Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

Поскольку Витя обещал к нам заехать за очками, мы встали в девять утра. Налили кофе (крепкий кофе он обожал, это был для него как наркотик, он постоянно его пил, и никогда не успевал позавтракать), сделали какие-то бутербродики, чтобы Витя перекусил на ходу. Стали ждать. Десять часов — его нет. Позвонили Наташе, которая сказала, что, скорей всего, он опоздал, потому что проспал, встал поздно, не позавтракал, выскочил и помчался в аэропорт: "Не знаю, успеет или нет, но, по-моему, не должен успеть", — сказала Наташа.

Ну, не успел так не успел. Прошло какое-то время, часов в двенадцать — в час она нам позвонила: "Странно! Ничего не понимаю! Сейчас мне позвонили из Харькова и сказали, что самолет вроде не приземлился, что Вити нет". Звонили устроители его гастролей. На это я сказал, что раз он опаздывал, то, скорей всего, полетит другим самолетом. Подумал, что все это ерунда, не придал никакого значения. Но через некоторое время Наташа снова позвонила и сказала, что все это очень подозрительно, ей вновь из Харькова позвонили и сказали, что не только Виктор, но и все другие артисты, которых ждали, не прилетели. Мы почувствовали в ее голосе тревогу, сели на машину и примчались. Стали думать: что делать, куда звонить? Появился Хазанов. Кто-то нам объяснил, что нужно звонить в аэропорт и говорить кодовую фразу: "Нет ли замечаний по рейсу?" Тогда нам ответили, что замечания есть. У нас началась паника. Мы все почувствовали недоброе. Вскоре пришло сообщение, что самолет разбился…"

Стоит отметить, что на эти гастроли должны были вылететь многие популярные артисты — Евгений Петросян, Лев Лещенко и другие, но они в силу разных причин остались в Москве. Например, Лещенко не улетел из-за Гостелерадио, которое не отпустило его в Харьков ввиду участия в творческом вечере поэта Льва Ошанина. Но пятеро музыкантов его оркестра в тот самолет сели. И все разбились. Тогда же с Лещенко произошла еще одна мистическая история. У него в оркестре не хватало трубача, и один из его музыкантов — Михаил Вишневский — пообещал найти подходящего парня: И нашел его в утесовском оркестре, причем именно 18 мая тот должен был прилететь в Москву с гастролей. Трубач действительно прилетел, но в тот же день пошел в магазин за хлебом и угодил под колеса троллейбуса. А в это самое время в местечке Русская Лозовая, что в 18 км от Харькова, разбился самолет, в котором летел Михаил Вишневский и еще четверо музыкантов из оркестра Лещенко. Их всех и похоронили на одном кладбище — на Кузьминском, о чем рассказ впереди.

По официальной версии, причиной гибели самолета "Ан-10" стала "усталость металла" (мы помним, как летчики отказывались на нем лететь из-за его ветхости): в воздухе у самолета отвалилось сначала одно крыло, затем другое. На место аварии даже приехал сам конструктор этого самолета Антонов и лично констатировал, что эта конкретная машина давным-давно отлетала свой срок.

Первым к месту катастрофы добрался тамошний лесник. Он потом рассказывал, что место падения самолета представляло собой страшное зрелище. От людей практически ничего не осталось, сохранилось лишь одно тело — оно принадлежало, младенцу. Прибывшие вскоре военные погрузили все останки в цинковые контейнеры и увезли. Жене Чистякова Наталье представители Аэрофлота вручили свидетельство о смерти, где было написано, что смерть ее мужа произошла в результате обширной травмы с разрушением тела. Выдали 300 рублей страховки (тогда все пассажиры авиарейсов платили 25 копеек страхового взноса). Еще Наталье отдали фотографию с паспорта мужа, который уцелел — у него только края слегка обгорели, а в середине как будто пуля прошла. Сам паспорт забрали.

Тем временем Высоцкий и Влади продолжают свое пребывание в Таллине. 18 мая в два часа дня они снимались на ТВ, и эта запись длилась чуть больше часа. После монтажа получился 55-минутный телесюжет, правда, заснятый на черно-белую пленку. Эту запись прокрутили на мониторе, и все участники этого действа — включая Высоцкого и Влади — остались довольны результатами работы. Эту передачу прокрутят по эстонскому ТВ 15 июня и называться она будет просто и непритязательно — "Парень с Таганки".

Между тем вечером того же дня Высоцкий и Влади в компании супругов Тальвиков и еще одной пары — спортивного комментатора ЭТВ Тыну Таммару и его жены Лер — посетили финскую баню, которая была непременным "экзотическим" атрибутом при посещении Таллина в то время. Баня была оборудована на пятом этаже кооперативного дома на окраине Таллина Мяннику, расположенного в сосновом лесу. А в подвале дома хозяева оборудовали стрельбище, где гости упражнялись в стрельбе из старинного арбалета.

