признаки лихих гвардейцев в пышных кафтанах, когда-то решавшие судьбу трона за карточным столом…

Но это были не призраки, а люди из плоти и крови! Продолжатели славных традиций…

Давно уже пишут о том, что еще при восшествии на престол Николая имело место некое гвардейское смятение. Будто бы императрица-мать, вдова Александра III, видела своего кандидата на престол в ком-то другом – и даже пытались идею реализовать, но безуспешно. Увы, данные об этом скупые и сомнительные, все подернуто туманом и мраком…

В 1906 году снова что-то происходит!

После смерти дворцового коменданта генерала Трепова близкая ко двору генеральша А. В. Богданович оставила в дневнике прелюбопытнейшую запись: «Мадемуазель Клейгельс говорила, что в бумагах покойного Трепова нашли документы, из которых ясно, что он собирался уничтожить царскую семью с царем во главе и на престол посадить великого князя Дмитрия Павловича, а регентшей великую княгиню Елизавету Федоровну».

Это единственный источник, других мне пока что отыскать не удалось. Однако эта история странным образом сопрягается по времени с другой, носящей все признаки достоверности.

В своих воспоминаниях «Пятьдесят лет в строю». А. А. Игнатьев (граф и кавалергард, а потом «красный генерал»), вспоминает о заговоре, который практически в то же время готовил его отец. Игнатьев-старший – это, знаете ли, фирма… Генерал от кавалерии, командовал Кавалергардским полком (элита внутри элиты), состоял начальником штаба Гвардейского корпуса, побывал и командующим войсками военного округа, и генерал-губернатором. Семья и родные – камергеры, генералы, министры, одним словом, классический истеблишмент. Связи в гвардии и в коридорах власти – обширнейшие.

Слово Игнатьеву-младшему: «Он с болью в душе сознавал ничтожество Николая II и мечтал о “сильном” царе, который-де сможет укрепить пошатнувшийся монархический строй. Кадетскую партию и все петербургское общество он считал оторванными от России и русского народа, который, по его мнению, оставался верным монархии. Банки – как состоящие на службе иностранного капитала – считал растлителями государственности…

– Мы попали в тупик, – говаривал он мне, – и придется, пожалуй, пойти в Царское с военной силой и потребовать реформ.

Как мне помнится, реформы эти сводились к укреплению монархического принципа. Спасение он видел в возрождении старинных русских форм управления, с самодержавной властью царя и зависимыми только от него начальниками областей».

Это были не «мечты», а планы!

«Вот и думаю, – говорил он мне, – можно положиться из пехоты на вторую гвардейскую дивизию, как на менее привилегированную, а из кавалерии – на полки, которые мне лично доверяют: кавалергардов, гусар, кирасир, пожалуй, казаков.

Он показал мне однажды список кандидатов на министерские посты в будущем правительстве».

В том, что речь идет о каких-то серьезных и конкретных планах, убеждают дальнейшие события.

Игнатьев-старший должен был участвовать в выборах в Твери (речь шла о земстве, местном самоуправлении). Поехал туда на официальное мероприятие, которое должно было состояться в дворянском собрании…