«Теория заговора». Историко-философский очерк

Как отмечает современный французский исследователь Р. Шартье: «В каждой конкретной эпохе перекрещивание различных опорных линий (лингвистической, концептуальной, эмоциональной) определяет некоторые “способы мышления”, которые формируют особые интеллектуальные конфигурации (например, границы между возможным и невозможным или между естественным и сверхъестественным)» ^{24}. Поэтому одной из задач, стоящей перед данным исследованием, является конструирование «исторического портрета» «теории заговора» в контексте определённых социокультурных эпох. Но в то же время следует помнить об опасности «мифологии доктрины» (термин К. Скиннера) — невольном, практически автоматическом «сглаживании» существеннейших контекстуальных противоречий, не укладывающихся в прокрустово ложе теоретического посыла. В своё время эту проблему актуализировал Г.-Г. Гадамер в известнейшей работе «Истина и метод», говоря о наличии в познании структуры предпонимания: «Речь идёт о том, чтобы помнить о собственной предвзятости, дабы текст проявился во всей его инаковости и тем самым получил возможность противопоставить свою фактическую истину нашим собственным предмнениям» ^{25}.

Следует также учитывать, что в «теорию заговора» зачастую включаются взаимоисключающие концепции — и уже существующие, и впервые созданные авторским сознанием. Касаясь последних, заметим, что конспирологические авторы создают свои оригинальные версии «теории заговора» — во многом исходя из субъективных предпосылок: из собственной интерпретации того или иного текста, интерпретации мнения того или иного предшественника, с которым автор соглашается или, что чаще, не соглашается. Указанная особенность одновременно упрощает и усложняет исследование конспирологической проблематики. С одной стороны, мы можем выделить единое концептуальное пространство «теории заговора», преодолев тем самым ярко выраженный содержательный полифонизм конспирологических построений. С другой стороны, сам этот полифонизм требует отдельного исследования. Нельзя не учитывать в трансформации конспирологических схем и объективного фактора: уже указанное нами историческое изменение самой конспирологической парадигмы. И в этом случае мы не вправе игнорировать эмпирическую составляющую «теории заговора».

На сегодняшний день конспирологические построения, как мы уже говорили выше, преодолевают рамки маргинальности, и это приводит к парадоксальным результатам. Оказывается, что существует прямая связь между широко рекламируемыми, популярными романами, кинофильмами и текстами, издаваемыми мизерными тиражами для ограниченной, целевой читательской аудитории. Зачастую подобная связь не «проговаривается», чтобы не дискредитировать в глазах широкой публики продукты массовой культуры. Актуализация «теории заговора» в широком культурно-информационном пространстве может иметь и внешне пародийные установки. Примером тому служит известный мультипликационный сериал «Симпсоны», одна из сюжетных линий которого связана с «тайным обществом» каменотёсов. Еженедельные собрания каменотёсов включают в себя поклонение Священному Пергаменту, обильные алкогольные возлияния и игру в настольный теннис. Несмотря на столь несерьёзное поведение, каменотёсы достаточно амбициозны в оценке своей роли в мировой истории. «Пытаясь доказать своё могущество, “каменотёсы” утверждают, что именно они издавна управляли британской империей и не допустили введения в США метрической системы» ^{26}. Конечно, можно сказать, что перед нами лишь сатира, нацеленная как на масонскую символику, так и на наиболее распространённые штампы «теории заговора». Но весёлая пародия в определённой степени, пусть и в сниженной форме, становится средством социокультурной реабилитации «теории заговора», и как следствие, выводит её за границы маргинальности. Тем самым потенциальное влияние «теории заговора», внешне отсутствующее, лишь возрастает. Не учитывать этого невозможно, так как субъективные и объективные факторы развития «теории заговора» не просто взаимодействуют, но определяют друг друга.

