Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века

Кроме имущественного ущерба наследникам через истребление своих собственных векселей, Гартунг, пользуясь званием душеприказчика, тайным образом от наследников получил еще восемь тысяч рублей по векселю Базилевского. Поучительный образчик в смысле охранения их имущества по званию душеприказчика представляет собою его деятельность, касающаяся израсходования полученной им по этому векселю суммы. Получение денег по векселю Базилевского тесно связано с историей того исполнительного листа, который был найден в белье Ольги Петровны Занфтлебен. Только тогда стало вполне понятным, почему был спрятан этот исполнительный лист, потому что только с помощью его для наследников открылась возможность узнать о тайном получении денег с Базилевского. Спрятав исполнительный лист, подсудимые спрятали в то же время и вексель Базилевского, никому не заявляя о нем ни при производстве описей имуществу покойного Занфтлебена, ни впоследствии в опеку. Как стараются они сваливать друг на друга свою очевидную вину в этом случае! Гартунг говорит, что вексель этот находился у Алферова; Алферов говорит, что у Мышакова; Мышаков — что у Алферова; Ольга Петровна отзывается незнанием. Как бы то ни было, но после совета, который держали все подсудимые в номере у Ольги Петровны, Мышаков в августе 1876 года был послан в Петербург и, получив 8 тысяч рублей, передал их Гартунгу. Гартунг скрыл это получение и от наследников, и от Сиротского суда, и только когда наследники после поездки одного из них в Петербург, узнав от Озембловского, в чем дело, заявили о том судебному следователю, Гартунг представил отчет в этих деньгах. Посмотрите, как дорого обошелся этот душеприказчик, по его отчету, наследникам! Щедрою рукою сыплет он чужие деньги направо и налево! 750 рублей он платит за утверждение духовного завещания и самого себя с Ланским в звании душеприказчиков; выдает Алферову деньги на предвиденные и непредвиденные расходы, причем платит ему по ложному счету 330 рублей за лист гербовой бумаги, а всего с гонораром 1 тысячу 595 рублей, Озембловскому — 509 рублей, Мышакову за то, что он съездил в Петербург получить 8 тысяч рублей, 10 процентов с этой суммы, другому своему поверенному, Селицкому, за проигранное дело 426 рублей по таксе, как за выигранное, на счет наследников содержит Егора Мышакова, вовсе наследникам не нужного, а необходимого лишь для Гартунга, выдает самовольно, без всякого основания и документа, состоящему с ним в дружеских отношениях г. Бегичеву 500 рублей, представляет счет похорон и указывает на 2 тысячи, выданные Ольге Петровне в счет следующей по духовному завещанию суммы, а Ольга Петровна, в свою очередь, составляет свой счет похоронных издержек, вычитая их из этой суммы. Она, которую покойный приютил и облагодетельствовал, эта признательная жена не хочет истратить ни копейки на погребение своего мужа и относит все до последних мелочей на долю тех детей, которых он, по ее словам, при жизни не хотел пускать к себе в дом, от которых до самой смерти терпел только одни оскорбления и неприятности! При этом следует заметить, что когда Ольга Петровна Занфтлебен предъявила иск в суде о выдаче ей душеприказчиками сполна завещанных десяти тысяч, то ни Гартунг, ни его поверенный не представляют никаких доказательств в полученных уже ею в счет этой суммы 2-х тысяч, и суд присуждает ей всю сумму иска сполна с судебными издержками. В итоге из 8 тысяч рублей, полученных Гартунгом с Базилевского, остается всего 916 рублей, да и те представлены Гартунгом лишь в марте 1877 года, при окончании уголовного следствия. Вот, господа присяжные, каков был генерал Гартунг как душеприказчик и верный охранитель имущества умершего Василия Карловича Занфтлебена в пользу его наследников!

Вторым душеприказчиком по духовному завещанию Занфтлебена был назначен Ланской. Он замешан в это дело менее других; весь его долг по уничтоженному векселю, выданному совместно с Гартунгом Василию Карловичу Занфтлебену, заключался в 500 рублях. Он был значительно осторожнее Гартунга в этом «несчастном» для них, по его словам, деле и только в письмах к Гартунгу изливал «конфиденциально» свои дружеские советы и воззрения, то рекомендуя ему «бомбардировать» Алферова, то упрекая в легкомыслии и представляя в пример свою собственную осторожность, то называя его «старой бабой», то, наконец, изображая блестящие характеристики своих сотрудников по делу и указывая на необходимость прогнать всех «Гришек Отрепьевых», окружающих Гартунга. В его голове, как кажется, было более проектов и чаяний будущего, нежели пользования настоящим. Как можно заключить из отрывочных намеков его писем, он имел в виду сначала расчистить дорогу через удаление опасных соперников, формулируя все действия против враждебного лагеря в одном слове: “засадить”. Так он советует Гартунгу, одновременно с бомбардировкой Алферова, прежде всего «засадить» самого деятельного и наиболее опасного из наследников — Николая Занфтлебена и этим способом, по его мнению, им всем «заткнуть глотку»; получив затем деньги по документам Занфтлебена, «засадить» своего назойливого кредитора Шранца. Может быть, далее нужно было и кого-нибудь еще засадить, но стратегия графа Ланского на первых же порах оказалась плохою; план его кампании не удался и потерпел фиаско. Тогда Ланской, видя неудачу, поспешил отретироваться и, отказавшись от звания душеприказчика, оставил своего друга Гартунга единственным «властелином» в мутной воде занфтлебенского наследства, властелином, превратившимся через несколько времени в обвиняемого, а затем и подсудимого.

