Портрет механика Кулибина

- Рад будет уступить и сердцем и устами

Зря на Кулибина своими очесами!

- Сами! - догадываются школяры.

- Механик сей от нас во град Петров утек,

Сколь долго проживет сей умный человек?

- Век! - заканчивают дети.

- Простой он человек, нигде он не учился,

Но механизм его кому б не полюбился!

- Любился! - подхватывают ученики.

- Потел он и дошел, часы сам делать стал,

Голландец пред его моделию ниспал!

- Спал! - вслед за Данилкой Осетровым выкрикивает класс.

- Сами вы спали! - слегка обижается учитель. - Пал голландец ниц перед русским мастером, сиречь признал его искусство, пал, а не спал! Повторите!

- Пал! - охотно подхватывают дети, и Сережа Желудков грозит кулаком Данилке, который сбил весь класс на неверное слово.

- Вот Нижний каковых людей на свет рождает!..

На миг Орлов застывает с поднятой вверх рукой и обрывает стихотворение:

- Ну а дальше там о другом. Один раз вы все-таки ошиблись, продолжим занятия в классе.

- Не в счет, не в счет! - бурно протестуют ученики. - Догадаться не просто было!

- Что с вами, озорниками, поделаешь! - разводит руками Орлов. - Сам когда-то таким был! Идемте на волю, только тихо!

На цыпочках они выходят из училища, располагаются на живописной лужайке на Откосе, напротив стрелки, там, где Ока впадает в Волгу, и Яков Васильевич продолжает урок:

- Итак, вослед за Мининым наш земляк Иван Петрович Кулибин прославил Нижний Новгород...

* * *

С увлечением рассказывал учитель о знаменитых изобретениях Кулибина: деревянном арочном беспролетном мосте через Неву, каких еще не строили нигде в мире, чудесном фонаре-отражателе, увеличивающем силу поставленной в нем свечи в пятьсот раз, бездымном фейерверке, оптическом телеграфе и многих других. Дети старались запомнить каждое слово.

Приезд Кулибина в город Сергей тоже запомнил хорошо.

С давних пор рядом с ними пустовал дом. Между собой называли его "слепой гусляр", по сходству заколоченных окон с незрячими очами музыканта, обосновавшегося на Нижнем базаре. Близкие и друзья Кулибина нашли его наиболее подходящим, и с бывшим владельцем удалось сговориться за вполне сходную цену.

Правда, чтобы привести его в порядок, пришлось изрядно потрудиться. Плотник Авдей поправил покосившееся крыльцо, обстругал рассохшиеся косяки, заново покрыл дранкой крышу. Родители Сергея пропололи лебеду и крапиву во дворе, вымыли пол и стены, добела отскребли их ножами. В доме повесили занавески, накидки и полотенца, застелили кровати, столы, сундуки. Заново покрасили забор и наличники окон.

- Не узнать ныне "гусляра", - радовалась мать Сергея, Прасковья Матвеевна. - Приятно и посмотреть. А то раньше проходишь мимо и глаза в сторону отводишь от такого запустения.

Кулибины приехали поздней осенью, 28 октября 1801 года. С ближайшей почтовой станции дали о себе знать, и взрослые рано утром отправились на городскую заставу встречать их. Сергей с сыном Пятерикова, Петькой, ждали их возвращения возле дома.

Даже тогда они удивились, что всемирно известного земляка после более чем тридцатилетней разлуки встречали лишь девять человек, да и то двое их них - дети! Правда, встречавших могло быть в несколько раз больше, но учителю Орлову запретили "срывать" занятия и выводить учеников на улицу.

Первым из казенной кареты появился Кулибин. Несмотря на свои шестьдесят шесть лет, он спрыгнул на землю, не дождавшись, пока возница откинет ступеньки, сделал это сам, подал руку жене Авдотье Васильевне, бережно свел ее по ступенькам. Она в скором времени ожидала ребенка. Других детей они оставили в Петербурге на попечение старшего сына Семена.

