Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

Наследие Генриха

Оказавшись во главе государства, Елизавета вынуждена была разгребать весьма проблематичное наследие своего отца. Унаследованное ею королевство находилось в чрезвычайно плохом состоянии.

Генрих VIII вел себя во многом как типичный ренессансный монарх. Война, интриги, схватки с противниками были делом всей его жизни. Методичное выстраивание государства, забота о благосостоянии своих подданных не находились в сфере его интересов. Ведь в XVI веке еще далеко было до эпохи, когда абсолютные монархи, ориентируясь на установившиеся в обществе традиции и интересы процветания своих народов, стремились рационализировать все вокруг и добиться успехов в развитии хозяйственных систем. В отличие от абсолютного монарха ренессансный правитель, как волк, готов был вцепиться в горло противника даже ради мелкой добычи, руководствуясь при этом представлениями, которые Никколо Макиавелли довольно точно выразил в своем знаменитом «Государе».

В чем Генрих отличался от некоторых своих «коллег по цеху», так это в том, что помимо всего прочего устроил в стране Реформацию, которая на первых порах внесла сумбур в жизнь общества, разорила монастыри, погубила многочисленные произведения искусства и привела к переделу огромных массивов собственности. Сильные мира сего грабили слабых без зазрения совести. Незащищенность имущества делала весьма проблематичным экономическое развитие. Сочетание откровенного авантюризма во внешней политике с разрушительными действиями в политике внутренней обусловило развал финансовой и денежной системы государства. Денег в бюджете не имелось, и для того, чтобы как-то свести концы с концами, Генрих впадал «во все тяжкие».

Даже смерть монарха не могла остановить наметившийся развал. И при Эдуарде, и при Марии старые проблемы сохранялись.

Для того чтобы повысить доходы королевской казны, власть сознательно прибегала к так называемой порче монеты, которую даже прозвали «великой порчей» — столь сильно она повлияла на платежеспособность населения. Поскольку бумажных денег еще не существовало, монарх не мог просто напечатать ничем не обеспеченные купюры. Зато он прибегал к иным средствам — по сути дела воровал благородные металлы. Реальное содержание серебра в монетах быстро сокращалось. Если в 1541 г. оно составляло почти 93%, то в 1551 г. — лишь 33%.

Последствия порчи монеты для населения были примерно такими же, как последствия неумеренной бумажно-денежной эмиссии в наше время. Инфляция в полной мере охватила общество. Платежеспособность каждой отдельно взятой монеты снижалась. Для того чтобы купить себе товар, англичанам требовалось все больше и больше «порченных» денег. Цены выросли в два-три раза буквально за несколько лет. Торговля страны оказалась разрушена. На этом фоне производство знаменитых английских тканей резко сократилось. Разоряющимся английским купцам перестали доверять. Курс их векселей в Антверпене — ведущем финансовом центре Северной Европы — резко упал. Наконец, население фактически стало отказываться принимать к уплате быстро обесценивавшуюся монету.

Реформы Томаса Грешэма 

Имя сэра Томаса Грешэма далеко не столь известно, как имя Елизаветы Тюдор. В стандартных экономических учебниках оно встречается обычно лишь раз. Так называемый «закон Грешэма» гласит, что плохая монета вытесняет из обращения хорошую. С действием этого закона мы в России столкнулись, например, в период высокой инфляции 90-х гг. XX века, когда каждый разумный человек пытался быстрее избавляться от рублей («плохой монеты»), пуская их в обращение, тогда как доллары («хорошую монету») использовал в качестве средства накопления и тратил лишь в меру острой необходимости.

Открыл свой закон Томас Грешэм, естественно, наблюдая за тем, как похожие процессы с деньгами происходили в Англии середины XVI века. После восшествия Елизаветы на престол именно он стал идейным вдохновителем финансовой стабилизации 1560-1561 гг.

Грешэм был английским купцом, много работавшим в Нидерландах и наблюдавшим за тем, как функционирует передовая по тем временам экономика Фландрии. Уже в 50-х гг. он стал советником английских властей по финансовым вопросам. Ключевым положением в проекте реформ Грешэма было восстановление традиционного веса английской валюты. Однако до восшествия на престол Елизаветы ему не удавалось воплотить в жизнь свои идеи.

Только при Елизавете был восстановлен старый вес монеты, как в прямом, так и в переносном смысле. Она вновь стала серебряной с небольшим лишь процентом примесей. Наверняка это было нелегким решением, поскольку денег короне всегда не хватало, а потому велик оказывался соблазн вновь прибегнуть к их порче. Однако Елизавета продержалась и не стала подрывать свою экономику, даже несмотря на все проблемы, связанные с укреплением обороноспособности страны на фоне нараставшей испанской угрозы.

В дальнейшем стабильность денег долго удавалось сохранять, и лишь в смутные времена второй половины XVII столетия платежеспособность английской монеты вновь оказалась под угрозой.

Преобразования, инициированные Грешэмом, не ограничились одной лишь финансовой стабилизацией. Как истинный купец, он озаботился идеей создания в Лондоне крупнейшего в Северной Европе торгового и финансового центра, который мог бы конкурировать с Антверпеном. К концу 60-х гг. ему удалось создать в английской столице биржу на манер антверпенской, и Елизавета, посетив это детище Грешэма, благословила его. Биржа получила наименование Королевской. С этого момента, по сути дела, между властями страны и деловым миром впервые установились нормальные отношения сотрудничества, каковых никогда раньше не имелось.

«Овцы съели людей»

Нормальным отношениям бизнеса и власти содействовало также то, что Елизавета не сильно напирала на налоги. На военные действия она тратила лишь 3% национального дохода Англии, тогда как Филипп Испанский извлекал из Кастилии все 10%. Покрывать дыры в английском бюджете удавалось за счет займов и приватизации королевских земель. Заметим попутно, что такая политика лишала корону собственной финансовой базы в будущем, а значит, все больше ставила ее в зависимость от парламента, вотировавшего налоги. Не исключено, что это стало одной из важнейших причин будущей демократизации страны.

Нормальные отношения бизнеса и властей оказались чрезвычайно важны для Англии, поскольку к елизаветинскому времени там уже начались позитивные процессы в сельском хозяйстве, которые со временем должны были сильно преобразить структуру экономики страны. Речь идет о так называемом огораживании.

У огораживания в экономической истории — плохая репутация. Особенно в марксистской науке. Суть этого процесса состоит в том, что энергичные помещики-джентри, начинавшие мыслить по-новому, огораживали большие земельные участки под пастбища для того, чтобы развивать в своих хозяйствах овцеводческую специализацию. Благодаря этому Англия сначала стала важнейшим поставщиком шерсти для бурно развивавшихся фламандских шерстяных мануфактур, а позднее сама оказалась одним из европейских лидеров в производстве сукна.

Огораживание сделало из убогого северного английского сельского хозяйства (где невыгодно хлеб сажать, а виноград вообще расти не станет) основу мощного агропромышленного комплекса. Однако попутно огораживание  прошлось катком по судьбам тысяч крестьян, которые теряли возможность арендовать у джентри клочки земли, а потому стали нищими бродягами или обитателями работных домов с тяжелыми условиями существования. Великий гуманист Томас Мор по этому поводу грустно заметил, что «овцы съели людей».

Однако, как часто бывает в экономике, бесчеловечный процесс структурной перестройки заложил основы будущего процветания. Причем «съеденные» люди (или их потомки) стали базой для формирования городского пролетариата, без которого не смогла бы появиться знаменитая английская промышленность.