Космические тайны курганов

Символика ритуальной циновки, расположенной к тому же на "небе", раскрывает цель устремленности "космического странника" — погребенного в курга­не № 8 у Семенова. Он призван содействовать годово­му циклу и особенно преодолению его неблагоприятного полугодия. В этом Матаришван опять-таки сходен с Индрой.

Культ Индры тоже имел своих жрецов, связанных и с брасманом, и с Агни. Это был род Ангирасов, которо­му приписывается создание IX цикла "Ригведы". Оба рода — Бхригу, почитатели Матаришвана, и Ангирасы, тесно связанные с Индрой, упомянуты в "Похоронном гимне" "Ригведы". Это ее единственный гимн, посвя­щенный Яме, владыке загробного царства.

Яма первым нашел наш путь.

Это пастбище назад не отобрать.

Где некогда прошли наши отцы,

Там живые (найдут) свой путь...

Ангирасы — наши отцы... Бхригу, достойные сомы,

Да будем мы в милости у них, достойных жертвы,

И в добром их расположении!

Индра освободил огонь, расколов скалу Валу, Мата­ришван унес огонь из-за деревянных заслонов потусто­роннего мира Наррити. В этом ряду должен был воз­никнуть и третий, активный огонь, который сам перено­сит покойников... И действительно: в мифологии "Ригведы" существует образ Джатавсдаса.

Джатаведас — "знаток всех родов" — один из эпи­тетов Агни. Наречение этим именем означало, что возно­симые "Огнем" с земли на небо частицы покойника по­падают затем самыми разными путями (со светом, воз­духом, дождем) в тела живущих людей и, таким обра­зом, обретают новое существование, вливаются в новый цикл нескончаемого бытия. Это было вполне материали­стическое (вернее, предматериалистическое) решение проблемы "воскресения", которое, в общем-то, устраи­вает даже современных философов-атеистов.

С солнцем пусть сольется глаз, с ветром — душа!

Слейся с небом и землей, как положено!

Или слейся с водой, если тебе там любо,

Костями укоренись в растениях...

Отошли снова к отцам, о Агни, (того),

Кто пожертвован тебе (и) странствует по своему усмотрению.

Родясь в жизнь, пусть он отыщет потомство,

Пусть соединится с телом, о Джатаведас!

Но наряду с таким вот вещественным планом суще­ствовал и духовный, в который мы пока что углублять­ся не будем. Отметим лишь, что он присутствует даже в приведенном отрывке: "если там тебе любо", "стран­ствует по своему усмотрению" и др.

Вместе с покойником сжигался козел — символ Пу­шана, выводящего из потустороннего мира. Самого же покойника перед сожжением покрывали кусками туши жертвенной коровы. Считалось, что она предохраняет сжигаемого от разрушающей силы Агни. Вместе с тем, это была искупительная жертва небесным богам. И не только, наверное, в качестве пищи, но и как Притхиви — "Земля", которая в виде коровы выступала супру­гой быкоподобного Дьяуса — "Неба". Допустимо и дру­гое объяснение жертвоприношения именно коровы: она могла олицетворять Вашу — супругу быкоподобного Парджаньи, сына Притхиви и Дьяуса. Союз Парджаньи и Ваши означал соединение тучи с грозой. Если учесть еще то, что Парджанья был связан с весенним Тельцом, то их союз должен был порождать необходимые полям и пастбищам дожди. С целью призывания весенних дож­дей на посевы и могли периодически совершаться трупо­сожжения, покрытые кусками жертвенной коровы.

В пользу такого предположения могут свидетельство­вать два факта. Во-первых, у ариев, судя по гимнам, обряд кремации сосуществовал с ингумацией (обычны­ми захоронениями); в курганах последние значительно преобладают. Во-вторых, обычай жертвоприношения бы­ка и коровы воплотился в мифический образ Брихаспа­ти, а затем Брахмы — "отца молитвы" и "молитвы". Ясно, что в молитве что-то испрашивали.

Брихаспати и Индра! Усильте нас!

Да будет с нами это ваше благоволение!

Поддержите (наши) молитвы, пробудите щедрость!

Истощите враждебные замыслы чужого (и) завистников!

