Среди красных вождей том 1

Напомню читателю, что во всей советской России все вопросы note 207решаются,в целях наблюдения за голосующими, открытой подачей голосов. И вот, как это происходит. Возьмем любые выборные собрания. Председателями на них (как и весь президиум) всегда являются коммунисты. Оглашая список намеченных этой государственной партией кандидатов, председатель заявляет:

— Прошу товарищей и граждан, не согласных утвердить этот список, поднять руку.

Все граждане хорошо знают, что за голосующими следят, что имена голосующих против, заносятся в списки неблагонадежных, что им угрожают всякие неприятности, месть, аресты .. И поэтому понятно, что надо иметь бесконечно много гражданского мужества, чтобы голосовать против и, разумеется, таких смельчаков бывает мало.

На общем собрании всех живущих в "Метропо­ле", где я опять - таки "на основании партийной дисципли­ны", должен был по распоряжению бюро ячейки пред­седательствовать, происходили тоже разного рода дрязги и взаимные нападки. Нападали главным образом на запуганных и забитых непартийцев, которых, кстати сказать, постепенно усиленно выживали из "Метропо­ля". Конечно, разного рода возлюбленные ("содкомы") и их присные и вообще лица, живущие в «Метрополе» по протекции разных сильных мира сего, были хорошо забронированы и их не смели касаться. Но тем острее и "принципиальнее" были нападки на слабо защищенных или совсем незащищенных. Упомяну о выселении С. Г. Горчакова. Это был старый уже человек, бывший круп­ный чиновник министерства торговли и промышленности (кажется, действительный статский советник), оставшийся на службе и в советские времена, и еще до моего приезда в Москву назначенный Елизаровым note 208управляющим делами комиссариата. Он служил верой и прав­дой новому правительству, в отношении которого был вполне лойялен. Оба его сына были офицерами красной армии, и один из них даже заслужил орден "красного знамени". Впоследствии С. Г. Горчаков был торгпредом в Италии. В " Метрополе " он жил с женой, замужней дочерью и ее ребенком, ютясь в одной небольшой комнате. В один прекрасный день ячейка устремила на него свой взор (его комната понадобилась "партийцу") и ему было предложено немедленно выехать. Он бросился ко мне. Мое предстательство не помогло. Я обратился к Красину, хорошо знавшему Горчакова и очень ценившего его. Но и заступничество Красина не помогло, и Горчаков должен был, в виду жилищного кризиса остаться с семьей хоть на улице. Куда было даваться человеку с волчьим паспортом «беспартийного». А дело происходило зимою. Поэтому я разрешил ему занять одну комнату в помещении комиссариата.

Вот из таких - то дел и состояли, главным об­разом, занятия общих собраний живущих в "Метро­поль"… Но одно собрание врезалось в мою память, так как в этот день произошло событие, вызвавшее в "Метрополь", и среди партии, и в советском правительстве глубокую панику. Это было 25 сентября 1919 г. в самый разгар гражданской войны.

Шло одно из обычных собраний в роскошном белом зале "Метрополя". Кто - то из коммунистов, по назначению ячейки, прочел трафаретный доклад с призывом идти в коммунистическую партию. Шли какие-то нудные и вялые прения: ведь никто не мог, т. е., не смел возражать, а потому в этих "прениях" беспартийная публика ограничивалась тем, что задавала note 209докладчику вопросы. Он скучно и без всякого подъема — ведь он был докладчиком по назначению — играя избитыми митинговыми лозунгами, отвечал и пояснял. Я и весь президиум находились на эстраде (место оркест­ра в прежние времена), помещавшейся у входа в зал из вестибюля.

Вдруг резко распахнулась дверь и в нее театраль­но, как гонец в опере, стремительно вошел какой-то товарищ.. Он был явно взволнован и быстро подошел к эстраде. На нем была белая русская рубаха, и на его спине ярко выделялись пятна крови…

Появление его сразу же вызвало у настороженной, вечно ждущей какого-нибудь несчастья, публики, движение… Смущенный очередной оратор смолк, остано­вившись на полуслов. Не зная еще ничего, но опасаясь паники, в потенциале уже появившейся, я громко предложил оратору продолжать его речь, цыкнул на под­нявшихся, было, и двинувшихся к выходу и пригласил «вестника» подняться на эстраду.

