Чукотка

- Я начинаю впадать в детство, - проговорил Николай Павлович, глядя себе под ноги.

В учительской после танцев у всех было шутливое настроение. Даже серьезный и молчаливый директор школы как-то к слову сказал:

- Вам бы, Николай Павлович, пожениться с Татьяной Николаевной. Что же будете здесь жить бобылем?

Николай Павлович усмехнулся, затянулся папиросой, пуская колечки, и сказал:

- За мной остановки не будет. Я человек сговорчивый.

- Да, Николай Павлович, и человек вы хороший, и работник отличный вас можно любить. Только разница в летах уж очень большая. Ведь десять лет! - шутливо сказала Татьяна Николаевна.

- Василий Андреевич Жуковский, будучи стариком, женился на юной девушке, - полушутя-полусерьезно проговорил Николай Павлович.

- Впрочем, годы - это дело десятое. На них можно бы и не обращать внимания, если бы вы не были пенсионером, - протяжно произнесла она последнее слово. - Слово-то какое страшное для молодой девушки. Кто ваш муж? Пен-си-о-нер!

Учителя расхохотались.

Николай Павлович встал, заходил по комнате и с оттенком шутки сказал:

- Ну и закон! Что он сделал с цветущим молодым человеком? Хоть петицию подавай Михаилу Ивановичу об отмене этого закона.

ЧУДЕСНЫЙ ПОЧТАЛЬОН

Стоял хороший осенний день. Чистое полярное небо, как шатер огромной яранги, прикрывало Чукотскую землю. С запада дул легкий ветерок, и на юг большими стаями тянулись утки. Давящая тишина Севера нарушалась лишь шумом пролетавших уток да криками и свистом детворы. По окончании уроков часть учеников играла на волейбольной площадке, другие находились на берегу моря, где над косой всегда по неизменному маршруту утки совершали свой перелет.

И едва на горизонте показывались утки, как ученики ложились на гальку и зорко следили за их приближением. Как только утки подлетали, дети вскакивали, поднимался невероятный крик, шум, свист, и напуганная стая, словно падая вниз, пролетала прямо над головами.

В этот момент в воздух взвивались эплякатеты*, брошенные ребятами. Крылья утки запутывались среди ремешков, и под тяжестью пяти моржовых зубов она стремительно падала, сильно ударяясь о землю.

[Эплякатет - приспособление для ловли уток на лету.]

- Есть одна авария! - кричал какой-нибудь карапуз.

Затем все стремглав неслись к пойманной птице. Ребята быстро распутывали ей крылья, а утка, глядя испуганными глазами, пыталась вырваться и улететь вслед за стаей.

Вместе с ребятами бегала и Тает-Хема. На ее шее болталась связка металлических занумерованных трубочек с коротенькой надписью: "Москва". Тает-Хема занималась кольцеванием птиц. Если утка не сильно разбивалась, девочка прикрепляла ей на лапку алюминиевое колечко и пускала на свободу.

Но что это такое? Упала утка, а на ее ножке уже есть колечко! Ребята сгрудились около птицы, глаза их блестят. С крайним любопытством на лицах они рассматривают эту необыкновенную путешественницу. На изящном колечке надпись: "Манила, 742".

Тает-Хема чувствует себя героиней дня и с удивлением разглядывает колечко. Она знает, что его нужно снять и записать число, месяц и место, где поймана эта утка. Ее воображению рисуется, что где-то в далекой-далекой стране вот так же рассматривается и ее колечко. Тает-Хема тщательно осмотрела пленницу, записала в книжечку чужестранную надпись и забыла даже снять манильское кольцо. Она взяла московское колечко и пристегнула его на вторую ножку. С сильно бьющимся сердцем утка вырвалась из рук. Тает-Хема приподняла ее и пустила на волю. Какая интересная почта!

Утка отлетела немного и села на море, невдалеке от берега.

- Эх ты! Человек с печенкой вместо сердца. Навешала ей грузов и думаешь - она должна лететь? Может быть, ей еще лететь тысячу километров? Вот тебе к пяткам подвесить по кило и заставить бегать, - с укоризной сказал один из учеников.

Но Тает-Хема не отрываясь следит за уткой. Она молча стоит и смотрит, смотрит на нее. Утка плавает, ныряет и, вероятно, пробует освободиться от приобретения с Чукотской земли.

