Душа и слава Порт-Артура

В штабе крепости царил настоящий кавардак. Хлопали двери, впуская ничего не понимающих, заспанных офицеров. По коридорам бегали писаря и посыльные. Дежурный устало отбивался от наседающих с вопросами командиров всех рангов.

Генерал Стессель воспринял сообщение о нападении японцев как нечто само собой разумеющееся и давно ожидаемое. Войны он не боялся, так как считал, что она мало чем будет отличаться от китайского похода. Правда, он не представлял, что сейчас необходимо делать, и собрал совещание командного состава крепости, чтобы разрешить сомнения.

«Во всяком случае не допущу, чтобы меня захватили врасплох, как этих шаркунов-моряков», — думал генерал, нервно прохаживаясь по кабинету.

Как ни странно, Стессель был даже доволен, что эскадра проворонила японские миноносцы. Больное воображение карьериста уже рисовало ему блестящие картины будущего возвышения, после того как он, а никто другой, станет спасителем России. Япошки разбиты… Вот он уже вхож к государю… Вот уже военный министр…

Приятные размышления прервал вошедший Кондратенко. Скоро собрались и остальные генералы: Фок, Белый, Розантовский, Никитин, офицеры штаба. Торжественным голосом Стессель зачитал сообщение штаба наместника о начале боевых действий на море.

Сообщение не было новостью для присутствующих, и все ждали указаний главного сухопутного начальника, а тот сам ждал каких-нибудь предложений. Тягостное молчание нарушил Кондратенко.

— Что же, господа, — начал он тихим, но твердым голосом, — с Богом! Вот и наш главный экзамен перед родиной. Предлагаю действовать строго по документам особого периода. Жалею, что таковых нет в моей дивизии, но отношу это к еще не закончившемуся формированию. Полагаю, что подробный мобилизационный план есть в крепости. Рассуждать сейчас некогда, пора действовать.

Роман Исидорович встал, всем видом показывая, что немедленно готов к выполнению задачи, но это было явно преждевременно. Оказалось, что плана нет и в помине. За пять с лишним лет существования крепости было несколько проектов, которые не только не утверждались, но даже не рассматривались. Совещание затягивалось. Наконец речь зашла о сухопутной обороне. И вновь Кондратенко доказал ее полнейшую неподготовленность. В итоге получил распоряжение взять это дело на себя. Фок только иронически улыбался. Генерал Белый быстро и обстоятельно доложил, что береговая оборона и артиллерия вполне готовы к отражению противника. Главный вопрос, как и на какие направления вывести войска, вызывал большие разногласия.

Не хотелось Стесселю, но решение пришлось принимать ему. Надо сказать, хуже решения придумать было трудно. Он приказал Фоку рассредоточить дивизию почти по всему побережью Квантуна, за исключением прилегающих к крепости с запада бухт Голубиной и Луизы. Туда направлялись два полка дивизии Кондратенко. Самому Роману Исидоровичу с бригадой было приказано остаться в крепости. Кондратенко, правда, пытался возразить, хотел убедить, что высадка десанта сейчас просто невозможна. Другим участникам совещания тоже было ясно: пока эскадра боеспособна, десант японцев маловероятен. Однако Стессель, считая себя большим полководцем, никаких возражений не принимал.

Скоро Артур загудел, как потревоженный улей. Задача, весьма приблизительно сформулированная Стесселем, стала неразрешимой, когда в дело вступили люди. 4-ю дивизию не представлялось возможным вывести из города ввиду полной неподготовленности железной дороги. Генерал Горбатовский, получив от Кондратенко приказание выступить со своей бригадой к бухте Голубиная, так и не смог получить до утра боеприпасы, потому что полки 7-й дивизии, как вновь сформированной, не были включены в план распределения.

Первый день войны сухопутные части встретили с не меньшей растерянностью, чем моряки. Улицы и плошали Старого города запрудили войска. Солдаты, измученные бесцельными ночными передвижениями, хмуро поглядывали на проезжавшую мимо ротных колонн свиту Стесселя, привычно и раскатисто отвечая на поздравления с началом войны.