Поэтому плодотворным, на наш взгляд, представляется анализ становления конспирологического дискурса в западноевропейском варианте и исследование аналогичного процесса, но уже в отечественном социокультурном пространстве. Одной из главнейших особенностей «теории заговора» на современном этапе является её всё более возрастающее влияние на социальную жизнь, несмотря на то, что политическое пространство в западном социуме в известной степени «прозрачно» для субъекта, находится под пристальным вниманием средств массовой информации, конкурирующих партий.

С другой стороны, сама природа социально-философского познания не только позволяет говорить о конспирологии как таковой, но и о конспирологическом мышлении, обладающим целостными, устойчивыми признаками. Мы считаем необходимым в качестве предварительного момента указать на то, что в генезисе «теории заговора» отчётливо выделяются два основных этапа. Это период существования различных версий собственно «теорий заговора» и период формирования конспирологического мышления. Если сначала мы наблюдаем количественный рост «теорий заговора», с различными вариантами и модификациями, то на втором этапе «теория заговора», преодолевая рамки содержательной вариативности и социальной маргинальности, становится постоянным и важным фактором общественного бытия. Как раз второй этап, соотносимый с современной эпохой, требует особенно широкого привлечения и использования теоретического материала. Без привлечения и использования материалов данных двух групп полноценное и объёмное исследование «теории заговора» методологически и содержательно невозможно.

ГЛАВА 1.

«Заговор» и «тайные общества»: соотношение исторического и методологического аспектов

В начале нашего исследования следует оговорить необходимое разделение между «теорией заговора» и заговором политическим как таковым, являющимся в настоящее время основным объектом научного исследования. Определения «теории заговора» достаточно многочисленны, в качестве примера мы можем привести следующую дефиницию политического заговора: «Тайное соглашение (уговор, сговор) нескольких лиц, выступающих индивидуально или в качестве лидеров политических сил о совместных действиях против кого-либо или, реже, чего-либо для достижения определённых политических целей. Заговор политический — особая разновидность интриги политической, отличающаяся максимально возможной конспиративностью и негативной, деструктивной, а не созидательной направленностью» ^{27}. К этому определению можно добавить дефиницию заговора, сформулированную современной отечественной исторической наукой. «Любой заговор может быть определён как подготовка и осуществление тайной организацией или группой лиц акта насилия для последующей реализации своей стратегической цели: обеспечение успеха личным или корпоративным интересам, смены власти, установлением республики, национального государства или общества социальной справедливости» ^{28}. Как мы видим, последнее определение отличается от первого лишь наличием вариативного ряда целей заговора, но не какими-либо принципиальными расхождениями, раскрывающими природу заговора.

В данных аспектах политический заговор противоположен обычной политической практике с её ограниченной, но вполне реальной открытостью, теоретической и реальной возможностью принятия участия в решении социально-политических проблем относительно широким кругом лиц. Политический заговор имеет богатую историческую традицию, его элементы прослеживаются уже на самых ранних этапах формирования социальных отношений. На стадии перехода от общинного устройства к первым территориальным государственным образованиям заговор становится отражением перманентного конфликта между общиной и царской властью, стремящейся к гегемонии, урезыванию прав общины. Здесь также накладываются всё возрастающие проблемы самих царствующих династий. Внутри складывающихся династий власть становится источником противоборства, для членов династий, «несправедливо» обойдённых при распределении властных полномочий, заговор выступает в роли наиболее эффективного инструмента восстановления «справедливости». Зачастую два обозначенных фактора дополняют друг друга. Так, например, если мы обратимся к древневосточной истории, судьба древнеизраильского царя Авимелеха выглядит достаточно типичной. Согласно «Книге Судей», Авимелех, будучи незаконнорожденным сыном Гидеона, приходит к власти после жестокого убийства законных сыновей своего отца. После этого при активной поддержке жителей культового города Шехема, Авимелех провозглашается царём. Царствование его длится всего три года и заканчивается переворотом, осуществлённым при участии тех же жителей Шехема в конце первой половины XI века до н. э. ^{29}