Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

в восемнадцати километрах от поселка Чистые Пруды: «Купили у соседей корову

за 4000 рублей. У нас дети молоко как воду пили. Все четверо на молоке

выросли».

Большие проблемы возникали у переселенцев с кормами. Сенокосных угодий

им выделялось недостаточно, а на других землях под страхом уголовной

ответственности косить запрещалось.

«Постановление Совета Министров РСФСР от 15.07.1948 г. № 767 в части

ликвидации бескоровности среди переселенцев прошлых лет не выполнено. На 1

сентября 1949 г. 1297 семей переселенцев прошлых лет не имеют коров или

телок».

Из приказа по переселенческому управлению РСФСР от 22 октября 1949

года.

ГАКО. Ф. 183. Оп. 5. Д. 83. Л. 45.

Ограничения, касающиеся скота, размеров подсобных участков,

существовали по всей стране. Но для жителей Калининградской облас-

«Члены сельхозартели им. Мичурина Рузины Агафья и ее дочь Лидия,

Балабаев и Мезенцева незаконно косили на колхозных лугах сено для

собственного скота.

За грубое нарушение Устава сельхозартели и самоуправство, выразившееся

в захвате общественно-колхозных сенокосов, Рузины и Балабаев привлечены к

уголовной ответственности.

Ф. Кравцов, районный прокурор».

Из заметки в газете «Сталинец» Черняховского района

от 5 июля 1951 года.

ти были и льготы: переселившиеся в сельскую местность освобождались от

налога на три года, а от обязательных поставок на два года. Чтобы как-то

поддержать крестьян весной 1947 года, когда было особенно голодно,

колхозникам выдавали единовременное пособие — его называли «сталинским

пайком».

Обратничество

Трудности работы и обустройства на новой земле оказались по плечу не всем

переселенцам. Из села начался отток жителей; люди уходили в город или вообще

возвращались на родину. На официальном языке таких называли «обратниками».

В отдельные годы их число превышало треть всех приезжавших.

Причины такого явления могли быть самыми разными: не все по* селявшиеся

в сельской местности были до этого крестьянами, труд сельского жителя

74

показался непосильным. А уезжать в то время не разрешалось. Ведь полученные

ссуды и другие льготы нужно было отрабатывать. Михаил Николаевич Мешалкин

в 1947 году принимал в совхозе № 143 Краснознаменского района первые сто

семей переселенцев. На вопрос, много ли было людей с несельскими

специальностями, ответил:

Почти все такие были. Увидели, что здесь все разрушено, испугались. Многие

ехали за длинным рублем. Думали, что здесь и работать не придется, кнопку

нажмешь — вода потечет. Были и такие, что даже не видели деревни. На другой

день стали паспорта просить, а несколько и так сбежало.

«Только по анкетным данным в нашу область по переселению для работы в

сельском хозяйстве [за 1946-1951 годы] прибыло более 7000 семей, имеющих

производственные специальности и никогда ранее не работавших в сельском

хозяйстве, в том числе: сапожников — 641, электриков — 325, токарей — 230,

учителей — 203, поваров — 201, портных —198, пекарей —175, работников

железнодорожного транспорта — 233, торговых работников — 115, медицинских

работников — 73, журналистов и газетных работников — 22, а также

парикмахеров, худож- | ников, экономистов-плановнков, шахтеров, фотографов,

часовых масте- | ров, музыкантов, артистов и ряд других».

Из отчета переселенческого отдела

Калининградской области за 1951 год.

ГАКО. Ф. 183. Оп. 5.Д. 136, Л.38.

— Приехали некоторые, получили подъемные и, не спросясь, без всякого

уезжали. Даже те, кто получил коров-первотелок. Ведь и льготы

были — налог ряд лет не платили. Ночью собирались и уезжали,

свидетельствует Иван Егорович Д ы н и н, бывший секретарь райкома партии

в Железнодорожном.