Руководителем, советником и адвокатом всей компании, доколе печальная судьба не расстроила союзников, был присяжный стряпчий Московского коммерческого суда, коллежский советник и кавалер Даниил Павлович Алферов. Памятуя о древне-судейском изречении, что руки даны человеку для того, чтобы брать, он брал, брал и брал, и в этом смысле деятельность его является поистине неутомимою. Он брал по распискам и без расписок, по квитанциям и без квитанций, по условию и без условия, одним словом — всячески, когда только, где и сколько можно было взять, так что не знаешь, чего тут было больше: беззастенчивости ли, с которою он брал, или же легковерия, с которым ему давали. Но если рука берущего не уставала, то надо сознаться, что рука дающего сильно оскудела от этих поборов.

Из отчета Гартунга видно, что все его поверенные, не считая содержания Мышакова и 500 рублей, уплаченных им Озембловскому, стоили наследникам 2 тысячи 721 рубль с копейками, из числа каковой суммы Алферову досталось 1 тысяча 595 рублей. На бланке Алферова за № 533 исходящих бумаг его адвокатской канцелярии значится, что он получил вместе с духовным завещанием и доверенностью «на судебные издержки и пошлины» 300 рублей и затем еще 70 рублей. А между тем, господа присяжные, все расходы по представлению духовного завещания к утверждению не могли превышать полутора—двух рублей, судебных же пошлин никаких и никогда при представлении духовного завещания к утверждению не требуется. Затем Алферов получает еще тысячу рублей, из числа которых 750 рублей дается ему по условию за утверждение бесспорного нотариального духовного завещания к исполнению. Как ни значительна была указанная цифра вознаграждения, но, не довольствуясь ею, Алферов представляет Гартунгу вымышленный, ложный отчет в тех издержках, которые им понесены по делу: в этом отчете показано «330 рублей за лист гербовой бумаги, на котором должно быть написано духовное завещание». Но если Алферов, не заплатив ничего за лист гербовой бумаги, не затруднился показать за него уплаченными 330 рублей, то весьма странным представляется, каким образом Гартунг мог принять в счет подобную уплату? Если даже допустить, что Гартунг был настолько не сведущ в юридических делах, что обязался Алферову по условию уплатить за утверждение нотариального духовного завещания 750 рублей, что мог даже предполагать проигрыш подобного дела, как то, которое поручалось им Алферову, то в этом случае нужно было только уметь читать по писанному, чтобы увидеть, что в определении суда об утверждении духовного завещания прямо сказано, что за лист гербовой бумаги ничего не следует. То же самое видно и из надписи, сделанной судом на подлинном духовном завещании, бывшем в руках Гартунга. Какие были потом еще расходы по утверждению завещания, на которые в отчете Гартунга значатся выданными «Алферову без расписки 225 рублей», это знают генерал Гартунг да коллежский советник Алферов, а я объяснить эти расходы отказываюсь. И несмотря на полученную им сумму, Алферов в письме к Ланскому просит ему дать еще полторы тысячи рублей! Алферов не остался также без подарка по настоящему делу; он хотел воспользоваться векселем в 1 тысячу 500 рублей на Николая Занфтлебена и получить по нему себе деньги через адвоката Грузова. В подтверждение передачи ему в собственность этого векселя покойным Занфтлебеном он неудачно сослался на его вдову и затем, будучи уличен свидетельскими показаниями, представил этот вексель при следствии к делу, сделав относительно его на отчете ту надпись, которая, конечно, удержалась, господа присяжные, в вашей памяти. Я не стану далее останавливаться на этом обстоятельстве. Вы видите только, что здесь было систематическое, самое бесцеремонное расхищение имущества умершего Василия Карловича Занфтлебена: тащили векселя, выданные другими, и уничтожали выданные от себя, прятали документы в белье, в старом хламе, в дорожной сумке, представляли ложные счета, брали, не стесняясь, вознаграждение за труды и заслуги, и все это прикрывалось исполнением священной воли умершего со стороны душеприказчиков и благою целью охранения имущества несчастного отца от расхищения этого имущества его блудными сыновьями!