Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

"На следующее утро в ЦК состоялось совещание (вел его Брежнев, участвовали Андропов, Громыко и, кажется, Пономарев (Борис Пономарев был заведующим Международным отделом ЦК. — Ф. Р.), а также группа экспертов и консультантов). Хоть главные дискуссии уже состоялись накануне, разговор шел очень серьезный. В центре стоял вопрос: отменять или нет встречу в верхах? Как известно, было принято решение — не отменять. Но это было нелегкое решение. Весьма громко высказывалось и прямо противоположное мнение. Многие видные работники, включая членов ЦК, требовали отмены встречи, считая, что, согласившись на нее, мы будем политически унижены, потеряем авторитет в мире и особенно в коммунистическом и освободительном движении, поощрим американский империализм на новые авантюры. Большинство ответственных товарищей молчали, как обычно, выжидали, пока станет ясным мнение руководства. Уже потом в доверительном разговоре Андропов рассказывал, что на Брежнева оказывалось сильное давление, чтобы он "дал достойную отповедь" Никсону, отменил встречу. Те, кто могли, включая участвовавших в дискуссиях экспертов, делали все, чтобы противостоять этому давлению, не принимать американский вызов соревноваться в безрассудстве, проявить выдержку…"

Кстати, именно в те майские дни у Брежнева появился свой личный кабинет в Кремле. До этого он располагал только одним служебным кабинетом, который располагался на пятом этаже дома № 4 на Старой площади (здание ЦК КПСС). Но в преддверии визита президента США Ричарда Никсона встал вопрос о том, что принимать столь высокого гостя в здании ЦК неудобно. Вот тогда в Кремле архисрочным порядком оборудовали для Брежнева еще один служебный кабинет, в котором и должна была проходить встреча двух лидеров.

10 мая поэта Иосифа Бродского внезапно вызвали в один из ленинградских ОВИРов. Там ему сказали следующее: мол, нам известно, что несколько дней назад вам пришел вызов из Израиля, и мы советуем вам принять его. Причем все документы на выезд оформим в кратчайшие сроки. То есть Бродского поставили перед фактом: либо ты уезжаешь из страны, либо… Что подразумевалось под вторым вариантом, поэт понимал без лишних пояснений — ничего хорошего. Поскольку жизнь на родине в последние годы была для него невыносимой — мизерная зарплата (он подрабатывал переводчиком), абсолютно никаких перспектив, то он согласился уехать. ОВИР в ускоренном темпе начал процесс оформления документов.

В этот же день в "Большой перемене" снимали эпизод, когда осужденный на 15 суток Ганжа (Александр Збруев) под присмотром милиционера (Лев Дуров) подметает танцевальную площадку. Причем делает это так усердно, что даже игнорирует перекур. А на удивленный возглас своего соглядатая отвечает: "Не мешайте приводить планету в порядок!"

11 мая в Москве в Доме литераторов состоялась гражданская панихида по Виктору Драгунскому. Поскольку он умер за два дня до праздника Победы, Союз писателей смог устроить прощание только пять дней спустя. Вспоминает А. Драгунская:

"Пришли родные, близкие, товарищи Виктора по издательствам, писатели, друзья: Юра Трифонов, Яша Аким, Яша Костюковский, Владик Бахнов, Леня Зорин, Борис Голубовский, Миша Львовский, Юрий Яковлев. Был и Андрюша Миронов, которого Виктор знал еще мальчиком, Олег Ефремов, Алексей Арбузов и еще много-много людей, всех не упомнить. Приехал и Юрий Нагибин с Аллой, но ему стало плохо, и Алла его увезла…

Затем кремация у Донского монастыря. Мне показалось, что в крематории было больше людей, чем на панихиде, хотя всегда бывает наоборот…"

В этот же день пародист Виктор Чистяков на короткое время заехал в родной Ленинград, где посетил свою коллегу по Театру Комиссаржевской Марию Ганицкую-Шмарук, которая вместе с мужем жила в его квартире. Они сидели на кухне, пили кофе и вели вполне обычные разговоры. В какой-то момент, желая блеснуть своими познаниями в хиромантии, Мария внезапно попросила Чистякова показать свою ладонь. Взглянув же на нее, обомлела: линия жизни обрывалась. Однако виду не подала, как бы в шутку спросила: "Витя, ты куда остальную половину жизни дел?" Но он воспринял все серьезно и буквально огорошил ее признанием: "Ты знаешь, что мне сказала цыганка в Болгарии? Я, как звезда, вспыхну и погасну!" Сказал он это вроде бы с юмором, однако глаза при этом у него были печальные. Жить ему оставалось всего несколько дней.

