Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

В 12 лет он попал в ближайшее окружение Генриха Наваррского и отправился вместе с ним в Париж. Здесь, возможно, Максимильен окончил бы свои дни, так и не став герцогом Сюлли, поскольку летом 1572 г. случилась Варфоломеевская ночь, в ходе которой было вырезано порядка трех с половиной тысяч гугенотов — французских протестантов-кальвинистов. А наш герой был самым что ни на есть типичным гугенотом.

Пожалуй, именно протестантская этика во многом определила его судьбу и карьеру. Как отмечал, характеризуя Сюлли, французский историк Эммануэль Ле Руа Ладюри «это один из тех кальвинистов, одновременно деятельных и многосторонних, чей незабываемый портрет позднее даст в своем эссе о протестантской этике и духе капитализма Макс Вебер».

В каком-то смысле, наверное, можно сказать, что плавное, неторопливое течение жизни было адекватно католицизму, тогда как энергичная, целеустремленная деятельность по обустройству общества оказалась характерна для гугенотов. Кальвинисты были всерьез озабочены проблемой своих отношений с Богом. Если для послушных сынов Римского престола эти отношения урегулировали священники, определяя, как нужно себя вести, чтобы не грешить, и как следует поступать, чтобы уже имеющиеся грехи были отпущены, то протестантам следовало определяться самостоятельно. Они верили в то, что Бог разделил всех людей на тех, которые предопределены к спасению, и тех, чьим душам суждена погибель. Причем личные заслуги в данном вопросе не имели никакого значения. Решения Господа не подлежали пересмотру.

Однако понять свою судьбу и свое место в мире кальвинист мог. Он судил о предопределении по тому, как складывалась его будничная жизнь. Успех в следовании своему делу был признаком грядущего спасения, тогда как неудача свидетельствовала о том, что данный человек, скорее всего, не угоден Всевышнему.

Истинно верующие протестанты отдавали себя целиком труду, причем делали это не из жадности, не из стремления побольше заработать и, тем более, не из стремления нажиться на эксплуатации других, а для того, чтобы ощутить душевное спокойствие. Успех в бизнесе, прибыль и приращение капитала оказывались при таком отношении к делу побочным продуктом. Соответственно, и государственная, реформаторская деятельность Сюлли во многом определялась, по всей видимости, его протестантским мировоззрением, его стремлением ощутить себя в числе тех, кто предопределен Господом к спасению.

Но вернемся к биографии нашего героя. Чудом избавившись от мечей католиков в мрачную Варфоломеевскую ночь, Максимильен бежал и затем воспитывался при королевском Наваррском дворе, изучая историю и математику. Впрочем, война настигла его и там. В 16 лет юный барон де Рони начал сражаться на стороне протестантов, на стороне своего любимого короля. В ходе войны стали постепенно проявляться его особые таланты. Экономистов, правда, на поле битвы не требовалось, и Рони зарекомендовал себя сперва как толковый военный инженер.

Со смертью Генриха III — последнего из Валуа — король Наваррский унаследовал французский трон под именем Генриха IV. Однако католики (особенно парижане) несколько лет не воспринимали этого протестанта как своего монарха. Война продолжилась. В одной из битв де Рони был серьезно ранен, однако сумел впоследствии встать на ноги.

Наконец, в 1593 г. король отрекся от протестантизма со словами «Париж стоит мессы» и на следующий год завершил долгожданным миром бесконечную череду междоусобных войн. Верный де Рони поддержал переход Генриха в католицизм, руководствуясь государственными соображениями, однако сам при этом остался гугенотом. Смена вероисповедания могла стать для этих людей важным политическим ходом, но отнюдь не способом обустройства личной карьеры.

Впрочем, при добром короле Генрихе протестанты не подвергались дискриминации. Напротив, Максимильен вошел в самый ближний круг сподвижников монарха и занялся наиболее важными после окончания войны экономическими вопросами. Фактически все государственные дела, кроме дипломатических, оказались в его ведении. С 1597 г. он руководил финансами Франции, с 1599 г. — системой путей сообщения, ас 1601 г. — артиллерией и фортификацией, которые являлись в гораздо большей степени экономическими проблемами, нежели военными. Во всех сферах, которыми ему довелось руководить, наш герой расставлял свои кадры, формируя зачатки будущей мощной бюрократической системы.

