Славяне и скандинавы

Аналогичные тенденции отчетливо прослеживаются по археологическим находкам во многих местах Швеции. Уже отмечалось, что продукция Хельгё распространилась в северной Швеции, и при этом в таких областях, где в большом количестве имеются озерные или луговые руды, где добывалась пушнина, шкуры и кожи, там, где можно было посадить своих посредников и направлять торговлю. То же самое относится к восточной Ботнии и Финляндии, где распространяются близкие по облику среднешведским находки. Особенно ярко вырисовывается здесь важная роль, которую играли в торговле протяженные, простирающиеся далеко в глубь страны водные пути.

Обратимся теперь к отношениям с Готландом. И здесь можно установить сильное среднешведское влияние, особенно с VI в. Некоторые найденные на Готланде украшения VI в. имеют точные соответствия в литейных формах Хельгё¹³, где, вероятно, они и были изготовлены. Судя по техническим анализам, большую часть своего железа готландцы должны были получать из средней Швеции¹⁴. Тесное сотрудничество между свеями и готландцами должно было установиться и в другой связи, а именно при основании торгового места Гробини в восточной Прибалтике на Курземском полуострове. Эта шведско-готландская колония существовала с 650 по 800 г.¹⁵ В течение VI в. на Готланде были воздвигнуты первые большие поминальные стелы с изображениями, декоративное оформление которых указывает на весьма тесную связь с позднеримским искусством¹⁶. Однако при этом имеется один чрезвычайно распространённый мотив, который, несомненно, целиком и полностью представляет собою местное творение, а именно изображение ладьи с военной командой (илл. 51). Эта ладья, которая на поздних стелах мчится по вздымающимся волнам, должна была иметь для готландцев совершенно особое значение. Для них она была символом счастливого парусного похода через открытое море. В то время действительно было большим достижением добраться с Готланда до континентальной Швеции на маленькой лодке. Если же при этом на борту был ценный груз, то плавание было еще значительнее. Лодка, полная людей, составляющих ее команду, была естественным символом мореплавателей, и оживленные контакты между Готландом и Средней Швецией становятся еще более очевидными, если учесть найденный в Упланде (Хеггебю) камень с таким же изображением¹⁷.

Итак, задолго до начала собственно эпохи викингов в восточноскандинавских водах господствовали на море вооруженные купцы, среди которых, видимо, готландцы и в первую очередь свей играли главную роль.

Трудно, однако, представить, чтобы все это основывалось на частной инициативе. В Гробини, во всяком случае, речь как будто может идти об объединении свеев и готландцев, осевших в этом поселении и имевших общие интересы. Это объединение сыграло также определенную роль в проникновении на северошведские и финские рынки. Как кажется, зарождается некая система, и взгляд историка невольно обращается к резиденции свейских конунгов в Упсале, занимавших ключевое положение. Крупное предприятие нуждается в руководителе, и, коль скоро походы приобрели такие масштабы, во главе их не мог стоять никто, кроме конунга.

В помощь себе он мог посадить в стратегически важных пунктах, прежде всего поблизости от Упсалы, своих людей, откуда в случае опасности они могли быть быстро вызваны для организации обороны края. На о. Ловё, недалеко от пролива, соединявшего оз. Меларен с морем, был открыт погребальный комплекс, состав которого позволяет установить, высокий статус погребенного здесь воина. Вероятно, это могила одного из королевских дружинников, которому была поручена охрана входа в оз. Меларен и водного пути в Упсалу¹⁸. На южном берегу озера, точно напротив Ловё, расположено еще одно сторожевое поселение, Норсборг, а немного дальше лежат Хельгё, Хусбю на о. Мунсё (топоним «хусбю» обозначал в средневековой Швеции королевские усадьбы) и Адельсё (резиденция конунга, известная по письменным источникам). Все эти места следует отнести к звеньям древней оборонительной системы, защищавшей коренную область племени свеев. Несколько в большем отдалении, в том числе в Норланде, также, по-видимому, были размещены военные слуги конунга. Богатое камерное погребение в Хёгом, Медельпад, так же как захоронение в Норрала, Хельсингланд, содержало вещи, многие из которых могли быть изготовлены в Хельгё. Можно назвать и ряд других мест, и без особого преувеличения все их можно считать опорными пунктами торгово-политической организации, охватывавшей значительную территорию.