Тает-Хема сорвалась с места и побежала к морю. За ней все ребята. Они бросают в утку камешки. Она ныряет, и ребята долго ищут ее глазами. Наконец, утка показывается на поверхности воды, взлетает, берет направление на юг и быстро удаляется.

Ученики напряженно смотрят ей вслед. Куда она полетела? Никто не знает. Может быть, обратно в Манилу? Может быть, ее убьет какой-нибудь краснокожий или чернокожий человек и будет так же рассматривать кольца? Вот бы оказаться в такой момент около него и сказать: "А ты знаешь, товарищ, ведь это московское колечко повесила я! Я! Тает-Хема с Чукотки! Комсорг чукотской школы!"

Задумавшись, она долго стоит и размышляет о колечке, которое совсем недавно висело у нее на шее, а теперь вот летит куда-то, в неизвестную страну.

- А ты говоришь - навешала грузов! Понимать надо. Ведь алюминий легкий, как бумага. Видишь, как полетела?

- Сесть бы сейчас на самолет, да и лететь все время за ней, следить, где она будет садиться, - сказал кто-то из ребят.

- Не к чему летать. И так узнают, по кольцам, - сказал Ктуге и предложил ребятам поискать на карте Манилу.

Эту мысль подхватили, и ватага ребят бросилась к школе.

АНДРЕЙ АНДРЕЙ

На море показался вельбот. Он шел к культбазе с развевающимся за кормой красным флажком.

- Андрей Андрей! - крикнул кто-то из учеников. Начальник пограничного пункта Андрей Андреевич Горин на Чукотку прибыл лет пять тому назад. На побережье не было человека, который бы не знал его. И как его не знать? Ведь Андрей Андрей - так звали его чукчи - был "зятем чукотского народа". Он женился на чукотской красавице, сердце которой полонил тем, что, встретившись однажды с белым медведем, на удивление всему народу, убил его из каймильхера*. Тушу этого медведя девушка чукчанка разделывала с особым удовольствием. Рядом сидел на китовом позвонке Андрей Андреевич, любовался, с каким проворством девушка разделывала медведя, прислушивался к звонкому ее голосу, а затем это необычное знакомство закончилось женитьбой.

[Каймильхер - наган.]

Теперь у Андрея Андреевича было трое очаровательных ребят. Самая маленькая, белобрысая девочка Нинель, похожая на отца, еще не умела говорить по-русски, и с ней Андрей Андреевич ворковал по-чукотски.

Андрей Андреевич был типичным северным человеком. Кажется, он умел делать все, начиная от починки обуви, кладки печей и кончая приемом родов. На своих двенадцати прекрасных псах он в пургу мог ехать без проводника. Летом на моторке он часто разъезжал один и, когда попадал в крепкий шторм, получал от этого, как он говорил, чистое наслаждение. В хорошую погоду, при командировках на дальнее расстояние, Андрей Андреевич садился в самолет и, сам управляя им, парил в чукотских просторах. Это был человек-непоседа. Он все время в движении. Но особенно Андрей Андреевич любил приезжать в школу. Старших учеников он считал своими лучшими друзьями. Они тоже любили его и по старой привычке звали "Андрей Андрей", как и все чукчи.

Вельбот не дошел еще до берега, а Андрей Андреевич густым басом уже кричал:

- Здорово, ребятишки!

- Здравствуй, Андрей Андрей! - в один голос отвечали ученики.

Он выходил на берег, и все спешили поздороваться с ним.

- Что это, Тает-Хема, ты навесила такое некрасивое ожерелье? спрашивает он.

Ребята хохочут. Кто-то говорит:

- Она нацепляет на хвост уткам колечки, и они летят тогда прямо в Москву.

- Ах, вот что! - тянет Андрей Андреевич и смеется вместе со всеми.

- Адрес такой на ногу надевает: Москва, дом номер сто или двести.

Но Тает-Хема не обращает внимания на насмешки и говорит:

- Андрей Андрей! Ты сегодня нарядный и красивый какой!

- Молодцом, значит, выгляжу? - шутя и подмигивая, спрашивает он. - Не все же мне в кухлянке да торбазах ходить.

- На праздник, что ли, Андрей Андрей, едешь куда? - спрашивает Ктуге.