«Теория заговора». Историко-философский очерк

Позже, в эпоху классической Греции, заговор становится одним из самых распространённых способов политической борьбы. В трудах таких известных античных историков как Геродот, Фукидид, Тацит, Плутарх мы находим описание множества состоявшихся и предотвращённых, успешных и неудачных заговоров. Показательно, что античные историки в качестве примеров заговоров приводят события не только в греко-римской ойкумене, но и выходящие за её границы. Так, Геродот в «Истории» подробно рассказывает о заговоре, в результате которого в VI в. до н. э. на персидский трон восходит царь Дарий L Тогда, после внезапной смерти царя Камбиса, власть в стране оказывается в руках самозванца, известного как Лже-Бардия. Подробно описывается «технологическая» сторона заговора, включая такие важные его элементы как выбор участников заговора, их мотивацию и время осуществления собственно заговора. Дарий на призывы Отана не торопиться и лучше подготовить намеченное выступление, говорит следующее: «Если вы примете совет Отана, то знайте, что вам предстоит жалкая гибель. Ведь кто-нибудь обязательно донесёт магу, чтобы получить выгоду себе одному. Лучше всего, конечно, чтобы вам тотчас действовать на свой страх и риск. Но раз уж вы решили набрать ещё сообщников и доверились мне, то давайте совершим это дело сегодня. Иначе знайте: если мы упустим сегодняшний день, то я сам пойду к магу с доносом на вас, чтобы никто другой не успел упредить меня» ^{30}. Речь Дария убедительна, она демонстрирует немалое знание природы самого заговора и заговорщиков. Оказав на соратников определённое давление, пригрозив им выдачей, Дарий сумел не только сподвигнуть их на активные действия, но и фактически перехватил инициативу в руководстве самого заговора. Неудивительно, что после выполнения задуманного именно Дарий, проявивший себя как организатор переворота, занимает царский трон.

Помимо этого античные источники рассказывают об использовании заговора в качестве орудия политического манипулирования. Одно из самых ярких подтверждений тому содержится в сочинениях Плутарха. Повествуя об острой социально-политической борьбе, развернувшейся в V веке до н. э. в афинском обществе, историк уделяет большое внимание фигуре Алкивиада. Будучи принципиальным противником демократии, древнегреческий полководец своим военным талантом тем не менее всячески способствовал укреплению Афин. Он успешно организовывает отпор гегемонистским устремлениям Спарты, выступает вдохновителем военной операции против Сиракуз. «Ещё при жизни Перикла афиняне мечтали о захвате Сицилии, но за дело взялись лишь после его смерти и под предлогом помощи союзникам, притесняемым Сиракузами, всякий раз посылали за море свои отряды, расчищая путь силам более внушительным. До предела, однако, разжёг это стремление лишь Алкивиад, который убедил сограждан впредь действовать не исподволь, не постепенно, но двинуться на Сицилию с большим флотом и попытаться сразу овладеть островом» ^{31}. Но политические враги Алкивиада, воспользовавшись тем, что в последние дни перед отплытием флота были осквернены изображения Гермеса, обвиняют его в святотатстве. Постепенно обвинения разрастаются, обретая уже характер политический: «Сначала, как уже говорилось, против Алкивиада были только шаткие подозрения, основанные на показаниях рабов и метэков. Но после его отъезда враги возобновили свои нападки ещё решительнее, приплетая шутовские мистерии к надругательствам над статуями Гермеса, словно то и другое — плод единого заговора, цель коего — мятеж и государственный переворот» ^{32}. В итоге политические соратники и близкие люди Алкивиада были брошены в тюрьму, а сам он, проклинаемый и презираемый согражданами, избежал смерти, скрывшись в пределах персидской державы. Как мы видим, обвинение в политическом заговоре обладало немалой силой уже в античную эпоху и служило эффективным орудием социально-политической борьбы.

