У Понта Эвксинского (Том 2)

Улицы сразу оказались подобными бурлящим весенним потокам. Сотни и тысячи вооруженного люда, еще не успев вытрясти из голов серую муть сновидений, бежала, не жалея ног, вниз, к порту, подбадриваемые окриками старших.

- Эге-гей! - прогремел резкий и высокий голос Атамаза, что бежал вместе с другими.- Не задерживайся! Чего ты, как старая баба, бедрами раскачиваешь? В порту враг высаживается, а ты брюхо растрясти боишься!

- В порту высаживаются враги!

Эта весть быстро разнеслась по городу. Одни встретили ее с ужасом, другие со злой радостью, надеясь на расправу с рабами, захватившими власть.

На стенах акрополя замелькали шлемы и копья. Скрипели ворота. Всадники мчались по пяти в ряд к западным воротам, склонив тяжелые сарматские пики. Грохот копыт потрясал стены домов.

Весь город пришел в движение. Отряды конницы скакали по направлению к Парфению, месту вероятной высадки врага. С портовых настилок били по морю огромными камнями тяжелые катапульты. Камни шлепались в воду, поднимая фонтаны брызг.

Савмак уже в порту. Он стоит на высокой груде еловых бревен и зорко следит за всеми движениями войск.

- Нет еще настоящей сплоченности и быстроты,- с недовольным видом бросает он приближающемуся Атамазу,- движутся нестройно, будто отступают, теряют свое место в десятках, одна сотня мешает другой! Катапульты заводят долго, стреляют редко!

- Верны слова твои,- кивает головой Атамаз,- не восприняли еще бывшие рабы науку войны. Но сегодня, заметь, Савмак, все поднялись куда дружнее, нежели в прошлый раз! Еще солнце не взошло, а мы уже отравили конных, заняли стены и башни людьми, даже обстрел начали!

- Все равно медленно!.. Помнишь, как быстро мы в школе воинов изготавливались?.. Довольно, труби отбой! Пусть разбираются по сотням - и на завтрак!

Помятые лица горожан начинают расправляться, появляются кривые усмешки. Остряка подмигивают друг другу:

- Посмотри, как наш новый царь наказал море, подобно персидскому царю Ксерксу! Только тот велел высечь море, а этот решил забросать его камнями!

Царь с высоты помоста громко говорит воинам, чтобы они лучше изучали ратное дело, готовились к будущим боям. Его пурпурная хламида видна далеко. Серо-аспидные щеки чуть розовеют от раннего солнца. Он хорошо выбрит, волосы расчесаны и прихвачены вокруг головы тесьмой. Утренний ветерок шевелит непокорные кудряшки, путает их, бросает на лоб, отчего лицо Савмака выглядит простым, как у портового грузчика.

- Пойдем завтракать,- предлагает он Атамазу, закончив речь.

- Нет, Савмак,- отвечает тот,- иди один, побудь с Гликерией, а то она совсем мало видит тебя. А я пойду к Синдиде, там выпью вина, подкреплюсь и усну. Я всю ночь проверял дозоры на берегу и совсем не смыкал глаз.

- К Синдиде? - усмехнулся царь.- Уж не поразила ли тебя страстью дородная жрица?

- Есть там помоложе, кроме курносой Синдиды. А в пирожки ее я действительно влюблен! Твои царские повара готовят не плохо, но далеко им до Синдиды. Она жарит пирожки в масле. Попробуй - пальцы откусишь! Право!.. Я повел бы тебя к ней, но нельзя тебе. Не хмурься, шучу. Даже просился бы со мною, и то не взял бы тебя. Зачем обижать Гликерию! Это мне вот иного пути нет. Семья, дети, свой дом - все это не для меня. Ничего не вижу впереди, кроме чего-то красного, горящего, и слышу звон мечей. Ты - царь, твоя голова нужна народу, а у меня лишь две дороги: сегодня - к Синдидиным пирожкам, а завтра - в сражение, в битву с врагами нашими! Иди к Гликерии!.. Эх, выпить бы чего-нибудь кисленького!

- А дальше красного, горящего, как ты сказал, ничего не видишь? спросил Савмак задумчиво.

- Дальше - пока не хочу видеть! Борьбы хочу, гибели врагам нашим! Поклялся не снимать с плеч кольчуги, пока не сокрушим всех недругов! А когда водрузим трофей победы - тогда увижу. А что увижу - не знаю.

- А пока одно красное? - рассмеялся Савмак.

- Красное! - решительно ответил Атамаз, тряхнув волосами.

- Что ж, ты прав! Готовиться надо к большой крови! А красным нас не испугаешь. Мы как быки - от красного взъяряемся!

Они посмотрели друг другу в глаза. Атамазу пришло на память, как они когда-то подрались в школе.

- Упрям и бесстрашен ты, Савмак, с молодых лет. Настоящий бык! А вернее, орел - вон куда взлетел! Слава тебе!

- А мне кажется - всех нас выбросила вверх неведомая сила!

- Надо, Савмак, удержаться на этом верху! Чтобы не уподобиться тем козлам, которых хищные птицы сбивают со скал, а потом терзают в пропасти.

- У козлов есть рога и крепкие ноги. Пусть попробуют!

Савмак стал серьезен, выпрямился, его лицо приняло угрожающее и жестокое выражение. Он смотрел на восток, в сторону пролива. Сейчас рабский вождь преобразился в настоящего повелителя, гордого царя, не склоняющего голову ни перед кем. Атамаз, раскрыв рот, с изумлением наблюдал эту перемену и почувствовал что-то вроде суеверного почтения к этому человеку. Он поклонился и хотел уйти. Но неожиданный зевок и затяжной кашель заставили обоих повернуть головы.

Из-под бревен вылезал с кряхтением человек в изодранном, грязном гиматии. Солома набилась в его пепельно-серые волосы, а лицо напоминало гнилую, исклеванную курами репу. Он щурился навстречу утреннему солнцу и чесался, продолжая кашлять и мигать воспаленными глазами.

- Зенон, это ты? - расхохотался Атамаз.

- Слава богам, пока это я, а не мой дух-двойник!.. Если бы ты увидел мой дух, то это означало бы мою скорую смерть.

- А хочется жить, Зенон? Скажи, что еще ты хотел бы получить от жизни?

- Больше всего я сейчас хочу опохмелиться! Я так хорошо уснул здесь, на вольном воздухе, но вы нарушили мой сон. 0-ох!.. Всю жизнь я стремился к достижению бесстрастия и безмятежности. Я отказался от всех дел и удовольствий. Но теперь убеждаюсь, что от жизни никуда не уйти и нет в ней покоя. Ибо жизнь - движение, покой - смерть. Правда, я нашел частицу успокоения на дне чаши с вином, но волную безмятежность, видно, найду лишь в могиле.

Только теперь старый воспитатель разглядел, что рядом с Атамазом стоит царь, и церемонно поклонился ему.

- Здравствуй, наставник! - крикнул ему Савмак.- Ты спишь под бревнами и забыл, что такое баня... А ведь я сказал тебе: приходи - и получишь все, чтобы жить в старости хорошо и спокойно.