Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду

С утра стали разыскивать красноармейца Вернигору и еще одного ремонтника, по фамилии Кихтенко. Поднял этот вопрос уполномоченный особого отдела старший лейтенант Китайчик. Когда стали уточнять, то выяснилось, что их не видели еще с утра вчерашнего дня, после злополучной пьянки и пожара. Вернигора примелькался в роте за последние две недели своими не совсем здоровыми разговорами, а иногда и просто вражескими. Очень активен он был позапрошлой ночью. Как-то втерся в доверие к Лукьянову, добился доступа к спирту и старался всех споить. Кихтенко был незаметным, работящим, исполнительным красноармейцем, лет за сорок. Семья его была в оккупации где-то на Волыни. Вернигора и Кихтенко как-то сдружились, вернее, первый подчинил второго. Жили и спали вместе. Сослуживцы по ремонтному взводу, которые чаще других соприкасались с ними, высказали предположение, что они ушли к немцам. Стали вспоминать, что Вернигора вел разговоры о переходе линии фронта и о возвращении в родные места. Это было, когда враг разбрасывал листовки и в другое время. На возмущения окружающих отделывался шуткой, мол, хотел испытать их, или говорил, что раздумывает вслух для себя, как сохранить свою жизнь для семьи, родных. Этим рассчитывал воздействовать и на других.

После беседы стало известно, что Вернигора попал в роту не во время формирования бригады, а пристал в пути следования на фронт после Мариновки. Никто из штаба бригады его к нам в роту не направлял. Он пристал по подложным документам, стал на довольствие и, не очень таясь, вел вражескую пропаганду. Это был вражеский лазутчик. За ним органы следили, выясняли эту личность и должны были его разоблачить, но он опередил и исчез, потянув за собой только одного красноармейца. Остальных склонить на свою сторону ему не удалось. Не сомневались, что взрывы и пожар дело его рук. Весь день только и слышны были негодующие разговоры по этому случаю. Выступал и командир. Призывал всех быть бдительными, особенно коммунистов и комсомольцев.

Я спросил у старшего лейтенанта Китайчика, почему органы дали возможность Вернигоре совершить акт диверсии и скрыться, когда многие в роте уже понимали, что он не наш человек и за провокационные разговоры его неоднократно обзывали и осуждали? Он мне доверительно сказал, что они о его разговорах все знали, следили за ним и уже должны были выйти на его шефа, но несколько затянули с изоляцией, чем он и воспользовался.

Враг предпринимал отчаянные попытки для продвижения к Сталинграду, и ему это с большими для него потерями пока удается. Авангардные его танковые и моторизованные части прорвались северо-восточнее нашего расположения, заняли станцию Тундутово и развивают наступление в направлении Красноармейска. Туда наши водители обычно ездили за боеприпасами, горючим и продовольствием для бригады. Стало известно, что бои шли уже где-то севернее нас, в районе Ивановки. Мы оказались явно в мешке. Эта группировка немцев отрезала нас от Волги и если соединится с северной, которая вышла к Волге, то захлопнут мешок, и мы окажемся в окружении, чего опасались последние дни. Мрачная перспектива. Думаю, что все это понимают, но об этом не говорят. От прибывших за боеприпасами и горючим водителей узнали, что тяжелые бои идут в районе Зеты. Кроме остатков бригады, там находится часть армейских резервов нашей 64-й армии.

Вечером после ужина замполит Титов собрал личный состав роты на очередную молнию. Он сообщил, что враг, истекая кровью, рвется к Сталинграду, бросая в атаки все новые и новые силы. Они не бесконечны. И он найдет себе могилу здесь, на волжской земле, где наши войска стойко обороняются, уничтожая его. И наша танковая бригада, ее остатки, проявила исключительный героизм и самоотверженность при обороне Зеты. Все попытки врага овладеть Зетами безуспешны. 1-й батальон бригады уничтожил двенадцать танков противника, имея всего пять машин и одну противотанковую батарею. Особенно отличился капитан Рустиков. Он лично подбил два танка противника. Командир 2-го танкового батальона старший лейтенант Гавриленко неоднократно выводил танки из укрытий и шел в атаку на наступающую мотопехоту противника, воодушевляя личный состав батальона своим примером. Командир танковой роты лейтенант Михайлов девятнадцать раз ходил в атаку. Особо отличились воентехник 1-го ранга Пак, механик-водитель старшина Лесовский — огневыми средствами танка и гусеницами уничтожали огневые точки и живую силу врага, совершив рейд по его боевым порядкам.

