Опричнина

Современники, привыкшие объяснять действия Ивана IV чьими-либо «наветами» или воздействием, считали, что и мысль об опричнине была подсказана царю. По Штадену, совет создать опричный корпус подала Мария Темрюковна [591]. Составитель Пискаревского летописца инициативу создания опричнины приписывает двоюродному брату Анастасии Романовой В.М. Юрьеву, а также А.Д. Басманову [592].

Очевидно, 2 февраля Иван Грозный вернулся в Москву. На следующий день был издан указ о введении опричнины [593]. По мнению Р.Г. Скрынникова, опирающегося на рассказ Таубе и Крузе, указ был утвержден на заседании Земского собора [594]. Гипотеза эта не представляется нам доказанной. Введение опричнины ознаменовалось расправами с неугодными царю лицами. «За великие изменные дела» казнили боярина князя Александра Борисовича Горбатого с сыном Петром, окольничего Петра Петровича Головина, князей Ивана Ивановича Сухово-Кашина и Дмитрия Федоровича Шевырева. В монахи постригают князей Ивана Андреевича Куракина и Дмитрия Ивановича Немого. Вместе с ними в опалу попали какие-то «дворяне и дети боярские» [595]. Таубе и Крузе среди казненных кроме А.Б. Горбатого называют «Ивана» Шевырева, Андрея Рязанцева [596] и Данилу Gilky [597].

О гибели почти всех этих лиц знает Курбский. Как Таубе и Крузе, он сообщает о том, что Д. Шевырев был посажен на кол. Он пишет о казни в один день В. Кашина, Александра Горбатого с сыном Петром [598] и шурином Петром Петровичем Головиным [599], о «погублении» Петра и Ивана Куракиных [600].

Попытаемся разобраться в этом пестром списке казненных лиц. Александр Горбатый, один из наиболее видных представителей суздальских княжат, занял прочное положение в Боярской думе уже в малолетство Ивана Грозного, во время хозяйничанья боярских временщиков: в 1538 г. он впервые упоминается в разрядах, а к 1544 г. получил звание боярина [601]. Горбатый находился в родстве со знатнейшими княжеско-боярскими фамилиями: одна его дочь была замужем за Н.Р Юрьевым, а другая — за И.Ф. Мстиславским. Сам же князь Александр женился на дочери казначея П.П. Головина [602]. Во время событий 1553 г. он, вероятно, держал сторону Владимира Старицкого. Горбатый пользовался особенным уважением среди деятелей Избранной рады. До нас дошло послание к нему протопопа Сильвестра, написанное в бытность князя Александра казанским наместником [603]. Курбский считал, что он был «муж глубокого разума и искусный зело в военных вещах» [604]. Простарицкие симпатии и близость к Избранной раде после падения Адашева могли вызывать только неудовольствие Ивана Грозного. Поэтому уже с начала 60-х годов князь А.Б. Горбатый отстраняется от непосредственного участия в государственных делах [605].

Шурин Горбатого Петр Петрович Головин (окольничий с 1560 г.) начал свою служебную карьеру еще в начале 50-х годов: его включили в состав тысячников и дворовых детей боярских по Москве. В 1552 г. он получил первую разрядную должность, а в 1560 г. стал окольничим [606]. Происходил П.П. Головин из известной семьи государевых казначеев Ховриных-Головиных [607]. Головины находились в самых тесных родственных связях с наиболее видными представителями московского боярства [608]. Во время боярских усобиц 30-40-х годов Головины держали сторону Шуйских [609]. Это, конечно, и сказалось на трагической судьбе П.П. Головина [610]. По сообщению датских резидентов в России от июня 1565 г., Головина казнили из-за какого-то письма шведского короля к царю [611].

Опала постигла целую плеяду княжат Оболенских. Если накануне опричнины расположение к ним Ивана IV несомненно (среди приближенных к Грозному мы встречаем П.И. Горенского, Ю.И. Кашина, Д.Ф. Овчинина, М.П. Репнина, Серебряных и многих других [612]), то после 1565–1566 гг. при дворе остаются на некоторое время лишь Серебряные, М.М. Лыков и князь A.B. Репнин. Во время казней начала 1565 г. гибнут И.И. Сущ (Сухово) Кашин (брат боярина Ю.И. Кашина) и Д.Ф. Шевырев (двоюродный брат бояр Серебряных). Боярин (с 1551 г.) Д.И. Немой (двоюродный брат Овчинина) постригается в монахи [613]. Возможно, все эти опалы связаны с гневом царя на Д.Ф. Овчинина-Оболенского и Ю.И. Кашина. Но, вероятнее всего, причины были более глубокими.

Оболенских связывала многолетняя близость к старицким князьям. Несколько князей Лыковых и Ленинских служили сначала при дворе удельного князя Андрея, а затем Владимира, причем Иван Андреевич Оболенский был боярином старицкого князя, а Юрий Андреевич Оболенский Меньшой — его дворецким [614]. Последний позднее был боярином князя Владимира и поддерживал деловые связи с Анфимом Сильвестровым [615]. К числу бояр князя Владимира принадлежали A.B. pi Ю.В. Лыковы [616]. В старицкую думу входил и князь Ю.А. Оболенский Большой [617]. В 1537 г. Ленинские подверглись «торговой казни» за верную службу князю Андрею [618]. Во время событий 1553 г. ряд Оболенских поддержали кандидатуру Владимира Старицкого на русский престол (в том числе Д.И. Немой, Д.И. Курлятев и П. Серебряный).

В начале марта 1565 г. в страхе перед грядущей расправой бежали в Литву князья Петр и Юрий Ивановичи Горенские-Оболенские, которые уже некоторое время (вероятно, с осени 1564 г.) находились в отдалении от царя [619]. П.И. Горенский был думным дворянином и кравчим царя [620]. Если побег князя Юрия удался, то его брата «на рубеже» схватили и казнили [621]. Вероятно, в связи с побегом Горенских находилась гибель упомянутых в синодиках Никиты и Андрея Федоровичей Черных-Оболенских (отцы их и Горенских были двоюродными братьями) [622].

Наконец, с казнью А.Б. Горбатого, П.П. Головина и нескольких Оболенских в феврале 1565 г. постригается в монахи князь И.А. Куракин (боярин с 1556 г.). Братья Куракины, находившиеся в свойстве с опальными Оболенскими [623], вызвали недовольство царя так же тем, что во время мартовской болезни царя в 1553 г. «всем родом» поддержали в качестве преемника Ивана IV Владимира Старицкого. Старший из братьев, Ф.А. Куракин (боярин с 1547 г.), уже долгое время пребывал в почетной ссылке на новгородском наместничестве [624]. Д.А. Куракин (боярин с 1559 г.) наместничал во Пскове [625]. П.А. Куракин (боярин с 1559 г.) и его брат Григорий отправляются наместниками в далекую Казань [626]. Летописец после сообщения о пострижении И.А. Куракина и Д.И. Немого сообщает, что «дворяне и дети боярские, которые дошли до государьские опалы, и на тех опалу свою клал и животы их имал на себя; а иных сослал в вотчину свою в Казань на житье з женами и з детьми» [627].