— В чем дело? — шепотом спросил я его.,

— Я сейчас был на собрании в Леонтьевском переулке, — взволнованным шепотом ответил он, — эсеры бросили бомбы… масса убитых и раненых… я сам ранен…

Дав оратору закончить очередное слово, я обра­тился к собравшимся, стараясь их успокоить, и сообщил вкратце о происшествии. Затем я закрыл заседание.

По телефону мы узнали подробности, которые я опускаю в виду того, что в свое время это событие бы­ло подробно описано и освещено прессой.

В "Метрополе" поднялась паника. Пришли еще свидетели происшедшего, которые взволнованно note 210описывали, как произошел взрыв и пр. Все разбились по группам, в которых шло тревожное обсуждение события..

Я поднялся к себе. Было уже поздно, часов около 12-ти ночи. Я стал ужинать. Вдруг зазвенел телефон.

— Товарищ Соломон? — спросил голос Зленченко.

— Я… В чем дело?

— По распоряжение московского комитета всем коммунистам собраться на площадке в вестибюле и вместе "сомкнутым строем" идти в штаб партии… Скорее, товарищ Соломон!… Захватите револьвер…

Весь "Метрополь" был в движении и смятении. Ползли самые ужасные слухи. Передавалось, что Москва уже объята восстанием, во главе которого стоят эсеры, движущееся с толпами восставших рабочих и красноармейцев в центр города, и пр. и пр… Воображение и фантазия разыгрались.. Был даже слух, что в самом Кремле идут схватки, что многие, и в том числе Ленин, уже скрылись….

На площадке в вестибюле столпились коммунисты, мужчины и женщины. Среди них находился и Зленченко, раздававший какие - то приказы об охране "Метрополя". Он имел вид главнокомандующего. Многие были во­оружены.

— Товарищ Зленченко, — обратилась к нему одна почтенная коммунистка, старая партийная работ­ница, — а разве мы, женщины, тоже должны идти в штаб?… Это от нас толку?…

— Как!? Вы, старая партийная работница, задаете такой вопрос!? — накинулся на нее Зленченко. — Нуж­ны все, и стар и млад… Надо спасать советский строй!..

note 211Партийная дисциплина, товарищ… Строимся и идем! — скомандовал он.

Была ужасная осенняя погода. Шел дождь. Улицы почти не были освещены. Я, спотыкаясь на каждом ша­гу, ничего почти не видя из за своей близорукости и из - за дождя, покрывавшего мелкой пылью мои очки, шел, поддерживаемый самим Зленченко… Пришли в штаб. Долго ждали, но наконец, начальник штаба стал нас спрашивать. Узнав мой возраст и что я "зам", он отпустил меня, сказав, что я освобожда­юсь от несения патрульной и караульной службы, но должен нести службу по внутренней охране «Второго дома советов». К моему удивлению, молодой и здоро­вый Зленченко стал униженно отпрашиваться, ссылаясь на свое положение председателя ячейки, которому-де, необходимо в эту трудную минуту быть в "Метрополе" Его отпустили. Женщины тоже были отпущены. Оставшимся тотчас же были розданы винтовки и они были посланы для несения патрульной службы…

Около трех часов все мы, забракованные штабом, возвратились в "Метрополь". В вестибюле были учреждены усиленные дежурства членов партии, снабженных винтовками. Дежурили и женщины. Эта тревога продолжалась дня два - три. Среди обитателей "Метропо­ля" шли, все разрастаясь, самые нелепые слухи о происходящих в городе событиях. Многие собирали, как я это уже описывал при панике в берлинском посольстве, свои вещи, чтобы в случае чего, было легче бежать… Некоторые прятали свои партийные билеты и извлекали на свет Божий разные старые, времен цариз­ма и Временного Правительства, удостоверения и доку­менты. Коммунисты начали забегать к «буржуям", ко­торые стали поднимать головы и в душах которых note 212закопошились надежды. Позже я узнал, что и в Петер­бурге, в местах расположения коммунистов, повторя­лись сцены паники и растерянности.