История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Граждан

При расстреле мирного шествия 9 января Георгий Гапон остался жив и вскоре переправился за границу, где думал объединить революционную эмиграцию, даже созвал съезд в Женеве, но не преуспел в политической сфере. По свидетельству начальника Петербургского охранного отделения жандармского генерала Александра Герасимова (1861–1944), Гапон за границей вел жизнь «на широкую ногу», устраивал кутежи в дорогих ресторанах с женщинами и полностью утерял авторитет в революционной среде. В конце года он смог вернуться в Петербург, пытался с помощью властей воссоздать свою рабочую организацию, на которую ему было выделено 30 000 рублей. Судьба этих денег оказалась печальной: 7000 рублей были растрачены Гапоном, а с 23 000 скрылся кассир только что созданной организации. Гапон заявил в полиции, что готов за 50 000 рублей завербовать своего друга эсера Петра Рутенберга, сделав его осведомителем охранного отделения. 25 000 рублей из означенной суммы Гапон потребовал себе. В апреле 1906 г. Георгий Гапон был найден мертвым на даче под Петербургом. Его убил «за предательство революции» Рутенберг по приказу своей боевой организации. Так, по крайней мере, писал сам убийца. Но у полиции с самого начала были сомнения в правдивости его показаний. На похороны Георгия Гапона в Петербурге пришло много рабочих, не поверивших в предательство их пастыря.

А. В. Герасимов. На лезвии с террористами // Охранка. Воспоминания руководителей политического сыска. Т. 2. М.: Новое литературное обозрение, 2004. – С. 141–344.

И. Н. Ксенофонтов. Георгий Гапон: вымысел и правда. М., 1996.

1 января 1905 г. началась забастовка на Путиловском заводе, вызванная увольнением четырех рабочих. Вскоре она охватила почти весь город. Уже 4 января петербургский митрополит Антоний обратился в Синод с предложением лишить сана «священника-социалиста», не удержавшего членов своей организации от незаконных действий (забастовки в России были запрещены с 1886 г.), а рабочие тем временем почти единогласно поддержали идею Гапона идти за помощью к Царю. Однако мало кто из них знал полный перечень требований, включенных в петицию. Она была составлена к 6 января, при участии эсеров и социал-демократов (хотя известны многочисленные факты, что рабочая масса долгое время отторгала от себя революционеров-провокаторов), и распадалась на две части. «Государь! – начиналось обращение. – Мы, рабочие и жители С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные старцы родители, пришли к Тебе… искать правды и защиты… Нет больше сил… Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук».

Совсем иной, конкретной и деловой, была вторая часть, открывающаяся словами: «Немедленно повели…» Чего же хотели составители документа? Пусть и в своеобразной форме, рабочие формулировали те же самые конституционные лозунги, с которыми ранее выступала либеральная оппозиция. Главной просьбой в петиции Царю был созыв Учредительного собрания: «Взгляни без гнева внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для Тебя, Государь… Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо народное представительство, чтобы сам народ помогал и управлял собой… Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, и для этого повели, чтобы выборы в Учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов. Это самая главная наша просьба, в ней и на ней зиждется всё…» Петиция просила также политической и религиозной амнистии, свободы слова, печати, собраний, скорой передачи земли всему народу, прекращения войны, отделения Церкви от государства и т. п. «А не повелишь, не отзовешься на нашу просьбу – мы умрем здесь на этой площади перед твоим дворцом», – гласило обращение.

Правительство узнало о политических требованиях рабочих 6 января и, на всякий случай, стягивало в столицу войска, однако окончательное решение не пускать рабочих в центр города было принято лишь накануне – восьмого. Император 6 вечером срочно выехал из Петербурга в Царское Село. Многие высокопоставленные чиновники, например министр финансов В. Н. Коковцов, узнали о готовящихся событиях только вечером 8 января. Градоначальник до последнего момента надеялся, что отец Георгий сам «уладит все дело». Но он, напротив, обратился 8 января к Императору с письмом:

«Государь, я боюсь, что министры не сказали Вам всей правды относительно положения дел в столице. Сообщаю Вам, что народ и рабочие в Петербурге, веря Вам, бесповоротно решили прийти завтра к 2-м часам к Зимнему дворцу, чтобы подать Вам петицию о своих и народных нуждах. Если Вы колеблетесь и не захотите показываться народу и будет пролита невинная кровь, то узы, связывающие Вас с Вашим народом, порвутся, и доверие, которое имеет к Вам народ, исчезнет навсегда. Покажитесь же завтра безбоязненно Вашему народу и великодушно примите нашу скромную петицию». Получив сообщение о письме, Император в город не вернулся.

Руководители шествия были осведомлены, что Николая II нет в городе. Тем не менее, 9 января, после воскресной литургии, празднично одетые, многие – причастившись Святых Тайн, тысячи рабочих с семьями двинулись к Зимнему дворцу. Опасаясь расстрела толпы, Гапон посоветовал взять из храмов выносные иконы, хоругви и портреты Государя. «В людей еще могут решиться стрелять, но в портреты Государя, в святые иконы – никогда», – говорил он. Но стрелять решились и в иконы. На приказы войсковых начальников и полиции разойтись рабочие не обращали внимания, и солдаты, по уставу обязанные не подпускать к себе толпу ближе, чем на 50 шагов, после холостого залпа открыли огонь на поражение. «Нет у нас больше Бога! Нет у нас Царя!» – прокричал между залпами толпе рабочих Гапон. И это были пророческие слова. Царя, Царя-отца не стало для очень многих людей из русского простонародья в этот воскресный день. Навсегда.

Дискуссия о числе жертв «Кровавого воскресенья» продолжается и по сей день. По официальным данным, на 10 января число погибших достигало 200 человек, а раненых – 800. Комиссия присяжных поверенных, обследовав больницы Петербурга во второй половине января, сообщила о 1216 убитых и более 5 тысячах раненых. Ни один солдат или офицер в Петербурге в этот день не погиб.

Способ, каким власть пыталась «навести порядок», несогласованность ее действий возмутили всех. Поразительно, но впереди рабочих колонн шли полицейские, управлявшие движением, и когда началась стрельба, они первыми упали от пуль. «Была ли необходимость открыть огонь? – спросил я (двух боевых генералов, очевидцев события). – Безусловно, – сказал один, – а то толпа смела бы войско. – Ни малейшей, – сказал другой… Одно мне кажется несомненным: выйди Государь на балкон, выслушай он так или иначе народ, ничего бы не было, разве то, что Царь стал бы более популярен, чем был… Расстрел на Дворцовой площади еще более отдалил народ от Царя… теперь его уже начали не уважать: „не только править не умеет, но и своего народа боится“, – говорили во всеуслышанье», – писал барон Николай Врангель, отец Белого генерала.

«Тяжелый день! – записал в дневнике Император. – В Петербурге произошли серьезные беспорядки, вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!» Историк Василий Осипович Ключевский назвал «Кровавое воскресенье» «нашим вторым Порт-Артуром». Спустя несколько дней в Московском университете он публично заявил, что власть, стреляющая в собственный народ, обречена: «Николай II – последний самодержец; Алексей царствовать не будет».

После событий 9 января ушли в отставку несколько высокопоставленных чиновников (в том числе и министр внутренних дел князь Святополк-Мирский). Император распорядился отпустить 50 000 руб. на помощь пострадавшим семьям, но манифест по поводу событий так и не решился обнародовать, а слова о недопустимости «пролития священной русской крови» вычеркнул даже из проекта.