Древний Египет. Храмы, гробницы, иероглифы

Как глава этого богатого и роскошного общества, отец Эхнатона заслужил эпитет «Великолепный», который присвоили ему современные историки. В юности своей Аменхотеп III показывал признаки атлетических способностей, которыми хвастался его дед Аменхотеп II: надпись гласит, что он убил более сотни львов между первым и десятым годами своего царствования. Но, пожалуй, существенно то, что Аменхотеп III не вел военных кампаний, не было даже обычных карательных экспедиций в Сирию в начале царствования. Он широко строил, обогащая великий храм Амона в Карнаке, как, впрочем, и другие святилища. От его погребального храма на западном берегу Нила остались только две гигантские статуи, известные как колоссы Мемнона. Выветрившиеся и обветшалые, теперь они имеют вид меланхолического достоинства, глядя невидящим взором через реку на руины могущественной столицы Египта.

Мать Эхнатона была более замечательной фигурой. Ее вступление в царскую семью было обставлено в манере, уникальной для Древнего Египта. Аменхотеп Великолепный объявил о своем браке в серии памятных скарабеев, такой же формы, как те жуки, которых современные туристы тысячами увозят из Египта в качестве сувениров, но достаточно больших, чтобы вместить короткую надпись на плоском брюшке. Надпись гласит:

«Да живет Аменхотеп III, подаватель жизни, и великая супруга царя Ти, которая живет. Имя ее отца Юйя, имя ее матери Туйя, она супруга могущественного царя, южная граница (владений) которого так далеко, как Карой, а северная граница так далеко, как Нахарин!»

Вызов, звучащий здесь, очевиден. Ти была не царского рода, возможно даже не благородного рождения; гробница ее родителей найдена, и их титулы предполагают достаточно скромное происхождение. Аменхотеп не только женился на дочери народа, но дал ей титул супруги, и надпись на скарабее ясно дает понять, с краткостью, которая граничит с надменностью, что царица выше критики и вообще каких-либо комментариев.

Нельзя удержаться, чтобы не поразмышлять о личности этой царицы Ти, поднявшейся на трон из низов. Она была главной женой в полном смысле слова; фигурируя на памятниках ее мужа более заметно, чем любая другая царица в египетской истории, получая письма от иностранных монархов, что подразумевает, что она имела голос в политических решениях. В Берлинском музее есть поразительная портретная скульптура этой дамы: жесткое маленькое личико с полным надменным ртом и умными глазами – не красивое лицо, но не все великие чаровницы истории были красотками, а Ти, безусловно, заслуживает места среди них, рядом с Клеопатрой, мадам де Монтеспан и другими женщинами, слова которых двигали царствами.

Сын Ти взошел на трон под традиционным именем своего дома, данным в честь великого бога его города. Возможно, вначале Аменхотеп IV правил вместе с отцом, но через несколько лет тот умер либо сделался слишком слаб, чтобы заниматься государственными делами. Есть свидетельства, что еще будучи Аменхотепом IV молодой царь дал толчок некоторым тенденциям, которые ассоциируются с его ересью, но на шестой год правления он довел дела до кризиса.

Средоточием кризиса был новый верховный бог Атон. Чтобы почтить его, фараон сменил имя с Аменхотепа на Эхнатона, что означает «угодный Атону». А чтобы окончательно порвать со старыми богами, Эхнатон перенес свою столицу. Фивы были домом Амона; Атон должен был иметь столицу на земле, никогда не посвящавшуюся другому богу. Фараон переселился с семьей, двором, чиновничеством и новыми жрецами на 300 миль к северу от Фив, в место, известное теперь как Эль-Амарна. На этом месте, где скалистые горы, идущие вдоль Нила, образуют просторную котловину, Эхнатон построил новый город солнечного диска Ахетатон («Горизонт Атона»). Он установил официальные пограничные вехи, навсегда посвящавшие землю Атону, и поклялся никогда не покидать ее границ.

Это было достаточно радикальным шагом, но Эхнатон пошел еще дальше. Он запретил поклонение старым богам Египта – этому расползшемуся пантеону, в сложностях которого путались сами древние египтяне. В особенности фараон возненавидел величайшего из богов – Амона. Его агенты были разосланы по всей стране, к храмам, гробницам и монументам, чтобы уничтожить ненавистное имя с камня, даже когда оно появлялось в имени собственного отца, Аменхотепа. Других богов тоже не пощадили, в некоторых случаях даже слово «боги» во множественном числе соскребали со стен.