Лейтенант Лейкин подбил два танка противника, задержав его продвижение на участке, занимаемом нашими войсками. Командир роты Мартыненко, младший лейтенант Калашников, командир взвода младший сержант Назаров уложили перед своими позициями несколько десятков солдат и офицеров противника, удерживая занимаемые рубежи. Красноармеец Бадылевский проник в район расположения противника, залез в подбитый немецкий танк, развернул башню и открыл огонь по вражеской мотопехоте. Там и группа наших ремонтников во главе с воентехником Воропаевым немало способствует успеху танкистов.

Комиссар сделал паузу, откашлялся и продолжал:

— Слушайте о позорном случае, имевшем место в бригаде. Связист роты управления красноармеец Штейнберг зарыл в землю свой партбилет, боясь, что попадет в руки немцев. За проявленную трусость, шкурничество и паникерство его исключили из членов ВКП(б) и передали суду военного трибунала. И на нашей совести позорный факт. Среди нас жил вражеский лазутчик. Ел, спал с нами. Вел подрывные разговоры, склонял наших людей перейти к врагу, в плен сдаться, к семьям вернуться. И никто его за шкирку не посмел привести к особисту. Позор нам всем. Он и пьянку спровоцировал, и врагу бы преподнес нас всех как на тарелочке, но, к счастью, не рассчитал. Взрывы и поджог горючего — это дело его рук. Этот случай должен выше поднять нашу бдительность, чтоб никакие уловки врага не прошли.

Под вечер решили немного отдохнуть, Манько с Наумовым расстелили тент на земле возле машин. Я разбросал шинели, плащ-накидки. Прилегли. Присоединились к нам Ген и Саркисян. Подошли Дьяков и старшина «Крошка».

И в нашем кругу началось обсуждение поступка Штейнберга. Пришли к выводу, что сержант не изменил присяге, Родине, не враг нашего народа. Он проявил малодушие. Страх, как говорят, помутил разум. Еврей не может быть изменником Родины и перейти на сторону немецко-фашистских захватчиков. Это противоречит здравому смыслу. В партии ему не место, но в строю, на поле боя он не подведет, постарается искупить вину — свое малодушие.

Жизнь евреев и их судьба неразрывно связаны с судьбой Советского Союза. Выстоит страна, и евреи могут рассчитывать на существование как народ, нация. Не дай бог — потерпит поражение, и с евреями будет покончено. Это сознает каждый еврей и, не жалея жизни, будет бороться до полной победы над врагом. Суду военного трибунала за этот поступок его не следовало бы подвергать.

Зеты подвергались неоднократным налетам вражеской авиации и артиллерийскому обстрелу. Наши войска удерживали занимаемые позиции. Поступил приказ командующего 64-й армией о выходе из боя и об отводе 254-й танковой бригады к Сталинграду. Бригада сдала участок обороны в Зетах и оставшиеся танки с экипажами 13-й танковой бригаде, которая прибыла на смену. Вышла из полосы массированных бомбовых и артиллерийских ударов на север, и к полудню остатки ее выдвинулись на рубеж Кошары-Блинников, где заняли оборону. Чем обороняться? Ни одного танка. В мотострелковом пулеметном батальоне осталось несколько минометов и одна противотанковая батарея. У личного состава автоматы, карабины и пистолеты. В Блинников прибыли наши две ремонтные группы, Ванина и Воропаева.

Враг наступал. Восточнее нас и северо-восточнее, не более чем в двух-трех километрах, раздавалась артиллерийская канонада, то затихая, то усиливаясь.

Танковая бригада потеряла боеспособность, и ее планировали вывести из боев для повторного формирования. Но в обед стало известно, что бригада получила пополнение: прибыли две роты с танками Т-70. Их отдали 1-му батальону. Это уже немало, значит, предстоят еще бои. А мы надеялись, что выходим на формирование.