У Понта Эвксинского (Том 2)

- Да что ты, Табана! - рассмеялся Фарзой, с изумлением глядя в раскрасневшееся лицо женщины, одухотворенное, как у жрицы-предсказательницы. Меня же никто, не признает царем! Всем известно, что я бедный князь, был пленен и сидел в ошейником у весла! Что люди признали меня князем-воеводой, это понятно: я прибыл в степи с оружием и обещанием свободы! Но если бы кто посмел выкрикнуть меня царем, то весь народ, а особенно князья, сказал бы - нет!

- Князья и народ хотят видеть тебя царем Скифии, с этим и Диофант согласен! Князья и старейшины будут просить тебя принять бремя власти!

- Какие князья и старейшины?

- Те, что ждут у входа в шатер!

Табана распахнула полог шатра, и перед изумленными глазами князя предстала красочная толпа богато одетых людей. Были тут знакомые и незнакомые. Фарзой узнал старейшин царских и нецарских родов, военачальников и князей. Среди них несколько смущенные Мирак и Андирак. Последний нес на красной полотенце золотую тиару и золотой пернач Палака.

- Просим тебя, князь Фарзой, сын славного отца, глава сильного рода и родственник царей скифских, принять от нас, как от посланников войска и народа, вот эти царские знака!.. Белый конь уже ждет тебя. Сядь на него и поезжай по всему лагерю - весь народ последует за тобою!

Это было в обычае стародавних времен. Народ сам выбирал своего царя.

У Фарзоя захватило дыхание. Все это произошло совсем нежданно-негаданно, почти как в старой сказке, которую он слыхал в детстве от матери.

Табана о непроницаемой улыбкой стояла в стороне.

4

Новый царь Скифии торжественно, при огромном стечении народа вступил в Неаполь верхом на белом коне.

Три дня и три ночи пировали на всех улицах столицы, чествовали и славили молодого царя.

Только теперь, после необыкновенных событий, Фарзой окончательно избавился от страшного демона сомнения и душевной язвы оскорбленного самолюбия, вынесенных из позорного невольничества.

Огненный дух неудовлетворенного тщеславия, уязвленной княжеской чести, подозрительности к окружающим покинули его окончательно. Словно омытый в сверкающих лучах народного признания и восхваления, он почувствовал себя воскресшим после временной смерти. Раскрылись глава на жизнь, на дела, проснулась жажда человеческих радостей. И та ревнивая подозрительность к Табане, что отравляла ему душу, вдруг растаяла, как вешний снег.

Табана, прекрасная и верная спутница ушедшего в царство смерти Борака, что когда-то пленила сердце Фарзоя своей красотой и женственностью, опять предстала перед ним желанная, волнующая. Тяжелые мысли рассеялись. Даже на свое злосчастное пленение молодой царь взглянул совсем по-иному. Оно стало как бы трудным началом той борьбы, в которой он победил.

Но при всей своей учености и ясном уме Фарзой не обладал многими качествами, необходимыми для государственного мужа. Он и теперь не понимал важности будничного изучения жизни, которое должно было стать основой его решений. Он полагал, что все окружающее должно служить ему, не требуя от него каких-либо усилий. В этом фатальном взгляде на свою жизнь и в самом созерцательно-мечтательном характере Фарзоя было нечто подкупавшее его соратников. Он выглядел настоящим царем. Но в этом же таилась и опасность непредвиденных поворотов, просчетов, ошибок. Нельзя полагаться на одно счастье и покровительство богов.

Выслушивая от Табаны и друзей сообщения о делах скифских, он не спешил обременять себя государственными заботами. Неутомимый Танай уже сколотил сильную дружину панцирной пехоты, Пифодор превратил нестройные отряды "ястребов" в тяжелую массу катафрактариев, вооруженных боспорским оружием, на сарматский образец. Оба деятельных мужа часто виделись с Табаной, получая от нее приказания, которым подчинялись беспрекословно. Она не забывала обласкать Мирака и других малых князей, следила за ними неотступно, принимала тайно людей, приезжавших с юга, посылала во все концы царства гонцов. А Фарзой в это время укреплял свое здоровье верховыми выездами в степь и мечтал о походе на Херсонес и захвате в плен Диофанта. Для него действовать - значило сидеть верхом на коне с мечом в руке.

Табана не только руководила делами, но о многом думала. Она хорошо разобралась в причинах холодности к ней Фарзоя в недавнем прошлом, считала эту холодность временной. И не удивилась, что, ставши царем, Фарзой неожиданно размяк. Но, ловя его многообещающие взгляды, она стала еще более сдержанной и серьезной. Много времени посвящала молитвам, жертвоприношениям, окружила себя жрицами, с которыми занималась духовным самосовершенствованием.

- Другая стала ты, Табана,- мягко упрекал ее Фарзой. - Ведь ты не старуха, чтобы всю жизнь только и заниматься молениями и жертвами.

Женщина смотрела на него своими темными, без блестящих точек глазами, и трудно было определить, что она думает и чувствует.

- Смерть мужа и одиночество приучили меня к размышлениям и беседам со своей душой и богами. Разве можно отвернуться от бессмертных богов?

- Так-то так!.. Но разве не чувствовала ты страсти ко мне еще до моего пленения? Почему теперь стала холодной?

Табана, опустив длинные ресницы, отвечала:

- Признаюсь тебе - да, чувствовала. Твое бесстрашное сердце и честная душа пленили меня. Я радовалась дружбе Борака с тобой, призывала богов оказать вам покровительство... Сначала я прониклась благодарностью к тебе, а потом - полюбила... Любовь толкнула меня на многое.

- А потом?

- А потом боги помогли мне понять иное, большее, чем любовь. Я увидела, что ты, а не кто-то другой, должен спасти свою родину, свой народ, объединить его на великую борьбу! И я стремилась всеми силами помочь твоему освобождению. Но мне не удалось сделать этого...- Княгиня опять опустила глаза и вздохнула как бы с сожалением.- Ты вырвался из плена сам, тебе служили преданные люди. Когда ты возвратился в Скифию, я опять решала всеми силами помогать тебе, но слабы женские силы. Боги возлюбили и вознесли тебя, а я опять осталась незамеченной, в стороне.- Опять глубокий вздох.

- Почему в стороне? - спросил, сияя глазами, расчувствовавшийся царь.- Ведь ты сама говоришь, что питала ко мне страсть. Что же, ты теперь разлюбила меня, а? Или нашла другого, лучшего?