Кто был этот Атон, ради которого царь Египта совершил такие монументальные преступления против традиции? В более ранние времена слово атон использовалось применительно к орбите Солнца, и к эпохе деда Эхнатона Атон стал именем собственным, солнечным богом, которому поклонялись. Аменхотеп III время от времени воздавал ему мелкие почести, но был он в лучшем случае второстепенным божком, пока его не открыл Эхнатон.

Старое традиционное изображение Атона как антропоморфического бога с головой сокола

Самые ранние изображения Атона показывают его в виде мужской фигуры с соколиной головой. Это соответствует традиционному египетскому изображению богов в искусстве – с головой зверя или птицы на человеческом теле. Вскоре Эхнатон отбросил и эту традицию. Атон теперь изображался в виде солнечного диска, лучи которого заканчиваются человеческими руками, держащими символический знак слова «жизнь» – крест с петлей наверху («анх»). Бог Атон имел титулы и картуши фараона, носил, даже в качестве солнечного диска, царский змеиный урей, его юбилей, годовщина коронации, праздновался вместе с юбилеем самого Эхнатона. Что же было тогда предметом поклонения Эхнатона? Теории выдвигаются разные. По моему ощущению, то был дух одушевления и творения, скрыто присутствующий в дающих тепло и свет солнечных лучах. Этот дух и был предметом культа Эхнатона. То, что он подразумевал нечто большее, чем физическое благо, предполагается настоянием царя на ma'at.

Мы переводим ma'at словом «правда». Абстракции переводить всегда трудно, и английское слово «правда» (truth) означает для многих разных людей множество разных вещей. В древнеегипетском ma'at, несомненно, означает нечто вроде нашей концепции справедливости, правосудия; слово персонифицировалось богиней, стоявшей рядом с Ра во время суда над человеческой душой. Иероглиф для ma'at изображает перо, которое взвешивалось в сравнении с сердцем усопшего, – чтобы уравновесить перо на другой чаше весов, сердце должно быть свободно от зла. Но ma'at означало нечто большее, чем справедливость; оно определялось как универсальный порядок, божественная система правильности, правильный способ жить. Любовь Эхнатона к ma'at слишком поразительна, чтобы быть случайной, но вопрос о том, что он имел в виду, вызвал массу дискуссий. Мы не видим в культе Атона, каким мы его знаем, сколько-нибудь заметного стремления к социальной справедливости или какого-либо этического содержания, хотя это, конечно, не означает, что их не существовало. Однако безопаснее интерпретировать эхнатоновское ma'at как искренность или чистосердечие. Это понятие ясно проявляется в новых формах искусства, которые Эхнатон поощрял.

Диск Атона

Мы уже отмечали черты этого нового искусства применительно к царским портретам, где новаторство наиболее заметно. Эхнатон сломал старый канон художественного вкуса; первоначальная свобода выражения, которую он, возможно, стремился развить, развилась в новый канон, со своей собственной совокупностью правил. Странные телесные деформации царя копировались в портретах его жены и детей и, в меньшей степени, в портретах придворных – удлиненный череп и тонкое горло, узкие покатые плечи и тяжелые бедра. Несмотря на краткость периода расцвета амарнского искусства, в нем можно различить стадии развития, признаки растущей зрелости и мастерства. Самые преувеличенные формы искусства – некоторые из них опасно граничат с карикатурой – появляются в начале царствования Эхнатона, еще до того, как он покинул Фивы. Но когда перед Первой мировой войной немецкие археологи вели раскопки в Амарне, они обнаружили руины студии скульптора по имени Тутмос, содержавшие некоторые скульптурные портреты фантастической красоты – искусство периода Амарны в его самых поздних и наивысших достижениях. Самый знаменитый из этих бюстов, прелестно раскрашенный бюст Нефертити, пользуется мировой славой – как идеализация экзотической женской красоты и как живое, дышащее изображение конкретной женщины. Трудно описывать искусство Амарны объективно. Ученые говорят о возросшем ощущении движения, о расширении использования кривых, но ни один из этих критериев не объясняет, почему портреты Амарны, особенно голова Нефертити, так захватывают воображение. Гейнрих Шефер, один из немецких специалистов по этому периоду, видит в новом искусстве повышенное эмоциональное содержание. Несомненно, налицо также повышенное чувство индивидуальности; Хафре – это божество, Сенусерт III – муж скорбей, но Нефертити – это Нефертити, и мы чувствуем, что узнали бы ее где угодно и когда угодно.