Сталин. История и личность

Корабельников рассказал Разгону, что ночью 1 декабря его и еще нескольких работников Московского НКВД отправили специальным поездом в Ленинград, где разместили в ленинградском управлении НКВД. Корабельникова и еще одного энкавэдэшника назначили надзирать за Николаевым в камере внутренней тюрьмы ленинградского НКВД. Надзиратели, получившие приказ не спускать глаз с Николаева, менялись каждые шесть часов. Без надзирателя Николаев остался только один раз — когда к нему пришел Сталин. Разговор наедине длился не менее часа. На протяжении всего этого времени оба надзирателя и деятели из руководства НКВД стояли в коридоре у двери камеры. Конечно, никто не знает, о чем говорил Сталин с еще одной жертвой своего заговора. Можно только предположить, что Сталин сообщил Николаеву, каковы должны быть его показания на следствии и в суде, гарантировал ему жизнь и даже освобождение, если Николаев все скажет как надо, и пригрозил расстрелом в случае отказа.

Когда Сталин ушел, Корабельников вернулся в камеру, так как была его очередь сторожить Николаева. На вопрос Разгона, как вел себя в этот момент Николаев, Корабельников ответил, что тот был похож на человека, которого стукнули по голове. Он бросился на койку и пытался укрыться с головой. Следуя инструкции, Корабельников не дал ему укрыться; тогда Николаев начал метаться по камере и что-то бормотать. Наконец Николаев начал задавать надзирателю самые разные вопросы: какая погода на улице? что идет в театрах? как расстреливают приговоренных к смерти?⁷² Фамилия второго надзирателя была Кацафа. Этот человек пережил сталинское время и в 1956 г. дал письменные показания Центральному Комитету. Николаев, утверждал Кацафа, сказал ему, что убийство Кирова организовали «органы», что ему обещали сохранить жизнь в обмен на показания против ленинградских зиновьевцев. Наконец, он спрашивал, как думает Кацафа — обманут его или нет?⁷³

Хрущев, который приехал в Ленинград отдельно во главе делегации московских рабочих, также стоял в почетном карауле. Хрущев и Росляков видели, как в последнюю смену почетного караула встали Сталин и члены Политбюро. Росляков заметил некоторые признаки волнения на лицах Ворошилова и Жданова, Молотов был невозмутим. «Поразительно спокойно и непроницаемо лицо И.В. Сталина, впечатление, что он весь ушел в свои думы, сосредоточенный взор поверх пораженного пулей Кирова, руки, как часто приходилось видеть и раньше, опущены, пальцы соединены»⁷⁴. Хрущев в своих воспоминаниях также писал о громадном самообладании и непроницаемости лица Сталина в тот момент⁷⁵.

Не может быть сомнений в том, что именно этот человек, с непроницаемым лицом стоявший у гроба, нес ответственность за убийство Кирова. Хрущев, например, был уверен, что Сталин лично ничего не поручал Николаеву — «для этого Николаев слишком мал». Хрущев, однако, не сомневался, что кто-то подготовил Николаева по поручению Сталина и убийство было организовано на самом верху. Он считает, что «оно было организовано Ягодой, который мог действовать только по секретному указанию Сталина, полученному, как говорится, с глазу на глаз»⁷⁶.

Фомина отстранили от расследования убийства, а вместо Медведя начальником ленинградского управления НКВД был временно назначен приехавший со Сталиным и прочими заместитель Ягоды Я.С. Агранов. В 1935 г. Медведю, Запорожцу, Фомину и другим руководителям лениградского НКВД предъявили обвинение в преступной халатности и сослали на три года в Сибирь. Столь мягкое первоначальное наказание, вероятно, имело целью успокоить других высоких чинов НКВД, у которых теперь появились основания тревожиться за собственную судьбу. Медведя расстреляли в 1937 г., Запорожца — в 1938-м, а Фомин получил лагерный срок⁷⁷

Девятого марта 1935 г. Выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством в. Ульриха рассмотрела на закрытом заседании в Ленинграде «дело о соучастниках Леонида Николаева: Мильде Драуле, Ольге Драуле и Романе Кулинере». Все трое были приговорены к расстрелу. В донесении Ульриха Сталину от 11 марта указано, что «в ночь на 10 марта приговор приведен в исполнение»⁷⁸. Концы в воду.

