Обитель подводных мореходов

Дружки шагали по улицам вразвалочку, слегка сутулясь, с горделивым сознанием пройденных семи тысяч миль и с ощущением на правом рукаве двух золотых "галочек". Перед самым увольнением Свиридов зачитал приказ о переводе курсантов их роты на очередной курс.

- Как-то не совсем верится, что мы уже в Риге, - говорил Вадим, слегка волнуясь и восторженно глядя по сторонам. - Помните? Ещё там, в море... Сколько раз в мыслях мы проходили этот путь - вот так, втроём... Эта улица, дома, булыжная мостовая - всё казалось в отдалении каким-то необыкновенным, а сейчас всё просто и привычно, будто ещё вчера здесь были.

- Ты насчёт билетов на Викин концерт не забудь подсуетиться, деловито напомнил Кузьма, - партер, первый ряд, посредине.

- А можно и персональную ложу, - заметил Егор, - не посмеем отказаться.

- И галёрки хватит с вас, - небрежно бросил Колбенев. - Тоже мне, меломаны нашлись.

- Эх, дружки вы мои, корешочки, - Кузя покрутил головой, зажмурившись от восторга. - Как всё-таки здорово, что мы на втором курсе. - И он пошёл чечёткой, громыхая ботинками по мостовой и помахивая руками.

Дружки еле уняли его, припугнув якобы показавшимся патрулём.

За поворотом улицы, при её впадении на Замковую площадь, открылся знакомый дом. Около подъезда толпились люди. Слышалась негромкая музыка.

- Во, прям с корабля на бал... - простодушно заметил Кузьма. - Только нас там и не хватает. Уж не замуж ли выходит кое-кто, не дождавшись с моря кой-кого?..

- Типун тебе на язык, - посулил Колбенев.

Но в душе Егора шевельнулось что-то тревожное. В доносившихся звуках совсем не чувствовалось свадебного веселья. Ребята приумолкли. Тревога и неопределённость усиливались по мере того, как они подходили к угловому дому на площади.

Непрядов всё сразу понял, как только у распахнутых настежь дверей увидал зарёванную Лерочку и ещё нескольких её подруг, пугливо теснившихся кучкой.

Зашевелившись, толпа медленно расступилась, и тогда в глубине дверного проёма обозначился коричневый, с позолоченным орнаментом гроб. Он выплывал из сумеречной глубины подъезда, покачиваясь на руках, будто роковой челнок.

"Вика!.." - одними лишь глазами только и мог выкрикнуть Колбенев, а потом сразу сник, руки его немощно повисли, словно перебитые, и голова вдавилась в плечи.

- Как же так? - немного справившись с собой, сказал Вадим. - Этого не может быть...

Егор страдальчески поморщился, ничего не ответив. Кузьма вздохнул, пожимая плечами. Да и что говорить, когда и без того всё было ясно. Как в тяжёлом, нездоровом сне разворачивалось мучительное действо: плавно колыхался на волнах траурной музыки коричневый гроб и медленно, призрачными тенями двигались за ним люди.

Настойчиво проявила себя осень, которая прежде казалась не так заметной. Низкое серое небо не переставая сочилось изморосью. Холодная влага и серый мрак обволакивали унылые дома, голые деревья, лысые черепа булыжной мостовой. На душе становилось ознобко и пусто, как это случается почувствовать себя перед простудой.

Непрядов решил, что надо всё же действовать, что-то придумать, - лишь бы не стоять истуканами на одном месте. Оставив обессилевшего от горя Колбенева под присмотром Кузьмы, Непрядов протиснулся сквозь толпу Викиных родственников, соседей и просто любопытных к подъехавшему катафалку. Ни у кого не спрашивая, нужна ли его помощь, сделал то, что считал нужным: пособил пocтавить гроб в салон катафалка, помог женщинам подняться в него. Выбрав подходящий момент, переговорил о случившемся с Лерочкой.

Хоронили Вику на окраине города, в Вецмилгрависе. До кладбища дружки решили добраться на такси, в катафалке и без них было тесно. По пути заехали в цветочный магазин, без сожаления потратив почти все имевшиеся у них деньги на огромный, самый дорогой и красивый венок.

Им не повезло. Где-то на полпути машина сломалась и потому долго пришлось искать попутку. Когда приехали на кладбище, народ уже расходился. Викину могилу, утопавшую в живых цветах, отыскали без особого труда. Она оказалась неподалёку от часовни, к которой вела ровная, посыпанная песком дорожка.

