Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

Густые деревья, повсюду росли плакучие ивы. Мы очень любили там гулять, -—

вспоминает Алевтина Васильевна Целовальник о в а. — Животных было мало.

Помню, как усиленно спасали бегемота, который остался еще с довоенных

времен. Говорили, что по личному распоряжению Сталина за ним был обеспечен

большой уход. Видимо, потому, что во всей Европе это было единственное такое

животное в зоопарке. Бегемот был очень старый. Я видела возле его клетки кучу

использованных ампул пенициллина. Это было импортное дорогостоящее

лекарство. Его не хватало для солдат, а бегемоту его кололи в больших

количествах.

«Бегемот. 18 лет. Рост большой. Кличка Ганс. Четыре раза ранен. И еще два

раза саморанения. Тринадцать дней был без пищи и воды.

История лечения бегемота.

Принял лечение к бегемоту 14 апреля 1945 г. Впервые оказал помощь водой.

В последующем попытался дать ему молока. В следующий раз — молотой

свеклы. Бегемот принялся кушать. Но через три дня отказался. Я поспешил дать

бегемоту водки. Дал четыре литра. После чего бегемот стал сильно просить

кушать <...> Прошло две недели. Бегемот кушает слабо. Я решил дать водки 4

литра. Бегемот стал кушать хорошо <...> Удалось спасти бегемота, не отходя от

него, через 21 день. Через один месяц и 19 дней я добился полного здоровья и

125

сейчас занимаюсь дрессировкой бегемота — катание верхом на бегемоте по

парку.

Зоотехник Владимир Петрович Полонский».

Научный архив КОИХМ.

На досуге

Жизнь есть жизнь, и как бы ни был неустроен и тяжел быт переселенцев,

люди находили время для отдыха. К тому же среди приехавших было много

молодежи, которая стремилась к общению. На первом месте по популярности

были, конечно, танцы. Они и запомнились Алексею Васильевичу Трамбовицкому:

— На улице Барнаульской находился немецкий клуб, его директором был

Петр Васильевич Маликов, бывший военный моряк. В этом клубе танцевали и

русские, и немцы. Была танцплощадка в зоопарке, где вольера слонов. Летом

сорок шестого года восстановили Дом офицеров на нынешней улице Кирова, но

туда на танцы ходили только русские. Еще была танцплощадка около больницы

Калинина, на улице Александра Невского, там тоже танцевали и русские, и

немцы.

Танцы устраивались в парке, позднее получившем имя Гагарина, в спортзале

нынешней школы № 3, около швейной фабрики, прямо на углу улиц Печатной и

Павлика Морозова. Танцевали обычно под радиолу, гармонь или духовой

оркестр. Девушки на танцы приносили туфельки, принаряжались. В моде были

танго, вальс, фокстрот, молдаванка, венгерка, кадриль.

Несколько иначе обстояли дела на селе. В городе хоть и небогат выбор мест

развлечений, но все-таки он существовал. На селе выбирать не приходилось, на

все про все был местный клуб, а поначалу и он не везде имелся. Но это не

мешало молодежи на селе веселиться так же искренне, как и в городе.

«Еще раз об афишах и рекламах.

Рекламы зачастую пишутся до безобразия неграмотно. Например, в афишах

клуба ЦБК Сталинградского района встречается столько грамматических ошибок,

что их замечают даже учащиеся самых младших классов. Три дня менялась

афиша этого клуба. И во всех трех афишах слово “радиола” написано по-разному.

В первой афише было написано: “Танцы под радиоло”, во второй — “Играет

радиол” и, наконец, в третьей — “под родиолу”».

«Калининградская правда», 17 января 1950 года.

