Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду

Выехали в Зеты на бортовой машине ГАЗ-АА. Со мной поехал ремонтник Ожешко для получения запчастей и продуктов на ремонтную группу. Захватил раненых танкистов до медсанвзвода, расположенного в совхозе им. Юркина, до которого предстояло сделать небольшой крюк в сторону. Да и мне нужно было пополниться перевязочным материалом, медикаментами и хотелось кое-кого повидать. В кабину посадил одного из раненых. Сел в кузов машины рядом с Ожешко. Поделился он со мною своими заботами. Дома осталось у него шестеро детей. Как без кормильца будут жить? Правда, жена усвоила элементы его профессии — жестянщика. Может лудить, паять. Этой работы всегда хватает. Но как они будут расти без отца, беспокоило его.

— Отчего так рано себя хороните? Вернетесь к своим детям, — заверил я его.

— Из такого пекла, чувствую, не вырваться. Тут будет погибель проклятому, дальше его не пустят. Некуда дальше, но и мы все тут поляжем. Может, за редким исключением, но мало нас останется. Исход войны решится здесь, — задумался и добавил: — Больше отступать не будем.

Так думал и убежденно говорил очень простой наш человек, малограмотный, но житейски мудрый. Считал, что он может не выжить, но верил в победу народа.

— У меня мать с четырьмя детьми где-то мыкается в эвакуации… без отца. Он на фронте. Как она их вытянет? — поделился я своей болью. — Почти безграмотная, без профессии и малые дети.

Своя ноша для каждого казалась тяжелее других. Но непосильной она была у всех.

Добрались за разговорами до совхоза. Медсанвзвод располагался во дворе, огороженном глухим забором. В саду на брезенте и на траве у деревьев лежали раненые. Некоторых грузили в санитарную машину, а более легких в транспортную для эвакуации.

Получил все мне нужное у Шепшелева. На этот раз он не скупился, хотя ворчал, что средств у него мало осталось. Командир медсанвзвода военврач 3-го ранга Гасан-Заде, врачи Ложкина, Вайнштейн, фельдшера, медсестры были заняты ранеными, готовили их к эвакуации. Все были озабочены, уставшие, в загрязненных халатах со следами крови, йода, риванола.

Ко мне подошла Майя Вайнштейн.

— Рада вас видеть в здравии. Как вы? Спокойно ли в Зетах?

— Какое там спокойно.

— В каком мы аду!..

— Я был у разъезда 74-й километр с группой ремонтников. Там было хуже ада. И Зеты бомбили, есть убитые и раненые. Еду туда.

Передо мною стояла щупленькая девушка-женщина в непомерно длинном халате, в пятнах йода и крови, поверх гимнастерки с подвернутыми до локтей рукавами, с расстегнутым воротником, обшитым изнутри белым уже не свежим подворотничком, в солдатских хлопчатобумажных брюках, заправленных в кирзовые сапоги. Стоял зной. Было жарко и душно. Помнил ее другой.

— Где ваши волосы? — растерянно спросил я. Вот оно что. Этих пышных черных волос, собранных в клубок сзади, на которых так щеголевато сидела пилотка, уже нет.

— Отрезала, мешали, ухаживать за ними стало невозможно. А что, очень плохо выгляжу? — спохватилась она, а потом добавила: — Будет целой голова — до свадьбы отрастут.

Озабоченно спросила:

— Выберемся ли мы из этого кошмара? Опять же будет наступать…

— Должны выбраться! Говорят, что подходят большие силы наших. Но бои будут жестокие. Мне бежать надо. До встречи, Майя! Можно вас так?

— Конечно, чего же?

Я на несколько шагов отошел, быстро вернулся и сказал ей:

— Не уходите, я вам что-то оставлю на память, — и убежал к машине. Достал вещмешок, развязал, вытащил футлярчик и прибежал к ней.

— Это вам.

— Что это?

Я раскрыл.

— Должен подойти для чистки ногтей.

— Прелесть какая! Это же маникюрный набор. Какой роскошный! Где раздобыли?

— Ограбил арийскую принцессу. Понял, что вам больше подойдет.

— Спасибо, шутник!

— Выберетесь из кошмара и доживете до свадьбы, обязательно доживете и все у вас будет хорошо, — крикнул я, уже удаляясь.

