Русский флаг

Ясно, что пока Англия не разделается с русскими на европейском театре войны, нечего и ждать решительных действий англичан на востоке России. От Прайса в настоящее время ждут не эфемерных захватов, а практических действий: он должен уничтожить русские военные суда и, обезопасив таким образом английскую торговлю в Тихом океане, заняться безнаказанным разорением русских берегов, поселений, факторий.

Прежде всего должны быть потоплены - или захвачены - русские фрегаты и корветы. Если Прайс сожжет береговой пост или пустынный, оставленный русскими малоизвестный порт, а в это время "Аврора" потопит несколько британских судов с драгоценными грузами, - старому адмиралу несдобровать. Но достаточно потопить находящиеся в тихоокеанских водах суда русских - и с морскими силами России здесь надолго будет покончено; в военное время ни один русский корабль не рискнет выйти из Кронштадта в кругосветное плаванье. Вот тогда можно будет заняться русскими поселениями и, может быть... решиться на большее, снискав благодарность парламента и адмиралтейства.

Но русские фрегаты то и дело ускользали от Прайса.

Лето 1854 года казалось ему каким-то кошмаром. Представь себе адмирал, что обстоятельства сложатся так неблагоприятно, он больше никогда не ступил бы на палубу военного корабля, предоставив подвиги и славу молодым. Прайс не потерял еще ни одного судна, английские купцы преспокойно бороздили воды Тихого океана, а он чувствовал себя отвратительно: легким не хватало воздуха, мысли ускользали, несмотря на мучительные усилия сосредоточиться. Над головой собирались тучи, адмирал предчувствовал неотвратимость грозы, но поделиться своими опасениями ему было не с кем. Феврие Депуанта нельзя серьезно принимать в расчет. Пока в его руках находилось самостоятельное руководство французской эскадрой, он еще силился показать наличие твердости и воли. С начала мая, как только слухи о войне подтвердились, Феврие Депуант официально стал вторым лицом на соединенной эскадре. Но он не ушел в тень, не заперся в своей каюте на "Форте" в ожидании того часа, когда превратности судьбы позволят ему играть первую скрипку в тихоокеанской кампании. Он стал словоохотливее прежнего. Вместе с ответственностью, которая легла главным образом на плечи Прайса, он весь отдался незлобивым шуткам, ироническим колкостям и невинным на первый взгляд двусмысленностям, приводившим в бешенство Прайса. Депуант стал остроумнее, скучные сентенции о долге и чести реже извергались из его уст, - словом, он стал самим собой: судил обо всем не задумываясь, высказывал по нескольку самых противоположных мыслей на день и был бесконечно доволен делами, хотя шли они из рук вон плохо.

- Все превосходно, мой адмирал! Все идет как нельзя лучше! Вы огорчены?.. Вас по-прежнему тревожит petite escadrille адмирала Путятина? Пустое! Могу поручиться, что они заблудились в Тихом океане и еще обратятся к нам за помощью. Сохраните бодрость, об остальном позаботятся наши офицеры и отважные матросы.

Вот так он обычно отвечал на тревогу Дэвиса Прайса, спеша покончить с неприятной темой и завести разговор о мелочах, почерпнутых из маленьких газет, толковавших о войне с осведомленностью приказчиков модного магазина.

А "отважные матросы" уже начали дезертировать с кораблей эскадры. Правда, у Прайса было одно утешение: дезертирство на его эскадре не шло ни в какое сравнение с массовым бегством в Австралию матросов, воевавших в Китае и Бирме. Сотни моряков - англичан и чужеземных наемников - бежали в австралийские порты и на мыс Доброй Надежды еще до того, как корабли приходили в гавани, захваченные у китайского богдыхана. В войне, которую Англия вела на Востоке, жестокость ее офицеров превосходила их бездарность. Но ошибки этой кампании и массовое дезертирство не прошли даром: лорды адмиралтейства решили отозвать начальника Ост-Индской морской станции вице-адмирала Флитвуд-Пеллау и назначить на его место контр-адмирала Джемса Стирлинга.

Да, сэр Флитвуд-Пеллау, стоявший прочно, как виндзорский дуб, повержен, смещен и, надо полагать, посрамлен, несмотря на свои седины. Прайс отчетливо представил себе заседание парламента, издевательский запрос какого-нибудь бездельника, любопытство которого оплачивается газетами. Реплики, полные сарказма, оглушительный топот ног, отвратительные выкрики: "Слушайте! Слушайте!" - и комья грязи, не натуральной, конечно, но еще более липкой, неотвязной, падающие на благообразную голову Флитвуд-Пеллау. "Господа! - хочется крикнуть Прайсу. - Ведь он не щадил чужой крови ради ваших интересов, ради Англии и ее величества!"

