В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России

На свадьбе царя в январе 1575 г. присутствовали наряду с Д. И. Годуновым Борис с женой Марией, кузеном Федором Ивановичем и дальним родичем Никитой Васильевичем. Борис пользовался явной благосклонностью царя. Он назван «дружкой» его и мылся в «мыльне» с государем и другими царскими любимцами — Б. Я. Бельским, Никитой Васильчиковым (братом царицы), а также с Ф. В. Старого. Пройдет всего несколько месяцев, и двое из четырех любимцев царя попадут в опалу. После женитьбы царевича Федора на сестре Бориса Годунова Ирине [60]. положение последнего при дворе упрочилось [61].

Кроме Годуновых, Тулуповых и Колычевых расположением царя пользовался и А. Ф. Нагой, вернувшийся 29 ноября 1573 г. из десятилетнего пребывания с посольской миссией в Крыму. Афанасий Федорович происходил из семьи, связанной со старинными традициями дворцовой службы (отец его в 1533 г. был ловчим, но к 1547 г. дослужился до чина окольничего). Двоюродная сестра Афанасия Евдокия в 1549 г. была выдана замуж за Владимира Старицкого, но вскоре (в 1557 г.) умерла [62]. Дети от брака князя Владимира с Нагой не были казнены Грозным вместе с их отцом, [63]. а одна из его дочерей (Мария) в 1573 г. стала женой принца Магнуса. Еще в Крыму (в 1571 г.) Афанасий Федорович стал опричником. По приезде на Русь А. Ф. Нагому пожаловали титул дворянина Ближней думы. Он участвовал в важнейших дипломатических переговорах: в январе 1575 г. — с имперскими гонцами, в марте в Старице — с литовскими гонцами, в июле — с датскими послами, в январе 1576 г. — с цесарскими, в октябре — с крымскими и в ноябре — с польскими [64].

Дипломатической службой деятельность А. Ф. Нагого не ограничивалась. В разрядах 1576–1579 гг. он обычно встречается не в составе думных дворян, а как дворовый воевода. Это было рангом выше. Ведь вместе с ним дворовыми воеводами числились в 1576–1577 гг. и боярин кн. Ф. М. Трубецкой, а в 1579 г. Трубецкой и Н. Р. Юрьев [65]. В январе 1574 г. А. Ф. Нагой в связи с розыском по делу о «крымской измене» сообщал боярской комиссии сведения о людях кн. И. Ф. Мстиславского. В январе 1575 г. он присутствовал на свадьбе Ивана IV. Горсей его знал как «умного и благородного дворянина» [66]. Старший брат Афанасия Федор Федорович Нагой появился в разрядах в начале 60-х годов, но до ликвидации опричнины ничем не выделялся. Затем в 1575/76, 1577, 1579 гг. он упоминается как окольничий (был «в окольничих»). Возможно, в 1576 г. Ф. Ф. Нагой выиграл местнический процесс у В. Г. Зюзина, которому также «сказано» было окольничество [67]. Но до младшего брата ему было далеко.

На свадьбе Ивана Грозного в 1575 г. присутствовали Б. Я. Бельский и его родичи. Бельские [68]. принадлежали к числу неродовитых детей боярских, владения которых, как и некоторых Годуновых, располагались в Вязьме. Племянник Малюты Скуратова-Бельского Богдан Яковлевич к 1570 г. появился в опричнине. По словам папского нунция Антонио Поссевино, Богдан в течение 13 лет жил у Грозного в спальне, что позволяет отнести приближение молодого Бельского к концу 60-х годов. Вероятно, уже на заре своей деятельности Богдан Яковлевич поддерживал дружеские связи с зятем Малюты Скуратова Борисом. В 1571 г. на свадьбе царя и Собакиной он вместе с Борисом Годуновым упомянут «в государеве мыльне» (как и в 1575 г.) [69].

В походе 1571/72 г. и в походе на Пайду 1572/73 г. Богдан Бельский служил рындой «с рогатиной», но, как дворовый человек, в марте 1573 г. получал большой оклад (250 руб.). В 1574 г. в серпуховском походе он с братом Певежею ходил уже «с шеломом» Грозного, как и в походах весной 1576, 1577, 1579 гг. Одновременно (в 1576 г.) Богдан Яковлевич стал думным дворянином, а к январю 1578 г. — оружничим [70].