Она все стояла, прижимая обеими руками футлярчик к груди, и смотрела вслед. Взмахнул я рукой уже издали и потерял ее из виду. И подумалось — может быть, впервые за всю эту кошмарную неделю, — что и мне тоже следовало бы выбраться из этого кошмара, если выберется Майя. Хотя зачем я ей?

Из совхоза им. Юркина выехали в направлении Зеты. На выезде встретил санитарную машину с красным крестом и возле нее военфельдшера мотострелкового пулеметного батальона Модзелевского. Он также возвращался с медсанвзвода, куда привозил раненых из батальона. Водитель его монтировал колесо машины. Леня выглядел богатырем: высокого роста, широкий в плечах, стройный. Всегда с улыбкой — добродушный здоровяк. Осталось от прежних встреч с ним приятное впечатление. Казалось, он всегда рад встрече. Узнав, что еду в Зеты, сказал, что непременно нужно заехать по дороге к нему. Батальон его находится в нескольких километрах отсюда. Не слушая возражений, усадил меня в кабину полуторки, сам втиснулся рядом, крикнул своему водителю следовать за нами и повез меня к себе. Их батальонный медицинский пункт был свернут. Все было готово к маршу.

Радушно встретила меня врач пулеметного батальона Панченко — слегка располневшая плотная женщина, среднего роста, лет тридцати. Организовали ужин в подошедшей их санитарной машине. Выпили немного спирта за встречу. Накормили горячей кашей, попили чаю с сухарями. И у них сухари. Хлеб за последние недели не видел. Поделились впечатлениями о проходивших боях. По имеющимся неполным данным, у них осталось едва ли четверть людей и техники. Большинство автоматчиков, располагавшихся во время боев на броне, погибли. Много погибло и в следовавших за танками в автомашинах во время атак и преследования противника.

Погоревали о потерях, тепло попрощались, пожелали боевых успехов и встречи на следующих этапах. Успел заметить по взглядам, прикосновениям, что между Модзелевским и Панченко установились не только коллегиальные отношения. В душе пожелал им счастья. Поздно вечером прибыл в Зеты.

Утром 10 августа немцы бомбили Зеты. У нас были взорваны две транспортные машины. Одна бомба ударила у края большой кошары, где размещались мастерские ремонтного взвода, несколько упали недалеко от расположения роты. Более десятка взорвались в поселке. Убитых из личного состава похоронили на окраине Зеты, недалеко от ремонтных мастерских. Часть раненых отвезли в Тундутово. Легкораненых оставили в роте. Ими-то я и занялся. Сделал перевязки, разобрался с больными. Приходила фельдшерица — калмычка, единственный оставшийся медработник на весь поселок Зеты. Большинство медицинских работников участковой больницы еще в прошлом году были мобилизованы и отправлены на фронт, а оставшихся призвали в ополчение и направили в Сталинград. Из местных жителей-калмыков мало кто выехал.

Среди гражданского населения были убитые и более полутора десятков раненых. Отправлять их было некуда, и родственники не решались трогаться в путь из родных мест. Больничка пустовала. Раненые находились в своих домах. Их обслуживала фельдшерица.

Переходили из дома в дом. Ранеными были в основном женщины и дети. Почему-то судьба пощадила мужчин. Они работали в поле или во дворе и успели спрятаться в укрытия. Не выходил из памяти ребенок — девочка лет пяти с осколочным ранением участка мягких тканей бедра и более обширного — голени с повреждением костей. За все время, в течение которого делали перевязку и накладывали шину на ножку, девочка терпела боль, так же сдержанно, не повышая голоса, всхлипывала, но не плакала, все разрешала с собой делать. Что еще будет с ножкой, как пойдет заживление ран? В стационар бы ее. Но куда везти ее и многих других раненых? За что им такие испытания? В чем вина ребенка, женщин? За страдания наших людей должны понести наказание оккупанты. Все это виденное взывало к возмездию.

Стали известны некоторые данные о потерях танковой бригады за эти последние два дня боев в районе разъезда 74-й км. Очень мало осталось в живых танкистов без машин. Большинство погибли или ранеными и обожженными попали в полевые лечебные учреждения других частей и соединений. В мотострелковом пулеметном батальоне бригады только автоматчиков в строю осталось меньше четверти. Смертельно ранен начальник штаба бригады майор Маликов. Вместо него назначен капитан Калинин.