- Опять опоздал, - подавленно сказал Вадим. - Какой-то злой рок, проклятое невезение...

- Оно и лучше, что так вышло, - попытался Егор успокоить друга. Крепче запомнишь, какой она в жизни была. Потому что смерть всегда искажает представление о человеке.

- Это уж точно, - поддержал Кузьма. - Смерть - штука безобразная. Уж лучше не видеть, если можно, что натворила она.

- Никак не укладывается в голове, что её нет и никогда не будет, сказал Вадим понуро, будто в пустоту глядя перед собой. - Так о многом ещё не сказал ей...

- Вот потому-то смерть всегда кажется противоестественной, - сказал Егор. - Она же всегда не даёт завершить что-то очень важное - не только мёртвым, но и живым... Мечты, надежды, планы - всё летит кувырком. Вот хотя бы наш мичман: жизнь, можно сказать, прожил на флоте, но разве не хотелось ему ещё и ещё раз уйти вместе с нами в море?.. Или Вика... Кто знает, каким открытием мог бы стать её первый концерт!

- Карга косая - она, конечно, неразборчивая и глупая, - заметил Кузьма, - но человек на то и есть человек, чтобы разумную голову на плечах свой век носить. А что касается разных там оборванных надежд и планов, так ведь ничего ж не кончается. Всё навечно остаётся в тебе самом, пока ты живёшь, пока дышишь воздухом и по земле ходишь. Вот будет у меня дочь, я непременно назову её Викторией... Имя-то какое!

Вадим грустно улыбнулся. Он не верил ни Кузиному надуманному оптимизму, ни Егоровой умиротворённой рассудительности. Но был обоим благодарен за сострадание, просто за то, что они в эту тяжкую минуту не оставили его.

Начало смеркаться. Дождик моросил всё так же надоедливо и тупо. С Двины начало задувать холодным, резким ветром. Деревья прощально помахивали фалангами голых ветвей. Пора было возвращаться в училище.

Миновав кладбищенские ворота, дружки зашагали к автобусной остановке. Ждать пришлось довольно долго. Егор мрачно молчал, прислонившись плечом к фонарному столбу. Вадим зябко поёживался, пряча руки в карманах бушлата. Кузьма безуспешно пытался закурить. Швырнув под забор отсыревшие спички, он с надуманным подъёмом сказал:

- Пацаны, а всё ж здорово, что мы уже на втором курсе! А?

Никто ему на это не ответил.

- А, Вадимыч, Егорыч?.. - не отставал Кузьма.

- Ты уже это говорил, - буркнул Непрядов, поднимая воротник бушлата.

Кузьма приумолк, догадавшись, что его дежурная реплика пришлась не к месту.

- А всё-таки, спасибо вам, ребятишки, - нарушил молчание Колбенев.

- Да за что? - удивился Егор.

- За то, что мы вместе и ещё за то... что вы просто есть.

- Ну уж, скажешь тоже, - подал смущённый голос Кузьма.

За поворотом улицы загудел мотор. Вечерний сумрак вспороли яркие снопы света, предвещая конец затянувшегося ожидания. Автобус вобрал в своё дерматиновое чрево трёх промокших курсантов и покатил к центру города.

- Вовремя это вы смотались, - встретил их дежуривший на КПП Герка Лобов. - Ещё бы минут пять задержались в роте и... привет нашим.

- А в чём дело? - удивлённо спросил Егор.

- А в том... По флоту объявлена готовность номер один. В Венгрии началась заварушка. В самом Будапеште на улицах стреляют.

- Опять кровь, опять смерть, - печально молвил Вадим. - Не успев кончиться, опять началось...

- Не понимаю твоего пацифизма, - насторожился Герка. - Там же наши контру давят!

- Не беспокойся, - заверил на всякий случай Егор. - Дадут команду, и мы примкнём к карабинам штыки, - и подпихнул дружков, чтобы проходили вперёд не задерживаясь. Сам же доверительным полушепотом бросил Герке:

- Отвяжись ты со своей Венгрией. Неужели не видишь, что у человека своё горе? Вику только что похоронили.

- Эту самую, пианистку?.. - простодушно переспросил Герка. - Ну и дела...

Егор лишь приложил палец к губам, мол, только никому ни слова.