Даже женитьба короля на Марии Медичи не обошлась без Максимильена. Генрих был должен Великому герцогу Тосканскому миллион экю. В приданое за Марией тот предлагал полмиллиона. Причем дело, по всей видимости, шло просто о зачете этой суммы в счет погашения долга. Однако вмешался Рони и выторговал еще сотню тысяч. Причем из общей суммы более половины Генрих получал за Марией наличными и лишь остальное засчитывалось в счет долга.

В 1606 г. за свою верную и — что самое главное — эффективную службу де Рони был удостоен титула герцога Сюлли. Король часто приезжал к своему любимцу в Арсенал, который был одновременно дворцом, министерством, крепостью, фабрикой и банком. Кстати, и погиб Генрих в 1610 г. именно по дороге в Арсенал. Убийца вскочил в королевскую карету и нанес удар кинжалом.

Сюлли пережил своего монарха на 31 год. Однако после смерти великого короля он вскоре оказался не у дел. Тем не менее за сравнительно короткое время реформ герцог сумел сделать чрезвычайно много.

Курсом реформ

Главным направлением деятельности этого «министра всех возможных дел» стало снижение бремени прямых налогов. Ставка оказалась уменьшена в среднем более чем на 10 процентных пунктов. По тем временам подобный либерализм был совершенно необычным делом. Типичный монарх ведь думал лишь о том, как бы налоговое бремя усугубить, поскольку экономика не рассматривалась им в качестве сферы приложения своих сил. Экономика являлась своеобразной «дойной коровой», с помощью которой велась война — основное творческое занятие государственного деятеля той эпохи. И в этом смысле снижение налогов «покушалось на святое». Подрыв собственной военной мощи таким «гнилым либерализмом» можно уподобить, наверное, отказу современного предпринимателя от стремления к максимизации прибыли.

Однако Сюлли понял, что разоренное длительной войной крестьянство нуждается в передышке. Только так оно сможет наконец подняться на ноги. Герцог включил экономику в сферу деятельности государства, перестав рассматривать ее в качестве некой объективно заданной внешней среды, в качестве «природы», где занимаются лишь охотой и собирательством, но не возделывают почву под будущий урожай. Снижение налогового бремени стало именно таким возделыванием почвы, способным принести через некоторое время богатые плоды.

Впрочем, Сюлли не только снижал прямые налоги, но и повышал косвенные (в частности, габель — налог на соль). Дело в том, что такого рода подати лучше собираются в условиях неразвитых административных систем, т.е. тогда, когда власть не обладает достаточной информацией о состоянии дел налогоплательщика. Узнать, сколько способен заплатить крестьянин со своего участка земли, Сюлли вряд ли мог. Ведь у него не имелось даже самого примитивного чиновничьего аппарата. Но взимать деньги, скажем, при продаже соли оказывалось намного проще. Тем более что косвенные налоги были объединены в пять крупных откупов, т.е. передавались для сбора частным предпринимателям, которые обязывались заплатить в королевскую казну некую сумму вне зависимости от успеха своей фискальной деятельности.

Благодаря косвенным налогам удавалось худо-бедно наполнять королевскую казну. Сюлли даже сумел погасить значительную часть накопленного в период междоусобиц государственного долга. Королевская казна стала меньше зависеть от жадных кредиторов. Процентная ставка по займам снизилась. Тем самым бюджет получил возможность экономить средства, которые раньше уходили на обслуживание долга. Королю становилось легче сводить концы с концами.

Правда, жизнелюбивый Генрих часто злоупотреблял теми возможностями, которые возникали благодаря экономному ведению хозяйства герцогом Сюлли. Король любил перекинуться в картишки и проигрывал порой довольно крупные суммы. Сюлли ворчал на него, но платил королевские долги. К 1608 г. положение дел стало нестерпимым, и герцог добился от короля обещания не играть по-крупному. Однако страсть Генриха оказалась сильнее его благоразумия. На следующий год он снова проиграл 150 тысяч ливров.