И, конечно же, у переселенцев возникала ностальгия по родным местам. У

одних она со временем притуплялась, другие не выдерживали и уезжали.

«Первое время я все тосковала по России: все здесь было чужое. И дома совсем

не похожи на наши, не такие уютные. Кругом леса, зелени много, но — не

родина», — вспоминает Анна Александровна Г у л я е в а.

«Переселенческий отдел утерял бдительность против воров и

мошенников, без всякой проверки наличия прибывших переселенцев и без

испытательного срока на колхозной работе оформляет в число плановых

переселенцев всякого встречного, случайного человека <...> В связи с чем

создалась благоприятная обстановка для жуликов и воров».

Из приказа по Переселенческому управлению РСФСР от 11 августа 1948

года.

ГАКО. Ф. 183. Оп. 5. Д. 83. Л. 14.

Лидия Васильевна Б е з е в а приехала из Владимирской области по

вербовке в сентябре 1947 года, поселилась с родителями на хуторе близ

Гумбиннена. А уже в октябре ее так одолела тоска, что решила она возвращаться

назад.

— Собрались мы с Лешей Майоровым уезжать в Россию. Пошли пешком в

Гусев. На станции народу много, билетов нет, в вагон не войти. Леша полез на

крышу и меня тащит, а поезд уже отходит. Я испугалась — залезть не смогла, а он

так и уехал. Еле тогда добралась обратно на хутор. Было уже поздно, я ночевала

75

в какой-то будке у казармы. Попутчик мой добрался до России, но вскоре

возвратился сюда...

Потребовалось время, чтобы сельские труженики почувствовали, что у них

под ногами своя земля. Калининградская область становилась родиной для тех,

кто рождался в переселенческих семьях.

Глава 7. ВОССТАНОВЛЕНИЕ ГОРОДОВ

И ПРОМЫШЛЕННОСТИ

Город: разрушения и опасности. Раз надо, значит надо!

Кампания переименований. Дороги и транспорт.

Восстановление промышленности. Завод «Шихау».

Бумажное производство. Вагонзавод.

Первый янтарь. Гослов

Город: разрушения и опасности

В предыдущих главах уже упоминалось о том, какое тягостное впечатление

производил облик разрушенных войной городов и поселков Восточной Пруссии на

переселенцев.

Александр Сергеевич Штучный оказался в Калининграде в сентябре 1947

года:

— От вокзала до центральной площади не было ни одного целого дома —

стояли высокие обгоревшие остовы зданий, иногда две-три стены, а впереди

возвышались руины Королевского замка. Впечатление такое, что это — мертвый

город: скелеты домов, груды кирпичей и следы пожаров.

Развалки (так переселенцы называли руины) таили в себе немалую

опасность для жизни людей. «Страшно было ходить по улицам — в любой

момент на голову мог свалиться кирпич», Й|- говорит Елена Кузьминична Зорина.

«Идешь в Кенигсберге по улице, а над головой глыбы висят на железке, как на

волоске»,подтверждает Нина Андреевна Маркова. «Большинство домов,

оставшихся в Немане, — рассказывает Маргарита Павловна Алексеева, —

состояло из одних коробок. Полдома стоит, а другой половины нет. Это было

настолько опасно, что чуть ли не каждый день от завалов кто-нибудь погибал».

Надежда Архиповна Пискотская рассказала о двух трагических случаях,

которые запомнились многим:

— Однажды женщину убило у кинотеатра «Заря». Это случилось средь бела

дня. Женщина шла по улице, неся в руках бидончик молока и авоську с

продуктами. Вдруг стена обвалилась, и эту женщину разрубило упавшей балкой

пополам. Было жутко. Потом еще один случай был. Это на улице Клинической,

напротив областной больницы. Там развалки рушили. Военные оцепили весь

участок и никого туда не пускали. Чтобы обрушить стену, ее обвивали толстым