Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века

Последним деятелем на этом поприще был подсудимый Егор Мышаков. Это мелкая сошка среди знатного дворянства, полубарин, полулакей, фактотум Гартунга и всей компании, подающий в известном смысле большие надежды в будущем, ловкий комиссионер в кругу того знатного барства, фамилии которого мы встречаем в списке должников Василия Карловича Занфтлебена, и у многих из которых имена настолько же громки, насколько пусты их карманы. О нем чаще говорит граф Ланской в своих письмах к Гартунгу и не скупится на весьма нелестные прилагательные к его имени. При всей своей видимой маловажности, Егор Мышаков был необходимым участником преступления: он присутствовал 11 июня при увозе Гартунгом документов умершего Занфтлебена и сопровождал его в качестве охранителя от предполагаемого нападения злоумышленников по дороге из Леонова в Москву; он находился в квартире Гартунга с 12 июня, когда приезжали к Гартунгу Колпаков и Николай Занфтлебен, которому он наивно вручил вместо вексельной книги свою черновую записную книжку; он ездил в Петербург получать деньги по векселю Базилевского и т. д. По произведенному обыску у Егора Мышакова было найдено, кроме счетов на заложенные вещи, золотых часов и наличных денег 395 рублей, шесть векселей на сумму 1 тысячу 650 рублей, из которых два — Панфилова и Бажанова, по 100 рублей каждый,— написаны на имя Василия Карловича Занфтлебена, и один даже без его бланковой надписи. В свое оправдание он относительно векселя его родственника, Панфилова, сочиняет рассказ о том, что, хотя вексель этот и был написан на имя Василия Карловича Занфтлебена, но деньги Панфилову даны им, Мышаковым, а так как о другом векселе без бланка Василия Карловича Занфтлебена нельзя было сказать того же, то оказывается, что вексель этот был получен им по примеру прочих в подарок от Василия Карловича Занфтлебена.

Как вы видите, господа присяжные, вся имущественная сторона этого дела заключается в подарках, сделанных при жизни Василием Карловичем Занфтлебеном; а если верить защите подсудимых, высказавшей предположение, что уничтожение вексельной книги принесло прямую выгоду его наследникам, то надо думать, что подсудимые, не желая остаться в долгу перед Василием Карловичем Занфтлебеном, подобным способом отблагодарили после его смерти в свою очередь подарком его наследников! Егор Мышаков, так же как и Алферов, был самым законным образом награжден генералом Гартунгом за участие в деле из денег, принадлежавших наследникам: за то, что он съездил в Петербург получить деньги по векселю Базилевского, ему дано Гартунгом 10 процентов с полученной суммы, то есть, кроме путевых расходов, еще 700 рублей серебром, так что за поездку, на которую он употребил несколько дней, он получил с лишком вдвое больше всего своего годового жалованья. При этом нельзя не остановиться на соображении следующего рода: если Мышаков служил у Гартунга на жалованьи в качестве приказчика по делам наследников, то, конечно, Гартунг не имел права платить ему сверх того за данное поручение столь крупное вознаграждение, так как исполнение этого поручения входило в круг обязанностей Мышакова, а если Мышаков получал за каждое порученное ему по имуществу Занфтлебена дело особую плату, то, очевидно, Гартунг не имел никакого основания платить ему жалованье и давать содержание из денег наследников. Но, господа присяжные, щедрость Гартунга в этом случае понятна, смысл данного им Мышакову вознаграждения весьма ясен. И Гартунгу, и Ольге Петровне Занфтлебен необходимо было привлечь и удержать Мышакова на своей стороне. Если Гартунг постарался взять к себе в услужение ничтожного сравнительно, бывшего лакея Занфтлебена, Ивана Зюзина, то тем более ему важно было иметь своим союзником Егора Мышакова, сообщничество которого было крайне необходимо, потому что Егор Мышаков скорее всех мог уличить его в преступлении; Гартунгу необходимо нужно было укрепить за собою Егора Мышакова, купить его молчание, и Егор Мышаков, видя, где он может поживиться, продал интересы своего умершего хозяина, не забывшего его в своем духовном завещании, и явился деятельным помощником Гартунга и Ольги Петровны Занфтлебен по настоящему делу.