В эти же дни в соседней с Эстонией Литве происходили весьма драматические события, имевшие резонанс во всем мире. 18 мая в городе Каунасе прошли похороны 18-летнего юноши Ромаса Каланта, который незадолго до этого (14 мая) совершил акт самосожжения — бросился в Вечный огонь. В предсмертной записке парень сообщал, что совершает свой поступок в знак протеста против советской оккупации Литвы. Похороны Каланта переросли в масштабную манифестацию национального протеста. После попыток властей помешать собравшимся принять участие в похоронах, молодые литовцы направились к месту самосожжения в центре города, скандируя "Свобода!", "Литва!". Милиция попыталась помешать продвижению демонстрантов, в результате чего произошли серьезные столкновения. Тогда решено было ввести в город воинские части. Только после этого (и после обращения к манифестантам родителей Каланта) люди стали расходиться. Было задержано около 400 человек, из них 8 впоследствии были осуждены за участие в "уличных беспорядках". Волнения прекратились, однако ситуация еще некоторое время продолжала оставаться напряженной. Дело в том, что примеру Каланта в мае последовали еще несколько молодых людей — они сожгли себя на глазах у многочисленных свидетелей. Литовские чекисты, не в силах сами справиться с подобными случаями, запросили помощь из Москвы. В Каунас прибыла группа сотрудников с Лубянки. Столичные эмиссары сумели разрядить обстановку, однако помог им в этом… шеф полиции Рима. Впрочем, о том, как это произошло, лучше послушать рассказ очевидца — тогдашнего руководителя 5-го (идеология) Управления КГБ СССР Филиппа Бобкова:

"Самосожжения следовали одно за другим. Вроде бы опять мотивы были националистические, но особых подтверждений тому не находим. Да и для Литвы самосожжение нехарактерно, это же не Средняя Азия, где женщины горели. Тут к нам приехал шеф полиции Рима, мы решили с ним посоветоваться аккуратно. Он свою историю рассказал: в Риме выбросилась из окна очень красивая молодая девушка. Невероятная смерть! Весь город ее хоронил. Пышно, богато! Потом выбрасывается вторая девушка. Третья. Четвертая. Полиция уже с ума сходила. А потом махнули рукой: да ладно, пусть падают, пышные похороны прекратили — и тут же красавицы выбрасываться перестали. Мы эту историю на ус намотали и приняли решение: пусть горят, никакой реакции не будет с нашей стороны. Еще человека два сгорело — и больше ни одного…"

19 мая в Москве состоялся Пленум ЦК КПСС, посвященный международным проблемам. Рассказывать о том, как проходило это мероприятие, нет смысла, лучше поговорить о том, что происходило в его кулуарах. А там происходили интересные вещи. Например, член ЦК Петр Шелест приехал в Москву из Киева в качестве первого секретаря ЦК компартии Украины, а уехал уже в другом качестве. Впрочем, послушаем его собственный рассказ:

"Во время работы пленума 19 мая Брежнев взял меня за плечо и говорит: "Пойдем поговорим". Вошли в комнату. "Как на Украине?" А я только вчера рассказывал ему, как дела идут. Я отвечаю: "Да я ж тебе уже рассказывал". Он: "Не сердись. Говори". Я ему рассказал снова.

"Ты работаешь первым секретарем ЦК КПУ уже около 10 лет, наверное, тебе уже надоело, и ты надоел всем". Я сказал Брежневу: "Скажите откровенно, Леонид Ильич, к чему этот разговор?" — "Думаем, — ответил он, — что тебе пора перебираться в Москву работать. Надо дать дорогу молодым товарищам, подержался за власть, дай другим подержаться". Брежнев предложил мне должность заместителя Председателя Совмина СССР, заниматься, сказал он, будешь оборонной промышленностью. Я его спросил: "А что случилось, какие ко мне претензии по работе?" Он ответил: "Претензий никаких нет, так надо сделать". Я не давал согласия на переход работать в Москву и сказал ему: "Если я чем-либо вас не устраиваю, прошу отпустить меня на "отдых", оставить в Киеве, где у меня семья, дети, внуки. К тому же начинать новое дело в такие годы поздновато, ведь мне пошел уже шестьдесят пятый". Брежнев уговаривал, обещал "золотые горы" и вечную дружбу. Я не устоял: "Ну что ж, всему есть начало и конец. Мне жалко расставаться с республикой, там остается много начатых мной и незавершенных дел и планов". На мое "согласие" Брежнев подарил мне свой "поцелуй Иуды".