Суд времени. Выпуски № 35-46

Млечин: Евгений Петрович, собственно говоря, реформы в Китае начались с того, что Дэн Сяопин что? — разрешил крестьянам просто нормально работать, да? Где тут авторитарные методы? Разрешил!

Бажанов: В экономике, конечно, Китай, и все мы с этим согласны, двинулся в сторону либерализма. Медленно, постепенно, без шоковых терапий. Как они говорили: «переходим речку, нащупывая камни ногами». Вот они и шли. Но при этом, конечно, политическая власть была очень жесткая. И она иной, на мой взгляд, быть не могла. Они начали реформы в развалинах. И, конечно, кроме компартии не было другой силы, которая в кулак взяла власть и повела.

И слава богу, что у власти в партии оказались реформаторы — люди, которые понимали, что производительные силы надо раскрепощать. И повторяю, китайские руководители прекрасно понимали, что рыночная экономика, и вообще, экономика в XXI-м веке, государство в XXI-м веке не может существовать в рамках такой жесткой политической системы бесконечно. Она будет проигрывать конкуренцию всем остальным, где, как Вы и сказали, раскрепощается все в обществе.

Но они, особенно после Тяньаньмэня, испугались, что это делать пока нельзя, и пока они до конца к этому не готовы. Потому что они говорят, и я с ними согласен: объяви сейчас всеобщие выборы президента — кончится поножовщиной. И еще такой, что пожалеет весь мир. Потому что побегут миллионы беженцев, к власти придет националистическое руководство, которое тут же начнет предъявлять территориальные претензии всем.

А в экономике идет постепенная либерализация. И движутся они по модели, в общем-то, по сути, есть какие-то нюансы, отличия: Южная Корея, Тайвань, Сингапур и, вообще, вся восточная Азия.

Сванидзе: Время.

Млечин: Евгений Петрович, а понятие вот особого пути у китайцев есть? Вот говорят: мы идем по особому пути.

Бажанов: Да, они говорят. Конечно, особый путь китайских цветов социализма и так далее. Но, по сути, это, повторяю, восточно-азиатская модель. Но идеал для них не эта модель, а идеал — это Швеция, Норвегия и так далее, когда рыночная экономика и сильное социальное государство. Пока им до идеала очень далеко. У них дикого капитализма сейчас, элементов его в обществе, в десять раз больше, чем в Швеции, в Норвегии и так далее. Они это знают.

Медицина, здравоохранение, социальное обеспечение, равенство… Если говорить о различии в доходах, то разрыв между богатыми и бедными в Китае — один из самых высоких в мире. 20% фактически безработных. Огромное количество нищих, людей, живущих ниже черты бедности. Всё это они прекрасно знают, и именно поэтому они говорят: дай этим людям сейчас голосовать — они вообще не знают, что такое голосование, а возьмут что-то другое в руки. Не бюллетени.

Сванидзе: Спасибо, спасибо.

Урнов: Кстати сказать, специфика китайского метода, особенности китайского пути — это, видимо, темпы, которых наша страна себе бы не пожелала. В середине 90-х годов гигантское количество китайцев, фактически, вся деревня, не имела права покидать свои места проживания. Люди были без паспортов. Не было никакой социальной системы защиты. Заболел — обходись, как хочешь. В этом китайская специфика.

Сванидзе: Спасибо, спасибо.

Бажанов: Можно, я добавлю, одно слово, буквально, о спецификах…

Сванидзе: Спасибо, нет, спасибо. У меня к вам такой вопрос, прежде чем я предоставлю слово Сергею Кургиняну. Скажите, то, что Вы говорите, да, но ведь сохраняется власть КПК? И политически довольно жесткая. И развивается при этом экономика страны. Совершенно фантастическими темпами. Как это происходит?

Бажанов: Вот так и происходит, потому что, я говорю…

Сванидзе: Как? Вы же говорите, что это несовместимо.