Наконец, на свадьбе царя в 1575 г. присутствовали и князья Шуйские — боярин Иван Петрович, а также В. Ф. Скопин-Шуйский и братья Василий, Дмитрий и Андрей Ивановичи. По словам английского посла Джильса Флетчера (1589 г.), В. И. Шуйский «почитается умнее своих прочих однофамильцев», а князь Андрей — «за человека чрезвычайно умного». Этого нельзя было сказать о В. Ф. Скопине-Шуйском, который более знатен, чем способен «для советов». И. П. Шуйский — «человек с большими достоинствами и заслугами» [71].

Шуйские были, пожалуй, единственными представителями княжеской аристократии на торжественном бракосочетании царя 1575 г. (если не считать временщика кн. Б. Д. Тулупова). Объясняется этот, казалось бы, странный факт близостью их к опричной среде. Отец Василия, Дмитрия и Андрея Шуйских Иван Андреевич, очевидно, входил в состав опричников. В 1572 г. он погиб. Князь Дмитрий был женат на одной из дочерей Малюты Скуратова. Все это были молодые люди. Старшему из братьев Шуйских — Василию в 1574 г., когда он появился в разрядах, исполнился всего 21 год. Женат он был на дочери кн. М. П. Репнина. В Дворовой тетради из всех названных Шуйских упоминался только Иван Петрович, ставший боярином в год смерти Ивана Андреевича. Летом 1576 г. он судил местническое дело Ф. Ф. Нагого с В. Г. Зюзиным [72]. Пока же остальные Шуйские ничем особенно не выделялись из аристократического круга Двора государя [73]. Но в июле 1575 г. Василий и Андрей Шуйские получили поместье в Шелонской пятине Новгорода, очевидно, из фонда земель, конфискованных у лиц, попавших в опалу [74].

Ближайшее будущее должно было показать, какой из групп фаворитов удастся победить и завоевать первенствующее положение при дворе.

Не успели окончиться брачные торжества, как в январе 1575 г. из Новгорода к Колывани, Пернову, Гапсалю (Апсалу), Лиговери и Коловери были двинуты войска во главе с Н. Р. Юрьевым и кн. Аф. Шейдяковым. Грозный рассчитывал, возможно, на то, что успешная «военная акция сделает шведского короля более уступчивым и подтолкнет его к заключению мира. Однако поход затягивался. Только после подхода войск Симеона (Саин-Булата) Бекбулатовича и Михаила Кайбулича 9 июля удалось взять Пернов [75]. В начале 1575 г. Магнус взял г. Салис. Этим дело и ограничилось.

В начале 1575 г. начались споры Ивана IV с датским королем Фредериком II из-за ливонских крепостей Гапсаля, Лодена и Леаля. Они вызваны были тем, что Фредерик II взял названные крепости под свое покровительство. Весной датский король послал ко двору Грозного своего секретаря Эйзенберга. 7 июля состоялись переговоры Эйзенберга в Старице, которые вели А. Нагой и дьяк В. Щелкалов. Царь твердо стоял на своем, но вместе с тем изъявлял дружеские чувства к датскому королю [76].

29 ноября 1575 г. и 29 января 1576 г. Грозный принимал английского гонца Даниила Сильвестра. Королева Елизавета была прежде всего заинтересована в развитии русско-английской торговли [77]. В Россию из Англии поступали тогда сукна, боеприпасы, хлопчатобумажные ткани, а вывозились сало, лен, пенька, воск, меха, корабельный лес. Но на этот раз переговоры не были доведены до конца. На обратном пути из Москвы в Холмогорах Сильвестр был убит ударом молнии.

После того как Генрих Валуа не вернулся в Польшу к назначенному сроку (12 мая), конвокационный сейм приступил к обсуждению новой кандидатуры на польский престол. Снова дебатировался русский вариант. В августе 1575 г. на смену Ельчанинову в Речь Посполитую послан был Л. З. Новосильцев. Ему поручено было передать грамоту царя, в которой изъявлялось желание сохранить и впредь мирные отношения с Речью Посполитой. Он вез с собой и «речи» по поводу возможности избрания на польский престол царя. Все это повторил и русский гонец, прибывший на сейм, открывшийся в Варшаве 7 ноября 1575 г. Царь выражал готовность соблюдать мир, но сохранял за собой право вести особые переговоры о Ливонии. Он предлагал прислать для переговоров посла, но не «большого», а «меньшого» [78]. Неуступчивый тон посланий Грозного разрушил иллюзии шляхты, которая не склонна была поступиться Ливонией, и охладил ее и без того не очень пламенные симпатии к Ивану IV. Польская аристократия провозгласила королем императора Максимилиана II, а шляхта — семиградского воеводу Стефана Батория, за спиной которого отчетливо вырисовывалась фигура султана.