У Понта Эвксинского (Том 2)

Эта новость смешала планы полководца, раздражила и раздосадовала его. Народ степей шел за Фарзоем, который был другом Савмака и врагом понтийцев. Диофант решил было выделить часть войск для нового похода на Неаполь, но вспомнил основное правило войны: не дробить, не распылять сил - и передумал.

Бритагор, встретившись с Диофантом, задал ему вопрос:

- Выходит, что вонючий гребец Сколот побеждает?

- Побеждают обстоятельства, Бритагор. Гений счастья покровительствует гордому князю.

- Народ признал его, а князья принесли свою покорность. Он обладает талантом вождя.

Диофант поморщился, потом рассмеялся с пренебрежительной миной. Он редко смеялся и сейчас напоминал старого сатира.

- Дело не в талантах этого человека, которого мы не сумели привлечь к себе и сделали ошибку, оставив его в живых. Талантов у него нет и никогда не было. Он смел, но нерасчетлив. Он лихо дерется, но не знает законов войны. Фарзой - всего лишь знамя, которое случайно оказалось впереди народной волны. Но около него способный Танай, умная, как демон, баба Табана, обозленный на нас народ, а сзади Савмак, что поддержал его и вооружил его рати. Можно ли на все это закрыть глаза?.. Если мы не сумеем развязать этот гордиев узел, Митридат трижды лишит жизни нас обоих!

- Скажи, стратег, как ты понимаешь, цели Фарзоя? Не ударит ли он в наше отсутствие по Херсонесу?

- А как ты думаешь, почему наш гребец медлит с вступлением в Неаполь?

- Он ранен и лежит в своем шатре.

- Не в этом дело. А в том, что около него есть умная и дальновидная Табана. Она знает, что делает.

Диофант опять сморщился в улыбке. Он постарел за время скифских походов. Советник его, при всей своей хитроумности, потерял душевный покой после страшной ночи рабского восстания, стал с меньшей самоуверенностью изрекать свои суждения. Он поднял водянистые глаза на собеседника, и усмешка скользнула по тонким, втянутым губам.

- Я думаю,- сказал он медленно,- что Фарзой не хочет войти в город простым воеводой. Он намеревается вступить в Неаполь под крики народа как законный, избранный войском и всеми родами царь!

- Истинно! - хлопнул его по плечу Диофант, продолжая смеяться.- А вернее сказать, этого хочет и об этом мечтает хитрая и красивая вдова Табана!.. Как видишь, Бритагор, мы лучше стали разбираться в скифских делах и понимать скифскую душу.

- Что же мы делать будем? Пошлем туда войско?

- Да, пошлем, но не войско, а вот это!

Диофант подошел к столу и сдернул белое покрывало. Бритагор зажмурился от яркого блеска. Солнечные лучи ударили прямо в золотые и серебряные украшения на роскошном мече, заиграли на эмали кубков и ожерелий.

- Я получил письмо от Митридата,- склонился он к Бритагору,- но не хотел сразу показывать его тебе. Великий царь ни в чем не винит нас, но повелевает нам в короткое время погасить пламя боспорского бунта. Он требует отсечь коренную Скифию от царства Савмака, не дать им соединиться. И, воюя на Боспоре, проявить к Скифии добрую волю. И мы сделаем это! Мы пошлем к Фарзою послов с подарками, признаем его правителем Скифии, а если надо, то и царем!

- Но он ненавидит нас и использует нашу добрую волю против нас!

- Нужно перетянуть на нашу сторону эту агарскую вдову. Она умна и поможет нам. Я думаю, что с помощью Табаны мы сделаем больше, чем смогли бы сделать мечами нашими! Иначе нам Скифию не покорить.

- Но Фарзой - друг Савмака и пойдет на помощь Боспору!

- Никогда!.. Мы через послов всенародно объявим в Скифии, что Митридат дает скифам независимость и мир в обмен на дружбу! Мы признаем права царских скифов на всю Тавриду, кроме Боспора и Херсонеса, но при условии - не начинать войны нигде, ни на западе, ни на востоке. Народ скифский устал, он будет рад такому почетному и выгодному миру. Он не пойдет воевать, даже если Фарзой станет царем. А мы за это время нанесем смертельный удар Савмаку!

- Велика твоя мудрость, стратег! - поклонился Бритагор.

3

Войдя в юрту, Табана томно откинула со лба воздушную кисею в с улыбкой грусти, которая стала обычной на ее лице после смерти мужа, спросила, как чувствует себя князь Фарзой.

Князь, отдыхая на кошмах, рассматривал прекрасный меч, полученный им в подарок от заклятого врага, и раздумывая о странных и неожиданных поворотах судьбы. Он поднял глаза и остро взглянул на начинающую полнеть вдову - и опять, как и всегда, нашел, что она хороша. Ему хотелось сказать ей что-то совсем не деловое, он хотел подняться с ложа, но женщина остановила его жестом руки. Она присела на складной стульчик и заговорила тихо, но внятно:

- Кажется, мой друг и друг моего покойного мужа, кончается полгода после моего посещения могилы Борака. Скоро я, с твоего разрешения, поеду, уже в последний раз, принести жертву на кургане и скажу Бораку, что ты довел до конца великую борьбу и очистил Скифию от чужеземцев.

- Чужеземцы сами ушли, прекрасная Табана.

- Они не ушли бы, если бы не боялись новой ужасной войны... Так вот, я пришла сказать тебе, что ты уже не нуждаешься в моей женской помощи и уходе ты здоров, слава богам! Теперь, после приношения на могилу, я смогу уехать в родные агарские степи. Там мой народ, мое племя.

- Ты хочешь уехать?

- Да. Но не это я хочу сказать тебе...

- А что?

- Князь Фарзой! - Княгиня поднялась со стула, ее голос принял оттенок торжественности,- Князь Фарзой! Боги и народы Скифии ждут от тебя многого!. Не случайно они дали тебе испытание в огне сражений и в плену врага. Ты много почувствовал и стал более зрелым и мудрый. Ты узнал жизнь народа и горе тех, кто работает руками своими. Не случайно все это. А теперь и слепой увидит, куда направляют тебя невидимые силы. Тебе пора вступать в Неаполь!

- Я давно говорю, что надо, - оживился Фарзой,- чего мы сидим в этих пыльных юртах?!

- Потому, что ты, как гласит откровение, должен войти в Неаполь не князем, но... царем Скифии!

- Что ты! - смутился, почти испугался Фарзой, поспешно вставая на ноги.- Что ты говоришь, Табана, уж не выпила ли ты чего хмельного? Говори тише, а то люди услышат, смеяться будут... Такого быть не может!

- Оно уже свершилось, князь! И не вздумай упираться! Ибо велика милость богов, но нельзя вызывать их гнев своим упрямством и неразумием! Сумел ты перенести боль и унижение рабства, сумей носить царскую тиару и пернач!