12 мая в "Большой перемене" начали снимать эпизоды, происходящие на территории Ярославского нефтеперегонного завода. В первый день и на следующий снимался один из самых смешных эпизодов фильма — "издевательство над человеком", в котором были заняты актеры Александр Збруев (Ганжа) и Савелий Крамаров (Тимохин). Это там Ганжа просит Тимохина подержать баллон, а тот отвечает: "Что я тебе, домкрат, чтобы за бесплатно держать?" — "А если не бесплатно?" — предлагает Ганжа. "Сколько?" — тут же интересуется Тимохин. "А сколько насчитаешь: каждая цифра — копейка". Вскоре посмотреть на это зрелище сбегается ползавода. А Ганжа, потрясая рублями в руке, зазывает все новых и новых зрителей: "Аттракцион неслыханной жадности: Пьер Тимохин считает копейки!" В итоге Тимохина забирает "скорая", а Ганжа оказывается в милиции.

13 мая в Москве на Большой арене стадиона в Лужниках состоялся второй матч 1/4 финала розыгрыша чемпионата Европы между сборными СССР и Югославии. В первой встрече команды разошлись мирной ничьей 0:0. Однако на этот раз матч получился на редкость результативным, причем все мячи провели советские футболисты. До 53-й минуты обе "рамки" оставались нетронутыми, пока наконец Колотое не открыл счет. Югославы бросились отыгрываться, но наши сумели выстоять, более того — поймали соперника на контратаке и удвоили результат: мяч на 74-й минуте забил Банишевский. А за минуту до финального свистка Козинкевич, сменивший на поле Еврюжихина, поставил победную точку в матче — 3:0. Советская сборная вышла в 1/2 финала.

14 мая советская литература понесла еще одну утрату — на 67-м году жизни в Киеве умер писатель Александр Корнейчук. Его звезда взошла еще в середине 30-х, после выхода пьес "Гибель эскадры" и "Платон Кречет". В 1952 году Корнейчук был избран в ЦК КПСС, а семь лет спустя возглавил Верховный Совет Украины. В марте 72-го у Корнейчука внезапно начались сильные боли, он стал резко худеть. Врачи констатировали рак, однако из лучших побуждений правды больному не сказали, сообщив, что у него радикулит. Но тот обо всем догадался. Однако, даже несмотря на столь страшный диагноз, Корнейчук руки не опустил: лежа в больнице, он вынашивал идею написать пьесу, равную знаменитому "Фронту", который был написан им в 1942 году. Но этим планам не суждено будет сбыться.

Вспоминает жена драматурга Марина Корнейчук:

"В ночь на субботу (12–13 мая) Александру Евдокимовичу стало плохо, он потерял сознание. Бригада реаниматоров сделала все возможное, и Александр Евдокимович открыл глаза, обвел взглядом всех нас и тихо сказал мне: "А знаешь, я побывал на том свете. Ой, как там плохо. Не надо туда спешить. Мы еще поборемся", — и улыбнулся. Как сквозь темные тучи пробился луч солнца — его очаровательная улыбка, юмор.

13 мая, в субботу, день был спокойный. Разговариваем, и вдруг Александр Евдокимович просит меня уговорить врачей, чтобы разрешили провезти по Крещатику, он так хочет увидеть Киев в каштановом цвету…

И вот наступила страшная ночь 14 мая 1972 года… Александр Евдокимович теряет сознание, бригада реаниматоров… Сижу у его постели, ожидаю, что опять он, как вчера, откроет глаза, я жду чуда…

Бледное, восковое лицо, и только пальцы правой руки как будто держат перо, а рука скользит по одеялу, как по строчкам на бумаге, — он пишет, пишет… Врачи расправляют пальцы, а рука опять быстро, быстро пишет…

И вот чудо! Он открыл глаза, смотрит на меня, и я вижу, что узнает меня, беру его голову в свои руки, мои слезы заливают его лицо, я без конца повторяю его имя — у него улыбка на устах, он набирает воздух, хочет что-то сказать и… Александра Евдокимовича не стало…"