К Упсале тяготели собственно дружина и двор конунга. Это примечательно. Так же как советники эпохи средневековья предпочитали находиться в Стокгольме, чтобы оставаться в центре событий, так поступали и вооруженные «мужи», вассалы конунга, нашедшие последнее упокоение в династических могильниках недалеко от Упсалы¹⁹: в Венделе, Вальсъерде, Ультуне. Кажется символичным и исполненным глубокого смысла, что все они погребены в ладьях. Возможно, этот обряд был своего рода напоминанием о торговых поездках, равно как и о морских военных походах, в которых они участвовали под руководством конунга и которые вели к образованию известной в средневековье древ-нешведской системы военно-морского ополчения, так называемого «ледунга», основанного на развитой территориальной организации и возглавлявшегося феодальной знатью.

Большинство погребений в ладье (особенно VII-VIII вв.) исключительно богато снаряжены и, бесспорно, принадлежат представителям высшего социального слоя. Они уступают только погребениям в упсальских курганах***.

Следует упомянуть одно из хорошо документированных погребений в ладье, могилу № 6 в могильнике Вальсъерде. Ладья в могиле имела длину около 10 м и была выстроена в технике клинкерной обшивки. Так как дерево истлело, её положение устанавливается только по размещению рядов железных заклепок, скреплявших обшивку. Покойник был уложен внутри ладьи на подстилке из перьев, но без парадной одежды. Возле его левого бока были положены два длинных меча и скрамасакс (однолезвийный меч), а также два стеклянных бокала. С правого бока, кроме того, находился еще один однолезвийный меч. У края бортов лежали три щита, два по одной и один по другой стороне ладьи. В средней части ладьи были уложены три конские узды, два колчана со стрелами, ларец с различными орудиями, крюк для подвешивания котла, кузнечные клещи, три топора и четыре поковки полосового железа. Кроме того, там же находился шлем, два набора конской сбруи, наконечник копья, стеклянная чаша, игральная доска с фигурами, портупейный крюк для меча. Близ форштевня стоял железный котел, при нем были вертел, черпак, козлы для вертела и ларчик, а кроме того, остатки запасов мяса в виде массы костей животных. Две или три собаки, так же как конь, были убиты и уложены в ладью, а снаружи ладьи были положены еще одна лошадь и бык.

Как следует из этого перечня, покойник был весьма богато снаряжен, особенно оружием, и это может быть указанием на его, видимо, важную службу: возможно, телохранителя конунга в Упсале****. Подобные захоронения имеются также и в других местах, в том числе на Готланде, например могила всадника из Валльстенарума. Весьма примечательны остатки, к сожалению разграбленного и разрушеного, погребения в ладье из Бёда на Эланде с вещами высокого художественного качества. Интересны также скудные остатки погребения в ладье из Лаккалэнга, Сконе. В целом же вендельский период (VII—VIII вв.), предшествовавший эпохе викингов, был в Швеции временем творческого расцвета. Задолго до начала известных походов викингов (т. е. до 800 г.) вооруженные воины плавали в водах восточной Балтики, а возможно, и далее за ее пределами. Вовсе не обязательно они стремились грабить и убивать, это было бы отклонением от обычного образа жизни; скорее они искали мирных промыслов, торговли, установления контактов, освоения пустошей. Меновая торговля была лучшим средством для того, чтобы завязывать связи, и не случайно археологические исследования в Хельгё обнаружили ее многочисленные следы.