1 с; ‘ ’

Зловещий декабрь нд:

1 *’ Г

В трюизме о том, что убийство Кирова послужило поводом для террора в конце 30-х годов, есть небольшая неточность: террор начался уже в тот день, когда прозвучал смертельный выстрел. В этот день по инициативе Сталина было принято два директивных документа, в совокупности вполне соответствовавших гитлеровскому террористическому закону, принятому во время расправы с Ремом и его штурмовиками.

Первый документ вносил изменения в существующие уголовно-процессуальные кодексы: «следовательским отделам» предписывалось «ускорить дело обвиняемых в подготовке или проведении террористических актов»; судебным органам предписывалось «не задерживать исполнение смертных приговоров, касающихся преступлений этой категории, в порядке рассмотрения возможности помилования, так как Президиум ЦИК Союза ССР считает получение прошений подобного рода неприемлемым»; органам же комиссариата внутренних дел предписывалось «приводить в исполнение смертные приговоры преступникам упомянутой категории немедленно после вынесения этих приговоров». Хрущев сообщает, что Сталин, не потрудившись заручиться согласием Политбюро, сам вынудил секретаря Президиума ЦИКА. Енукидзе подписать этот документ вечером 1 декабря 1934 г.⁷⁹ «Правда», опубликовавшая этот документ из трех пунктов 4 декабря, утверждает, что он был принят на заседании Президиума ЦИК 1 декабря. В таком случае Сталин, который тоже был членом Президиума ЦИК, «заседал» вдвоем с Енукидзе.

Второй документ появился в «Правде» 5 декабря в виде постановления того же Президиума, подписанного Калининым как Председателем и Енукидзе как секретарем Президиума ЦИК. Постановление гласило:

«Внести следующие изменения в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик по расследованию и рассмотрению дел о террористических организациях и террористических актах против работников Советской власти:

1. Следствие по этим делам заканчивать в срок не более десяти дней. 2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде. 3- Дела слушать без участия сторон. 4. Кассационные обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать. 5- Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора»⁸⁰.

К моменту опубликования упомянутых документов машина государственного террора была уже запущена на полный ход. Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством услужливого Ульриха как блины пекла приговоры, столь же скорые, как и неправые. Шестого декабря «Правда» сообщила, что днем раньше Военная коллегия заслушала дела «белогвардейцев» (71 человек), недавно арестованных за подготовку террористических актов. Только пятеро получили сроки заключения, остальных приговорили к расстрелу, и приговоры уже приведены в исполнение. В момент убийства Кирова все эти люди были в тюрьме и уж в этом преступлении никак не могли быть замешаны. Их расстрел явился первым примером сталинского террористического закона в действии. Несколько дней спустя на основании того же закона в Киеве расстреляли еще 28 «белогвардейцев». По Москве ходили слухи, что все больше людей арестовывают и увозят, чаще ночью и рано утром. Многие москвичи уничтожали свои записные книжки, чтобы в случае ареста не ставить друзей под удар⁸¹.

В стране тем временем был объявлен траур по «любимцу советского народа» и «нашему Кирову». В его честь переименовали его родной город Вятку и много других городов и поселков. Опубликовали сборник его статей и речей, много было написано и сказано о его героической нелегальной работе в Сибири, работе в армии в годы Гражданской войны, работе в Ленинграде. Мозг Кирова передали в Ленинградский институт мозга для исследования. Возникает новый культ Кирова, благодаря которому и сталинский культ воссиял еще ярче. Киров стал «лучшим другом и соратником товарища Сталина». Сталин у гроба Кирова, Сталин с Кировым на старых фотографиях, Сталин отдает последний долг Кирову — такими снимками пестрели все тогдашние газеты. В «Правде» за 5 декабря о Сталине говорилось едва ли не больше, чем о Кирове. Сталин «поехал на место, где совершилось преступление против нашей страны. Враг стрелял не в Кирова лично. Нет! Он стрелял в пролетарскую революцию»⁸².