Я старался, господа присяжные, определить степень участия каждого из подсудимых в преступлении и характер деятельности каждого из них отдельно. Я считаю себя вправе просить вас уделить мне несколько минут внимания для того, чтобы указать вам в кратких чертах на взаимные отношения по делу подсудимых друг к другу. Когда было возбуждено предварительное следствие по настоящему делу, то подсудимые сначала действовали довольно систематично, единодушно, поддерживая один другого и ссылаясь на свое право делать то, что они делали. Но в скором времени им было убедительно, фактически доказано, что то, что они называют своим правом, служило для них только покровом бесправия. Уголовным следствием был добыт против них ряд уличающих данных, раскрыты были преступные факты, остававшиеся прежде тайными, были произведены внезапные обыски, давшие обильный материал для обвинения, и в стройном до того времени хоре подсудимых послышался страшный диссонанс.. Видя неизбежную беду, они избрали себе девизом «спасайся, кто может», они не познали друг друга, и каждый стал стремиться к тому, чтобы выгородить, во что бы то ни стало, только самого себя. В массе данных ими в это время показаний они до того перепутались, что, если вы припомните содержание этих показаний, внесенных в обвинительный акт, и отчасти выслушанных вами на суде, то редко можете встретить уголовное дело, в котором бы было столько разноголосицы и противоречий в определениях и объяснениях подсудимых, как в настоящем деле. Возьмем, например, показания подсудимых по поводу похищенных векселей: лично у каждого из них, по отношению к самому к себе эти векселя являются подарками покойного, но по отношению к другому каждый из них не верит возможности такого счастья и удивляется. Так что если в способе оправдания подсудимых в личном смысле, для самого себя действовала система подарков, то относительно других была пущена в ход система полнейшего удивления и недоверия. Генерал Гартунг утверждает факт уничтожения своих векселей и переписки их на имя Ольги Петровны Занфтлебен при жизни Василия Карловича Занфтлебена, но ему кажется странным, что у Ольги Петровны Занфтлебен вдруг является пачка векселей на 81 тысячу рублей, подаренных ей, по ее словам, покойным мужем; Ольга Петровна Занфтлебен, в свою очередь, удивляется и не верит возможности передачи Алферову в его собственность векселя в 1 тысячу 500 рублей от Николая Занфтлебена; Алферов в то же время удивляется сокрытию векселя Базилевского и исчезновению векселей Гартунга и высказывает свое убеждение, что векселя эти были переписаны уже по смерти Василия Карловича Занфтлебена.

Не менее интересно проследить отношения подсудимых друг к другу также по письмам, найденным у них при обысках, и в этом смысле письма графа Ланского к Гартунгу представляют особенно драгоценный материал. Письма эти заключают в себе ряд данных, настолько компрометирующих подсудимых, и особенно генерала Гартунга, что с первого взгляда даже представляется странным, как эти письма остались у него неуничтоженными, но, вдумавшись в дело, это становится понятным. Не говоря уже о том, что, по пословице, «на всякого мудреца довольно простоты», а дело идет далеко не о мудрецах, генерал Гартунг, очевидно, никак не ожидал, чтобы по его положению и званию у него могли произвести обыск, и сам защитник его указывал на это обстоятельство, обращая внимание ваше на то, что обыск для Гартунга был совершенно внезапным. Но, кроме того, я полагаю, что хранение этих писем могло иметь и другой смысл. В преступных деяниях, где участвуют несколько сообщников, весьма нередко находят у них неуничтоженными документы, их уличающие, но которые берегутся на всякий случай, как лучшее средство заставить молчать и не выдавать друг друга. Гартунг и граф Ланской — друзья, но мало ли примеров, когда друзья становятся врагами; уже здесь по некоторым письмам видно, что у них начиналась ссора, а письма Ланского представляли для Гартунга возможность и верное средство всегда сдерживать его. Это было оружие, которое он хранил про запас, на всякий случай, для устрашения другого, и которое так неожиданно и метко обратилось против него самого. Переписка, найденная у подсудимых, наглядно рисует нам их отношения между собою в настоящем свете. Генералу Гартунгу Ольга Петровна Занфтлебен, кажется, настолько доверяется, что отдает ему без расписки на 81 тысячу рублей принадлежащих ей векселей, а Марья Петровна Онуфриева, друг и сестра Ольги Петровны Занфтлебен, с которой они вместе живут и занимаются делами, пишет в то же время тому же Гартунгу, чтобы он «хотя один раз сдержал данное им слово», так мало доверия в нравственном смысле он внушает ей. Алферов состоит поверенным всех дел душеприказчиков Гартунга и Ланского, а за ним тайно следят другие лица, которых Ланской в своих письмах зовет общим именем «шпионов Гартунга»; Алферов, по-видимому, доверенное лицо; с ним советуются и ему поручают ведение дела, а по откровенному мнению Ланского, он не более как «сущая дрянь». Я не буду снова повторять того, как думает и отзывается Ланской о Егоре Мышакове. Уже глядя на одно это, что при таких условиях сходятся между собою, притом довольно близко, люди, не имеющие ни взаимного уважения, ни нравственного доверия друг к другу, можно заключить, что не на добро сошлись они, и вы, действительно, могли убедиться сами в том, что соединились между собою эти люди в одну странную группу ради одних и тех же беззаконных целей и интересов, что единственною связью между ними служит одно общее преступление.