История украинского народа. Автобиография

В этом же направлении, хотя и иными дорогами — не путем законодательства, а практики — слагались отношения и в землях вел. княжества Литовского.

Пока права крестьянина на землю признавались, свободный выход крестьян, сидевших на собственных землях, создавал чрезвычайные трудности для владельцев, получавших от правительства этих крестьян и их земли, как источник доходов взамен военной службы. Ноэтому правительство в интересах служилого землевладения всячески ограничивает право передвижения крестьян-собственников. А так как граница между крестьянами, сидевшими на собственных землях, и крестьянами поселенными на землях господских, в это время уже сгладилась, то в конце концов были закрепощены и те, и другие. И как давность владения и сумма труда, вложенного в землю, создавали права крестьянина на землю, так давность стала критерием его закрепощения; термин «отчич», указывавший собственно на наследственные права крестьянина на данный участок земли, превратился в термин для обозначения крестьянина, «засидевшего» в продолжение нескольких поколений и потому потерявшего право выхода. Для такого крестьянина законодательство вел. кн. Литовского, уже в Литовском Статуте 1529 г., не делает различия от «челядина» и совершенно не вмешивается в его отношения к «господину».

Таким образом практика великого княжества Литовского и здесь встретилась с практикой и законодательством Польши То же видим и в вопроси о правах крестьянина на землю.

На этом пункте была значительная разница, даже полный контраст между обычным правом украинских земель и современным правом польским: первое знало крестьянина-собственника, второе — крестьянина, пользующегося господской или княжеской землею. Эти воззрения встретились в западных украинских землях, и если практика делала уступки обычному праву туземцев, то по праву за крестьянами признавалось только владение, а не собственность, и в случае надобности их земли бесцеремонно отчуждались, отбирались и т. п. Особенно в период распространения господских запашек, фольварочного хозяйства принудительное отчуждение широко практиковалось — с согласия правительства в государственных землях, волею помещика — в частных. Это вызывало, конечно, чрезвычайное озлобление и развитие побегов среди крестьян, которые не могли расстаться с воззрением на разработанную ими землю как на полную свою собственность; даже принимая в новопоселяемых селах участки для разработки, крестьяне затем, разработав их, считали своею собственностью, к удивлению королевских ревизоров, встречавшихся с такими странными в их глазах притязаниями во время ревизий.

10¹

Так было в украинских провинциях. Польши В землях вел, кн. Литовского с одной стороны права крестьянина на землю были подкопаны отмеченным уже условным характером землевладения вообще, с другой стороны тем обстоятельством, что раздачами населенных земель стерта была граница между крестьянами-своеземцами и безземельными, сидевшими на господских землях. Крестьяне, правда твердо сознают свои права, и практика допускает за ними право распоряжения землями; но законодательство постепенно вырабатывает весьма суровый взгляд на крестьянское владение. С полной определенностью это выступает в документах половины XVI века, может быть, не без влияния польского права в своей окончательной формулировке. «Кметь и вся его маетность наша есть*, говорит устав 1557 года.

Таким образом, параллельно с ограничением личной свободы ограничены были самым решительным образом и имущественные права крестьянства.

Этот процесс закрепощения крестьянина, лишения прав и превращения в рабочий инвентарь помещика развивался в продолжение XVI в. из укранпских земель главным образом в землях западных и в бужско-припетском Полесье. Поднеировье, до 1569 г. недоступное польской шляхте да и непривлекательное для шляхетского сословия благодаря своим специальным колонизационным условиям (о них ниже), этим процессом до самого конца XVI в. было весьма мало затронуто. Только с улучшением колонизационных условий в конце XVI в. начинается движение из соседних провинций крупных землевладельцев, приобретающих в Поднепровьи разным путем огромные имения в чаянии грядущего заселения. 1569 год открыл сюда дорогу польской шляхте, с жадностью бросившейся на здешние плодородные пространства, выпрашивая у правительства грамоты на земли «пустые» (т. е. не имевшие владельца с королевской грамотою, хотя бы и заселенные) и пожизненные «державы», устраивая здесь фольварки и пересаживая сюда приемы барщинного хозяйства эксплуатации крестьянина и все те понятия о бесправии крестьянина, развитие которых мы только что представили.

Но насаждение здесь шляхетской культуры не легко дается, Местное крестьянство, составившееся из беглецов, бросивших насиженные места и ушедших в эти нустынные пространства, под татарскую стрелу и аркан, для того, чтобы избавиться от крепостных пут, среди тревожной и трудной жизни выработало в себе независимость и отвагу. Крайне враждебно встречало оно всякий намек на крепостные порядки, грозило бегством, объявляло себя козаками, и все усилия сломить это противодействие только приготовляли горючий материал для народных движений.

Здесь складывалась социальная основа народных движений XVII в., — между тем как окраска национальной борьбы, усвоенная ими, ведет свое начало прежде всего из отношений городских. Город был нервым очагом национальной борьбы, слившейся затем с массовым социальным движением крестьянства.

Подробнее; История Украини-Руси т. V, гл 3 (эволюция крестьянства), там же в гл. 5 — сельское управление, в т VT л 1 и 2 — экономические отношения.

XIII. ГОРОДА. РЕЛИГИОЗНО-НАЦИОНАЛЬНОЕ И КУЛЬТУРНОЕ ДВИЖЕНИЕ XVI—XVI! вв.

В жизни украинских городов влияние польских порядков выразилось в преобразовании их по типу саксонских общин «магдебурского права». Правда, начатки такой организации, в особенности по отношению к немецким колониям, мы встречаем в Галицко-волынском государстве еще перед польским завоеванием. Но только в эпоху польского господства начинается систематическое преобразование старых городских общин и основание новых по «Магдебургекому праву», — отчасти под влиянием общего увлечения этими немецкими формами, отчасти из политических видов, чтобы этим путем ввести в городское (и даже сельское) население украинских земель иноплеменные, приверженные к польскому господству колонии. В начале XV в. все более значительные города Галиции и целый ряд второстепенных городов, местечек и даже сел имели уже немецкое устройство. Затем, из тех же политических мотивов и под влиянием польских порядков, хотя и гораздо медленнее, оно распространяется также и в землях в. кн. Литовского: в начале XV в, в Побужье, в XV—XVI вв. на Волыни, а в землях Киевской и Брацлавской — главным образом уже после 1569 г.

Это преобразование по немецкому праву производило коренной переворот в жизни города. Старый украинский город (как вообще города в старом славянском быту) был тесно связан с землею; можно было сказать; город — это земля; он быль ядром, где более плотно группировались те же общественные клеточки, из которых состоял и организм земли. В Германии же городской быт организовался в форме иммунитета, исключения из общеземского строя и этот институт усвоился теперь украинским городам. Связь города с землею, с общим государственным устройством совершенно разрывалась этим городским иммунитетом; каждый город существовал сам по себе, как маленькое государство, даже без связи с другими городами.

Для самого города исключение его из общеземской организации приводило лишь к самыми печальным результатам. Обособленные, лишенные взаимной связи городские общины, за исключением нескольких наиболее сильных, попали в полную зависимость от старост или помещиков, и скоро от их независимости остался пустой звук. Таким же пустым звуком оказалось самоуправление, муниципальная свобода, так