Иногда Прайсу казалось, что на заседании парламента раздается и его имя. Кто-то насмешливо выкрикнул его, и оно покатилось по рядам без каких-либо других слов и дополнений. Только имя. Короткое имя, без титулов! А сколько насмешки, унижения, издевательства в том, как выкрикивают его в парламенте, выталкивают из луженых глоток, швыряют из угла в угол! В такие минуты Прайса покалывал озноб, он проводил ночи без сна, а утром появлялся на палубе сумрачный.

В июне с "Президента" бежало несколько матросов. Это совершенный пустяк. Что значит пять-шесть человек для эскадры? Но факт дезертирства стал известен калифорнийским газетам. Заметки, напечатанные в Сан-Франциско, попали и в другие газеты Тихоокеанского бассейна, и Прайс с ужасом увидел, сколь извращены и преувеличены были цифры и факты. Создавалась неприятная картина повального бегства матросов. Прайс ясно представлял себе, как паническая информация о дезертирах скользит по телеграфной ленте, падает в типографские кассы лондонских газет. Теперь уже имя Прайса выкрикивает толпа, возбужденные лавочники, сытые комиссионеры, приказчики, кондукторы омнибусов, грубые "кэбби".

"Все может быть! - думал Прайс. - Все может быть! Я стар, но разве во всем королевском флоте есть хоть один адмирал моложе шестидесяти лет?! Слава богу, традиции британского флота еще живы, и никто не позволит сорокалетним мальчишкам командовать с адмиральского мостика. Но увы, традиции флота ничто для шайки грязных политиков! Они готовы посягнуть и на традиции и на славу британского флота, только бы вернее наращивались проценты и богатели купцы... Старая, славная гвардия! Вице-адмирал Перси, старший из нас по службе, получил капитанский чин в 1806 году, а самый младший, контр-адмирал Брюсс, - только в 1821 году, тридцать три года тому назад... И эту стену пытаются разрушить, пробить медными лбами молодые честолюбцы, мальчишки!.."

Размышления о "честолюбивых мальчишках" носили вполне конкретный характер. Дэвис Прайс достаточно наблюдателен, чтобы видеть среди окружавших его офицеров людей, которые охотно поддержали бы билль о контроле над производством и увольнением на флоте, неоднократно вносимый и, к счастью, отвергаемый парламентом. Прайс сам был молод и помнит, какими презрительными кличками одаривает молодежь стариков, упорно не желающих сходить с мостика.

Дэвис Прайс порой перехватывал такие взгляды тупицы Барриджа или горластого лейтенанта Клеменса, за которые он охотно прогнал бы их с кораблей, если бы взгляды были наказуемы. Но первый номер среди внутренних врагов Прайса не капитан "Президента" Барридж, не Клеменс с отвратительной нижней челюстью, выдающейся на полвершка вперед, не долговязый командир морских солдат Паркер, а Никольсон - капитан фрегата "Пик", старший после Прайса офицер на английской эскадре... Этот сорокадвухлетний командир с темными, непроницаемыми глазами, резкий и высокомерный, был четок, исполнителен, говорил мало, скупясь на слова и обещания. Никольсон сторонник крайних мер и наступательной тактики во всех случаях жизни. До ушей Прайса еще в Кальяо дошли хвастливые слова Никольсона о том, что он в полчаса привел бы "Аврору" в полное повиновение, если бы не слишком осторожная тактика адмиралов.

Очко в пользу Никольсона! "Аврору" следовало захватить. Глупо церемониться и щепетильничать, когда все решалось так просто. Виноват Депуант! Он сумел заразить Прайса своей нерешительностью и колебаниями. Русские ушли при полном штиле. Прайс еще не приготовился к плаванию и не мог начать немедленное преследование. А через несколько суток "Аврору" уже было и не найти в океане. Безуспешные поиски "Авроры" унизили бы Прайса, выставили бы его на посмешище! А тут еще Депуант, его постоянная забота о соблюдении приличий, о необходимости дождаться официального разрыва! Прайс постарается внушить Лондону, что всему виной нерешительность Депуанта. Но защитит ли это его, Прайса, от клеветы Никольсона, имеющего большие связи в адмиралтействе?