Теперь обратимся к дефиниции «теории заговора», дабы выявить различия между политическим заговором и конспирологией. Достаточно объективное, ставшее уже классическим, определение «теории заговора» мы можем найти в работе К. Поппера «Открытое общество и его враги». «Согласно этой теории, объяснение социального явления состоит в обнаружении лиц или групп лиц, которые заинтересованы в появлении этого явления (иногда это — тайный интерес, который следует раскрыть) и которые запланировали это явление и составили заговор, чтобы породить его» ^{33}. Своё определение «теории заговора» предлагает Й. Рогалла фон Биберштайн: «Теорией заговора принято называть модели объяснения, которые претендуют на разоблачение истинных, скрытых под внешней поверхностью причин происходящих в обществе перемен, воспринимающихся как незаконные и опасные» ^{34}.

В современной отечественной науке определение конспирологии даёт нам А. Фурсов: «Под конспирологией имеется в виду сфера знаний, в которой история, особенно её резкие повороты, рассматривается сквозь призму тайной борьбы, заговоров и контрзаговоров неких скрытых сил — орденов, масонских лож, спецслужб, тайных международных организаций» ^{35}. Обратим внимание на несовпадение цели политического заговора и объекта изучения в «теории заговора». Если специфика политического заговора определяется локальной, конкретной социально-политической проблемой, конфликтным решением которой выступает сам заговор, то конспирологический подход делает акцент на единстве заговора с некоторой идеологической матрицей, без которого толкование заговора теряет любой смысл. Естественно, что политический заговор в реальности очень часто имеет идеологическое основание и обоснование. Но в «теории заговора» идеологичность приобретает особый, в чём-то даже надсоциальный характер.

Вопрос о реальном генезисе «тайных обществ» вне конспирологической интерпретации данной темы не имеет до сих пор однозначного решения. Всё же большинство исследователей относит возникновение первых прообразов тайных обществ к самым ранним этапам развития человечества. Большое значение приобретают исследования этнографического характера, дающие весьма интересные результаты. Обратимся к работе такого авторитетнейшего учёного как Фрэзер, основателя и первого классика сравнительной этнографии. Хотя Фрэзер и не обращается специально к теме возникновения «тайных обществ», но всё же уделяет ей некоторое внимание. Опираясь на данные голландского этнолога И. Г. Риделя, изучавшего племена Океании, Фрэзер пытается объяснить распространение такого обряда, как ритуальное отделение юношей от остальной части племени. Подобное отделение сопровождается различными ритуалами, свидетельствующими о важности данного действия.

Учёные предшествующего Фрэзеру времени объясняли подобные ритуалы политическими причинами. В частности утверждалось, что юношеские союзы выполняют функцию политического объединения с целью противопоставления иному племени, в военном или собственно политическом плане. Английский же исследователь акцентирует внимание именно на демографическом аспекте объединений. Фрэзер говорит: «Фактически эта организация представляет собой широко распространённый в первобытных обществах институт, основная функция которого — инициация юношей» ^{36}. Ритуальная смерть и последующее воскрешение юноши символизирует собой переход на другую, более высокую, демографическую ступень.

Подтверждением гипотезы Фрэзера служат исследования американского этнографа Ф. Боаса, проведённые среди индейцев Северной Америки (наудовесси, сиу, дакота). Им зафиксированы важные особенности юношеских союзов. Он обращает внимание на соединение инициации с тотемной практикой. В частности, ритуальная смерть сына вождя племени оборачивается его перерождением в волка. «Речь в данном случае идёт об установлении симпатической связи с животным, духом и другим могущественным существом, которому человек частично или целиком отдаёт на хранение свою душу и от которого он в награду за этот дар получает сверхъестественные способности» ^{37}. Фрэзер делает вывод о том, что «соседство» тайных обществ и тотемной практики не является случайным, оно отражает закономерности бытования архаических народов. Представление о душе как о некоторой ценности рождает желание защитить её от реальных или мнимых катаклизмов. Тотемизм и есть вариант сохранения души, помещение её на хранение во внешнюю среду (животные, растения). Можно сделать вывод о концептуальном содержании размышлений Фрэзера. Период полового созревания для архаического сознания представляется рубежным, критическим моментом, спасение от которого находится в возрастном отделении «тайное общество» и одновременно — в обращении к тотемным связям человека.