«Сами себя веселили. Собирались вместе, пели, плясали. Особенно в

колхозах. Я к родителям часто ездила, так вот у них почти каждый вечер “пятачки”

собирались. Русские частушки, прибаутки, пляски», — вспоминает Анна

Ивановна Рыжова. «Из близлежащих поселков все

ходили к нам на “пятачок”. Там каштан стоял такой развесистый, где сейчас

магазин. Тут было чисто, лавочки были сделаны. Каждый вечер, как с работы

придут, там собирались. Девчат было много и ребят. Все по вербовке приехали с

родителями из Горьковской и Московской областей. На гармошке играли, пели,

плясали. Народу полно каждый день. Весело было!» — рассказывает Татьяна

Николаевна Козина, которая в 1948 году работала в поселке Цветники.

На таких «пятачках», на посиделках, завязывались знакомства, возникали

романы, которые в дальнейшем заканчивались вполне обычно — свадьбой.

Здесь интересно проследить тенденцию смешения традиций.

— В первые годы справлять свадьбы по белорусскому обряду ста- рались и

здесь. Да и костромичи справляли по-нашему. И танцы они стали белорусские

танцевать: краковяк, польку, кадриль, месяц, коробочку, белорусский вальс,

лявониху. Сначала мы и костромские отдельно в клуб ходили, раза три. Потом

126

соединились и стали вместе ходить, — делится своими воспоминаниями

Екатерина Афанасьевна Б у к ш т а н, белоруска, из деревни Поречье

Правдинского района.

Думается, что смешение традиций на бытовом уровне было неизбежно. Это

подтверждает Агния Павловна Бу сел ь:

— Старались делать смешанные села. Например, селили Костромичей с

белорусами. Было очень мало колхозов, где бы проживала только одна

национальность. Отношения были нормальные. Понятия не имели, что такое

межнациональные конфликты. Мама моя, например, не любила белорусов. Так

ее, видимо, Бог за это и наказал: сестра вышла замуж за белоруса. Брат женился

на белоруске. У меня муж белорус. У племянников браки с белорусами. Так вся

родня перемешалась.

О том же самом говорит калининградец Александр Сергеевич Ш ту ч н ы й:

Население города и области было на редкость интернациональным: здесь,

вероятно, были представлены все народы и все области нашей страны. Когда

люди знакомились или просто заговаривали в трамвае, магазине, то первый

вопрос был: «Вы откуда?» — а если уезжали, то всегда говорили: «Еду в

Россию». Когда получали письмо (независимо, с Украины ли, из Грузии или

Сибири), говорили: «Из России», — то есть весь Советский Союз был Россией, а

мы здесь как бы вне ее. Жили очень дружно.

Жизнь переселенцев входила в нормальное русло. Все большее значение

стали иметь места отдыха. Интересно послушать, что говорят старожилы по

поводу Балтийского моря и отдыха на великолепных морских пляжах.

|й® Мы не имели понятия, что где-то есть такие курорты, как Светлогорск и

Зеленоградск. Мы были озабочены только работой, огородом

и домом. Поэтому у нас не было времени на поездку к морю. Да и ехать было

не на что. По тем временам поездка к морю была у нас роскошью, — говорит Зоя

Ивановна Г о д я е в а.

Ее дополняет Анна Андреевна Копылова:

— Теоретически мы знали, что живем около прекрасного моря, но

практически добраться до него было невозможно, так как дороги были разбиты.

Пассажирские поезда на Светлогорск и Зеленоградск еще не ходили. Однажды

мы, комсомольцы, попросили у директора завода машину для поездки к морю, и

он нам ее дал. С песнями ехали, весело. Вся дорога до Светлогорска была

сильно повреждена. После калининградских руин нас поразило, что Светлогорск

не разрушен, все немецкие дома сохранились. Какая красота! Какой воздух! Дома

были необыкновенные, к ним вели дорожки, их окружали палисадники. Мы

любовались каждым домом. Пляж имел ширину около ста метров, песок

желтенький такой, скрипит под ногами, ни одного камушка. А сейчас вообще

почти никакого пляжа нет; по сравнению с тем, что было, — это не пляж. Вскоре

городские власти для того, чтобы калининградцы могли съездить к морю, стали

выделять оборудованные скамейками в кузовах грузовые машины. Они

отправлялись с площади Трех Маршалов. В газетах было напечатано расписание