Солдатами не рождаются (Живые и мертвые, Книга 2)

"Нет, на фронт, на фронт, скорее на фронт... Бить эту фашистскую сволочь, бить, не щадя, не жался, до смерти!.. И пленных не брать! Пусть хоть под трибунал, все равно!"

- Слушайте, слушайте, что вы?.. - трясла его за колено Таня, которую испугало его лицо с зажмуренными, словно от страшной боли, глазами.

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

- Ничего... так просто, представил себе все на минуту...

И, продолжая смотреть на ее худое, милое, истомленное лицо, спросил:

- Что думаете дальше делать?

- Пока получила месяц отпуска как выздоравливающая. А потом на комиссию. Наверное, пойду на фронт, в медсанбат.

- А туда, обратно, не вернетесь?

- Нет, не вернусь, не хочу. - И, покачав головой, повторила: - Не хочу, устала.

И чтобы он лучше понял то, что она хотела сказать, объяснила, что шесть месяцев пробыла по заданию медсестрой в Смоленской городской больнице.

- Сидела там на связи. А кроме того, медикаменты воровала и в лес переправляла...

Сказав "воровала", она улыбнулась, но сразу снова стала серьезной и объяснила, что, когда в подполье, это совсем другое дело, чем в партизанском отряде. В партизанском отряде есть оружие и кругом товарищи. А тут живешь все время во власти немцев. Как комар между ладонями: в любую минуту прихлопнут - и нет тебя. И от этого больше всего устаешь.

- Нет, я теперь только на фронт, больше никуда.

- А где этот месяц будете? Здесь? - спросил Артемьев.

- Еще не знаю, - сказала она. - Если удастся, съезжу к отцу и матери.

- Где они у вас?

- Не знаю точно. Отец работал перед войной на "Ростсельмаше". Я только недавно через комиссара госпиталя добилась - узнала, что почти весь "Ростсельмаш" в Ташкент эвакуировали. Если отец не на фронте, то, наверное, там. Он до войны был парторгом цеха. Дала туда телеграмму и теперь жду ответа.

- А по какому же адресу телеграмма?

- Ташкент, "Ростсельмаш".

- И приняли?

- Приняли. А что?

- Может не дойти. Завод теперь, скорей всего, стал номерной...

- Я тоже этого боюсь, - сказала она. - А что делать?

- Можно узнать номер почтового ящика, если завод номерной, а можно... Он не стал объяснять, какая мысль пришла ему в голову, и сказал: - Короче, если не получите ответа, помогу. Завтра к вам зайду, когда у меня "окно" будет. Скорее всего, попозже, вечером.

- Хорошо, - сказала она и добавила: - А лучше не беспокойтесь.

Артемьев усмехнулся; кажется, ей не понравились его слова: "Попозже, вечером".

- Вот что, - сказал он, - давайте договоримся для ясности. Во-первых, я для вас" абсолютно все сделаю и место на поезд достану, если ваши родители в Ташкенте. А во-вторых, если что подумали, зря. Я, конечно, не облако в штанах, а холостой мужик, но во мне этого нет, чтоб под видом одного другое. Я с женщинами или вполне откровенен, или от начала до конца по-товарищески... Вот такие дела, дорогой товарищ, - усмехнулся он собственным словам. - А теперь, перед уходом, два вопроса. Как у вас с харчами? - И, не дав ей соврать, ответил за нее сам: - Безусловно, неважно. А вопрос такой: когда приду, принесу вам немного консервов, могу рассчитывать, что не будете ломаться, возьмете как человек?

- Ладно, не буду ломаться, - рассмеялась Таня.

- Уладили. Вопрос второй: как вы сюда попали, в эту квартиру?

Удивленная тем странным для нее интересом, с которым был задан этот вопрос, Таня стала объяснять, как она подружилась в больнице Склифосовского с одной старой нянечкой и как эта нянечка пригласила пожить у себя...

- И зовут ее тетя Поля? - перебил ее Артемьев.

- Да. - Таня озадаченно посмотрела на него.

- И вы только вдвоем с ней? Бывшие хозяева на горизонте не появлялись?

- Тетя Поля говорила, что они в Средней Азии в эвакуации. А их дочь... - Таня хотела объяснить Артемьеву, что тетя Поля как раз вчера встретила хозяйскую дочь и та сказала, что собирается зайти сюда... Но объяснить этого не успела, потому что услышала стук в парадном.

- А вот и тетя Поля! - воскликнула Таня. - У нее самой все и спросите!

И побежала открывать дверь.

10

Оставшись один, Артемьев с недоумением подумал, что вот сейчас, как ни странно, он увидит тетю Полю - кусочек своей старой, довоенной, вычеркнутой жизни.