Кондратенко всю ночь провел в своих полках. Всюду он сталкивался с неорганизованностью, беспомощностью командиров. С трудом сдерживая раздражение, сам наводил порядок. Не повышая голоса, спокойно, добился он получения патронов и снарядов, отменял нелепые приказания полковых командиров, наскоро набрасывал маршруты движения батальонов. С его вмешательством дело пошло на лад. Командиры полков принимали эту помощь как должное. Офицеры, охрипшие от ругани, наконец увидели, что все можно сделать без крика и суеты. Повеселели и нижние чины. Послышались обычные солдатские шутки, смех.

Совсем рассвело, когда Кондратенко столкнулся с объезжающим войска Стесселем. Высокий, с горящими глазами, сверкая алой подкладкой расстегнутой шинели, комендант стоял, широко расставив ноги в коляске. Опираясь одной рукой о плечо ездового, он яростно размахивал другой, изрыгал проклятия в адрес вероломных японцев, поздравлял солдат, первый кричал «ура!».

Роман Исидорович попытался доложить, но Стессель прервал его:

— Полноте, Роман Исидорович, какие диспозиции? Вы посмотрите на эти звероподобные рожи! С ними ли не победить?.. Ура!

Кондратенко повернулся к строю 25-го полка, и тысячи глоток мгновенно подхватили победный клич. Сам Роман Исидорович особого восторга не испытывал и просил коменданта разрешить ему, не отвлекаясь от дел дивизии, заняться сухопутными фортами и батареями. Стессель не возражал.

Через три дня, разместив полки дивизии на участках фронта, Кондратенко принялся за главную, наиболее необходимую сейчас для крепости работу по укреплению сухопутной обороны. Точнее — он стал создавать ее заново. Мало кто тогда в Артуре, даже разбирающиеся в инженерных работах люди, включая полковника Григоренко, мог предположить, что через месяц атака крепости с суши открытой силой станет весьма трудным делом.

Стессель на ближайшем совещании объявил о назначении Кондратенко ответственным за инженерные работы, пообещав ровно через три недели объехать сухопутный фронт.

Назначая такие сроки, он совсем не думал об их реальности. Тем более не верил, что Кондратенко за три недели успеет что-нибудь сделать. Просто нужен был какой-то срок, и он был назван. Только через месяц комендант предполагал начать работы, а несколько недель предоставил Кондратенко скорее для размышления. Роман Исидорович воспринял это по-другому.

«Бог с ними, пусть думают, что хотят. Они меня плохо знают. Да и солдат у нас силен не звероподобной рожей, а способностью сделать, если надо, невозможное», — решил он, выходя с совещания.

Бросив все силы на доработку укреплений, Кондратенко уже за несколько суток сумел залатать немало дыр. Рельсы для укрепления перекрытий фортов получил без особого труда на железной дороге. Приготовленные два года назад для реконструкции деповского хозяйства, они так и лежали в тупике станционных путей. Сложнее было с бронеплитами для блиндажей, но их удалось достать у моряков. Прежде чем идти к начальнику порта, Роман Исидорович узнал, где, сколько и в каком состоянии имеется лишних бронеплит. И, главное, добился, что комендант порта адмирал И. К. Григорович выдал плиты сразу.

Начальник инженеров Григоренко удивлялся тому, как быстро, без криков, разносов и рапортов были получены все материалы. Но когда на следующее утро получил рассчитанный до минуты на каждого человека график производства работ, понял, что Кондратенко не только прирожденный организатор, но и великолепный инженер. Его руководство работами было столь незаметно и столь убедительно, что вызывало восхищение и стремление неукоснительно выполнять любое его указание. Он умел безошибочно и быстро выделить из всего комплекса работ самую горячую точку и большую часть времени проводил там, причем не как наблюдатель, а как самый активный участник. Уделяя основное время важным объектам, Кондратенко не оставлял без внимания и все остальные работы.

Скоро не только офицеры, но и солдаты, ополченцы привыкли видеть в самой гуще работ маленькую фигуру генерала в мохнатой папахе и длинной кавалерийской шинели. Роман Исидорович сразу подхватывал дельные предложения саперных офицеров, артиллеристов, пехотинцев, пригодные для обороны, не забывал ни одного, требовал от авторов толкового технического обоснования, точного расчета. Возможности практического осуществления таких предложений он использовал полностью для воплощения. Простота и человечность привлекали к нему не только опытных офицеров, но и молодые пытливые умы. В первые же недели оборонительных работ вокруг него стала собираться группа офицеров-изобретателей.