Когда молчат письмена. Загадки древней Эгеиды

Если на ликийском языке А (иногда этот язык называют термильским) имеется 150 надписей (правда, в основном это стандартные эпитафии), то на милийском (или ликийском Б) имеется всего две надписи. Но очень важно, что одна из них — большая и хорошо сохранившаяся. Собственно, это часть большой ликийско-греческо-милийской надписи, находящейся на четырех сторонах колонны — так называемой стелы из Ксанфа. Стела эта воздвигнута по приказу ликийского царя, и находилась она в городе Арнна (греческое название — Ксанф), столице Ликии. Она должна была прославлять династию ликийских царей; ее венчала фигура властителя Ликии, восседавшего на троне, который поддерживался двумя каменными львами. Рядом со стелой, видимо, находились гробницы.

В самое последнее время установлена дата создания надписи. Это не 380 г. до н. э., как думали раньше, а, очевидно, конец предшествующего V в. до н. э., возможно, 410 г. Откуда мы знаем это с такой точностью? Дело в том, что в ликийской и милийской частях надписи говорится о персидском полководце Тиссаферне, который был поставлен персидским царем над Лидией и Ликией в качестве, так сказать, губернатора (причем Ликия оставалась весьма самостоятельной страной). Этот полководец сражался, в частности, против перса же — полководца Аморга (по-милийски — Умркка), отколовшегося от основных персидско-ликийских сил. Сражался Тиссаферн и против греков-ионийцев (они также выступали против основных сил Персии и Ликии, тогда как спартанцы выступали на стороне этих сил). Вообще, чтобы разобраться в сложных междоусобицах того времени (ликийцы тоже не были едины!), можно воспользоваться следующей грубой схемой. Имелись две группировки, сражавшиеся одна против другой:

1. Персия (основные силы), Ликия (основные силы), греки-спартанцы.

2. Часть персов (полководец Аморг и др.), часть Ликии (город Тлос и др.), греки-ионийцы.

Так вот, Тиссаферн в 412 г. захватил Аморга, которого взяли в плен спартанцы во главе с полководцем Агесилаем и передали персам. Это событие отражено в стеле из Ксанфа. Вообще в тексте говорится о победе ликийского полководца Кереи над мятежным Тлосом, о разгроме ионийцев и войска Аморга как о последних событиях, так что это уже позволяет датировать надпись примерно 410 г. до н. э. К тому же, хотя основателем ксанфского памятника (включающего нашу надпись) и был Кереи, по приказу которого была воздвигнута Ксанфская стела, он не был в то время царем (как предполагалось): в тексте надписи (мы об этом подробнее скажем ниже) в качестве царя и верховного жреца выступает Керига, а Кереи — в качестве военачальника (видимо, он был «принцем крови»). К тому же и царские монеты с надписью Керига, видимо, относятся ко времени не позже 410 г. и, наоборот, монеты с надписью Кереи стали чеканиться в 410 г.

И уж во всяком случае стела не может датироваться более поздним временем, чем 396 г. Дело в том, что отношение к персидскому «губернатору» Тиссаферну к этому времени изменилось: он был схвачен и казнен по приказу персидского царя в 396 или 395 г. до н. э. На стеле же Тиссаферн — прославленный персидско-ликийский военачальник, побеждающий врагов, сооружающий памятные стелы. Теперь ясно, что стела относится к той эпохе, когда Тиссаферн находился в зените своей славы.

В первой же строфе милийского текста на стеле из Ксанфа мы сталкиваемся с названием милийского языка — труели. Слово это связано с названием города Трисы в Ликии (по-ликийски трус) и с ликийской именной основой труве-.

Интересно, что уже в 30-х годах нашего века профессор Мериджи, доказавший индоевропейскую принадлежность ликийского языка, был близок к правильному объяснению слова труели. [34] Он попытался было сравнить это слово со словами типа лувили "лувийский", но затем отказался от этого предположения, решив, что это не название языка, а прилагательное со значением "истинный", "верный". Мериджи в то время выступал против сравнения ликийских слов со словами других языков, против так называемой кенигсбергской школы — Борка, Кенига и некоторых других немецких филологов. Они достаточно нафантазировали, сравнивая ликийские слова со словами кавказских языков; естественно, их интерпретации ликийских слов оказались неудачными.

Мериджи был сторонником комбинаторной методики, т. е. такой методики, которая объясняла текст из самого текста, не прибегая к сравнению с другими языками. Это была трезвая реакция на фантастические построения кенигсбергской школы. Но это же приводило и к фактическому отказу от сопоставлений ликийских слов со словами хеттского и лувийского языков. В данном случае Мериджи не придал должного значения сравнению слов типа труели — лувили — несили. А с другой стороны, он перевел труели словом "истинный" лишь потому, что оно созвучно с немецким treu "верный". Этого делать никак было нельзя: ведь немецкое слово родственно нашему дерево ("верный" — т. е. прочный, как дерево), причем оба слова восходят к корню *дреу/деру. В германских языках произошло чередование согласных (*д дало т), в большинстве других индоевропейских языков *д сохранилось именно в виде д. В ликийском, как и в подавляющем большинстве других индоевропейских языков, т обычно восходило именно к *т, не к *д.

Слово труели встречается в такой милийской фразе (приведем часть ее): натри ...лабра труели зазати нбб

"предводитель... на камнях по-милийски высекает (т. е. пишет) следующее" (нбб — сокращение; его переводят словом "следующее" или "следующим образом"). Здесь слово натри происходит от корня не-, най- "вести", широко распространенного и в хетто-лувийских и в других языках. С нашим на-три можно сравнить древнеиндийское не-тар; это слово содержит индоевропейский суффикс имен деятеля. Слово зазати содержит удвоенный корень за-, восходящий к *дхе- "класть", "ставить" (ср. наше деть) и также очень хорошо представленный в хетто-лувийских языках. О слове лабра мы поговорим позднее.

Точно так же, как ликийское трммили значило "по-ликийски" и "ликиец", слово труели значило "по-милийски" и "милиец". Действительно, в одном месте встречаем форму труийеле "у милийцев" (как трммиле "у ликийцев"). Очень важно, что уже после того, как слово труели было сопоставлено с индоевропейским *треу- "процветать", исследователи обнаружили этот корень *треу- и в хеттском языке (в слове травай- "обогащать", "оснащать"). Ведь сравнение ликийских слов с хеттскими надежнее, чем просто возведение к индоевропейским корням, среди которых всегда могут оказаться подходящие созвучия, в действительности не связанные родством со словами интерпретируемого языка.

Но вернемся к интерпретациям Мериджи. Фразу Кереи хастте терн тлахн эрббеди из ликийского текста Мериджи перевел так: "Кереи наградил войско Тлоса имуществом". Из того, что сказано нами выше, следует, что такая трактовка невозможна: ведь Кереи, ликийский принц, а затем царь, воевал именно против мятежного Тлоса. Мериджи же не был специалистом в области истории (что он сам охотно признавал). Отсюда и эта «небольшая» неувязка. Что верно здесь, так это грамматическая трактовка: слово хастте верно определено как глагол 3-го лица единственного числа прошедшего времени (окончание -те), тер-н — как форма винительного падежа от тер- "войско" (значение этого слова установлено было раньше), тла-х-н "тлосское" (прилагательное на -х, стоящее в форме винительного падежа на -н) от тла "Тлос". Верно определен и падеж слова эрббеди — творительный (окончание -ди). Почему же «имуществом»?