Одним из выразительнейших памятников, где уда­лось проследить формирование присущего ариям обряда кремации, является курган № 2 у села Большая Бело­зерка Васильевского района Запорожской области. Мы уже упоминали об этом памятнике, но теперь рассмот­рим подробнее.

Это один из редчайших курганов, который на протя­жении второй половины III — первой половины II ты­сячелетий до нашей эры непрерывно использовали не только для захоронений, но и в сугубо культовых целях. При этом его обрядовая традиция не прерывалась и свя­занные с ним мифологические образы развивались. В качестве примера столь длительной и прочной тради­ции можно указать пока лишь один курган — Высокую Могилу.

Первоначальная насыпь кургана № 2 и три ее пер­вых досыпки были сооружены племенами ямной и ка­такомбной культур. В этих четырех слоях наметилось чередование символов: I и III напоминали человеческие фигуры, II и IV были уподоблены двулезвийным топо­рам. Эти так называемые "громовые топоры", или лаб­рисы, символизировали грозу, небесный огонь и Тельца. У ариев они, как мы уже знаем, связывались с Пард­жаньей, а затем с Рудрой и Индрой. Обломки камен­ных топоров действительно найдены в двух могилах; в двух других обнаружены лопатки быков, следы огня и дождевых затеков. Интересно, что все это было сосредо­точено в лабрисовидных слоях. Здесь же впервые зафик­сирован обычай размещения кистей рук перед лицом или грудью покойника, раньше их располагали у таза. Из обычаев древних народов известно, что положение кистей у таза означало возрождение погребенного, тог­да как положение перед лицом или грудью — обраще­ние к небу и "самосожжение" плоти во имя вознесения духа.

V, быкоподобный слой, перекрыл три погребения с положением кистей у таза. Одно из них оказалось засы­панным золой, а затем перекрыто деревом и двумя бычь­ими лопатками.

VI, крестообразный слой, обладал сложной символи­кой. Помимо общего значения "огня" и "солнца", в ней присутствовали элементы "молитвы" и "сотворения ми­ра". "Молитва" (Брихаспати, Брахма) отразилась в скоплении костей жертвенных коровы и быка на север­ном склоне досыпки... Обряд "сотворения мира" пред­ставлен в обширной воронке на вершине досыпки. Здесь выявлены прослойки золы, перемежающиеся про­слойками ила, которым заливали трижды зажигавшие­ся костры. Дважды размещались костры на северном и один раз на южном склонах досыпки. Возможно, что она неспроста перекрыла именно три погребения. Кисти по­койников размещались у таза, у груди и лица. При од­ном из них найден сосуд и косточка стопы козла или барана — знакомый нам уже символ Пушана.

VII, быкоподобный слой перекрыл два захоронения. В толще слоя найдены обломки костей и сосудов — сле­ды жертвоприношения. На плоской, промазанной илом, вершине VII слоя сожжен был покойник. На месте кре­мации, кроме золы и немногих обгоревших осколков ко­стей, найдены обломки глиняного горшка и необгоревшая лопатка козла или барана. Кости человека были собраны и захоронены у подножия восточного склона кургана, внутри гробницы из бревен и комьев земли. Над погребением возвели VIII, крестообразный слой, повторивший некоторые особенности VI слоя. В центре тоже была устроена воронка, но следы огня и воды-зем­ли (ила) здесь едва выражены. Их место в воронке за­няла гробница с кремированными останками. Покойни­ка, таким образом, включили в обрядовую имитацию сотворения мира.

IX слою приданы быкоподобные очертания, он пере­крыл два позднейших захоронения в катакомбах, кото­рые были характерны для II—V слоев, а затем на время прекратились. Это обстоятельство показывает, что насе­ление в окрестностях рассматриваемого кургана вело кочевой образ жизни; племена приходили и уходили, но мифотворческая традиция не прерывалась...

В X, последнем слое повторены основные элементы обрядов VI и VIII слоев. На плоской, промазанной илом, вершине кургана сожгли вскоре покойника, причем сно­ва разбит был сосуд и расчленен козел или баран. Остатки кремации собрали и поместили в бревенчатый сруб, установленный в вырытой неподалеку могиле. Ее стенки промазали илом и окружили кольцом из желтого лесса, придав тем самым символику Солнца.