- А вас тут один знакомый ждет... Не скажу, сами увидите, - услышал он через дверь веселый голос Тани.

Дверь открылась, и в кухню в том же самом старом "семисезонном" пальто, в каком она ходила и четыре и десять лет назад, со старой, знакомой кошелкой в руке вошла постаревшая и похудевшая тетя Поля. Вошла и вскрикнула с порога:

- Паша! Вот уж кого не чаяла-то!

И, пробежав несколько шажков навстречу, еле дотянулась к нему, наклонившемуся, и ткнулась старческим острым носиком сперва в правую щеку, потом в левую, потом опять в правую. Потом поставила на пол кошелку и стала поспешно стаскивать с себя пальто, отпихнув хотевшего ей помочь Артемьева.

- Брось, брось! Какой кавалер для меня нашелся! Садись лучше чай пить. Хорошо, я с дежурства зашла, хлеба взяла... Таня, посмотри, там осталась заварка вчерашняя? Так слей ее в чашку, а мы уж нового для него заварим, не пожалеем. Угостила бы тебя пирогами, да печь не из чего. Приходи на Первое мая, спеку, если опять к празднику вместо хлеба муку дадут.

Раздевалась, разматывала с головы платки, заглядывала в чайник, вскипел ли, рылась в кошелке - все сразу. Маленькая, суетливая и от военной своей худобы еще более проворная, чем раньше.

- Что это ты заявился? Уж не свататься ли к нашей Татьяне пришел? Так она у нас мужняя жена...

- Ну, зачем вы, тетя Поля? - сказала Таня. - Я бы сама сказала, если б хотела.

- Пусть знает, - сказала тетя Поля, - а то ведь он знаешь какой...

- Ну, какой? - спросил Артемьев, удивившись, что эта женщина сказала ему про мать и отца и не захотела сказать про мужа. - А то из ваших слов, чего доброго...

- Красавец ты!.. - не дав ему договорить и всхлипнув от полноты чувств, сказала тетя Поля, стоя перед ним и оглядывая с ног до головы так гордо, словно сама произвела его на свет божий.

Таня не удержалась и фыркнула: очень уж не подходило слово "красавец" к этому рыжему здоровяку, стоявшему посреди кухни перед маленькой тетей Полей.

Был он большой, сильный, крепко сшитый мужчина, может быть, и даже наверное, нравившийся женщинам, но уж красавцем его никак нельзя было назвать.

- Вот вам и резолюция на ваши слова! - сказал Артемьев тете Поле, покосившись на рассмеявшуюся Таню.

- Да где ж ты ордена такие заимел - два Красных Знамени, шутка ли сказать!.. - снова всхлипнув, спросила тетя Поля. - За что ж тебе их? - И, не дав ему ответить, сердито закончила: - Вот дура! Вот уж дура-то!..

Таня растерянно посмотрела на нее.

- Это не про вас, - улыбнувшись, сказал Артемьев. - Это она меня когда-то женить хотела...

- Я хотела, а ты не хотел? - спросила тетя Поля.

- Ну и я тоже хотел, - добродушно согласился Артемьев. - Да ведь не вышло у нас с вами. Что ж теперь поминать?

- Значит, не поминаешь?

- Нет, не поминаю.

- А я ее давеча на улице встретила. Год на меня прообижалась, а теперь сама в гости напросилась. "Зайду", - сказала. Что ж, пусть заходит, коли хочет.

- А из-за чего год обижалась?

Артемьев присел.

Таня уже разливала по стаканам чай.

- В работницы я к ней не пошла, на ее квартиру. Муж-то ее погиб, небось слыхал?

- Слыхал.

- Как шестнадцатое октября было, мать во Фрунзе уехала, а Надежда здесь осталась. И стала меня к себе в работницы звать. А я уже в больницу пошла. Не согласилась. Уж и харчами улещала, про паек генеральский, какой она получает, объясняла, а я не пошла. Тридцать пять лет у ее родителев провела в кабале, а теперь, значит, раз она просит, к ней в новую кабалу идти? Она думала, пальчиком меня поманит, и я побегу. Нет, не побегла. Зачем мне это? Харчи в больнице плохие, это верно, бедуем. Но не воруем. "Ты, говорит, такая худая стала, мне просто-таки тебя жалко, тетя Поля". А что ж, что я худая стала? Худая, зато быстрая. Меня главный врач слушал, сказал: "Тебе для сердца полезней, что ты худая". Я, когда Анна Георгиевна вернется со своего Фрунзе, все равно и к ней в кабалу не пойду. На что она мне?