Сергей вспоминал, что он вошел в калитку сразу же вслед за Кулибиным, продолжая жадно разглядывать его со спины. Признаться, он ожидал увидеть его совсем другим. Во-первых, Иван Петрович оказался совсем не высокого роста, всего лишь по плечо Пятерикову-старшему. Во-вторых, ничего величественного, как ожидал мальчик, не было в его облике. Он запросто поздоровался со всеми, запросто пригласил в дом и, направляясь к крыльцу, потирая руки, радовался всему: виду на Волгу, саду, палисаднику, резным наличникам. И наконец, одет он был вовсе не так, как нижегородские вельможи. Никаких шитых серебром и золотом нарядов не было на нем, а вполне затрапезный, длиннополый старомодный бархатный кафтан, сильно протертый на локтях, заправленные в разбитые сапоги широкие шаровары. Совершенно седые волосы были подстрижены в кружок, седая борода коротко, скорее всего, им же самим, отхвачена ножницами. Единственное, что совпадало с ранними представлениями о нем, - ощущение силы, исходившей от его кряжистой, коренастой фигуры, широких плеч, тяжелых рук...

Как только сели за стол, Кулибина сразу же со всех сторон закидали вопросами, он еле успевал поворачиваться и отвечать. Спрашивали о детях, о петербургских новостях, о событиях, происходящих в Москве, чему он был свидетелем, но больше всего о планах на будущее.

- Вернулся я в Нижний, - объявил Кулибин, - заниматься главным делом моей жизни - водоходной машиной. Десять лет хлопотал в столице, чтобы отпустили на Волгу. И вот наконец сбылось! Недавний сенатский указ помог в поощрении всякого рода прожектов, к государственной пользе служащих. Новый царь, которому я когда-то игрушки мастерил, все мои просьбы уважил. Долги мои - шесть тысяч рублей, - что от производства разных изобретений накопились, погасил, назначил довольный для жизни пенсион и позволил взять его сразу на три года вперед. Капитал немалый, можно на него расшиву купить и приступить к опытам! А у меня, признаться, душа горит, не терпится их поскорее начать!

- Позвольте, Иван Петрович, - спросил рассудительный зять, - а на что сами-то жить станете?

- Да много ли нам, старикам, нужно! - обернулся к нему Кулибин. Как-нибудь проживем, не впервой! А к тому времени, как "дитятко" подрастет, надеюсь, и нам хоть что-нибудь перепадет от доходов с водоходной машины!

- Нынче-то, верно, уже поздно опыты затевать, - заметила Елизавета Ивановна. В отличие от отца, старшая дочь двигалась неторопливо, говорила плавно, нажимая на букву "о".

- Разве? - вскинулся Кулибин. - До темноты еще часов шесть!

- Я ведь не сегодняшний день, а нынешнюю осень имела в виду!

- А я и то и другое! Не зря же мы сюда с Дуней сломя голову мчались! В Москве, как обложные дожди начались, совсем было затосковал я, ну, думаю, все: сей осенью не удастся силу течения на Волге измерить и зима бесплодно пролетит! Но на всякий случай в евлампиев день на месяц глянул мать честная! - повезло! Рога на юг повернуты - по приметам, зимы скорой не жди, до четвертой казанской грязь простоит! "Едем?" - спрашиваю Дуняшу. "Едем!" - отвечает. "И зимнего первопутка дожидаться не станем?" - "Не станем. Я же, - говорит, - вижу, как тебе на Волгу попасть не терпится!" "А не боишься, что по ямам да колдобинам растрясет и по грязи тащиться?" "Ничего, - отвечает, - я двужильная, выдюжу, лишь бы тебе лучше было!" Вот какая у меня Авдотья Васильевна! Герой!

- Скажешь тоже, - зарделась она, - едва доехала!

Обед протекал весело. Кулибин, как и все за столом, пил только брусничную воду. Постепенно завязался общий оживленный разговор, и Иван Петрович поднялся и сказал:

- Окажите мне любезность, гости дорогие, посидите у нас подольше, а мне дозвольте до вечера отлучиться на Волгу. Денек ныне на удивление выдался, когда-то еще такой будет, жалко упускать! Не обессудь уж и ты, Дуняша!

- Ну что с тобой поделаешь? - улыбнулась Авдотья Васильевна. - Знаю ведь, коль зажегся чем, все равно не остановишь. Иди. Возвращайся только засветло.

- Иван Петрович, - закричали со всех сторон, - потерпи до завтра, сделай одолжение, в кои-то веки встретились!

- Не могу, друзья, завтра визиты начнутся, почтения разные, а дальше - вдруг погода испортится?

- Тебе ведь лодка нужна? - спросил молчавший до того Афанасий Кузьмич, отец Сергея.