Бажанов: Я не говорю, что это несовместимо на данном этапе. Они говорят, и я с ними согласен, что на данном этапе… так же, как и на Тайване это было, в Южной Корее это было, в Сингапуре еще и сейчас продолжается такая вот власть. На данном этапе совместимо, но если они хотят дальше развиваться, то, конечно, вот такая политическая система будет мешать.

Сванидзе: Вы согласны с тем, что компартия Китая, в отличие от нашей компартии, почувствовала момент необходимости начала реформ, чтобы выжить?

Бажанов: Я с Вами согласен не только в этом, а в том, что их коммунистическая партия коренным образом от нашей отличалась в отношении тех людей, которые возглавили эту партию. Дэн Сяопин еще в 50-х годах выступал за этот НЭП, и за это он в свое время «полетел» и сидел там.

Сванидзе: То есть это вопрос персоналий, Вы считаете, да?

Бажанов: Да, конечно персоналий. Конечно. Пока был Мао Цзэдун — одно было, да? Долой богатых, долой материальную заинтересованность. Потом пришла к власти его сумасшедшая жена с сумасшедшими друзьями, Цзян Цинь там и так далее, вообще неизвестно что теперь…

Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович, Ваши вопросы оппонентам.

Кургинян: У меня несколько вопросов. Скажите, пожалуйста, прежде всего. Вы все говорите, что есть южнокорейский вариант, сингапурский вариант и другой вариант осуществления модернизации. А разве там ее осуществляли демократическим путем?

Бажанов: Ну, я только что так и сказал, что нет.

Кургинян: Правильно? Значит, давайте зафиксируем, что когда говорит господин Млечин, что модернизацию нельзя осуществлять авторитарным путем, что авторитарный путь только мешает, и при этом говорит, что какая замечательная у нас модернизация в Сингапуре, Ли Куан Ю, или в Южной Корее и так далее, то это находится в некоем, надеюсь, диалектическом противоречии, да? Потому, что в основном, все-таки, модернизации… ну уж в азиатских странах точно, осуществлялись авторитарным путем. Правда?

Млечин: Ну, раз уж меня цитируют, то я уточню. В основном, все-таки, модернизации осуществлялись нормальным путем, и во всем мире это чудесным образом видно.

Кургинян: Что такое нормальный путь? Какой путь?

Млечин: Да, нормальный путь. В тех странах, куда Вы любите ездить, провели модернизацию чудесным путем и без танков. А там, где людям не очень повезло, там у них оказались начальники, которые приказывают чего делать. Дошло до Вас?

Кургинян: Хорошо. Скажите, пожалуйста, как провели, как и когда, вы, историки, все это знаете, как и когда провели модернизацию во Франции?

Бажанов: Можно, да?

Кургинян: Да. Наполеон Бонапарт проводил ее демократическим путем?

Бажанов: Ну, не будем Наполеона…

Кургинян: А когда проходила модернизация-то?

Млечин: Да, она и сейчас еще происходит.

Кургинян: Как это?

Млечин: Так, все время идет.

Кургинян: А говорят, что уже постмодернистский этап.

Млечин: Да модернизация все время происходит.

Кургинян: Кстати a propo, нельзя ли узнать, что такое модернизация вообще?

Сванидзе: Так, господа, a propo я хотел бы попросить вас оставить в покое Наполеона, Францию, термин модернизация и вернутся к Китаю.

Кургинян: Господин Млечин говорит «нормально». «Нормально».

Млечин: Это я Вам объяснил. Только Вы не понимаете простыми словами.

Кургинян: Ее нормально осуществлял Наполеон, нормально осуществлял Бисмарк, нормально осуществляли многие другие.

Млечин: Речь идет о XX-м столетии, что Вы голову морочите.

Урнов: А давайте, может быть, перестанем играть словами, потому что еще раз повторяю: то, что мы называем сегодня модернизацией, — это все-таки догоняющая модернизация, то есть выход экономик на тот конкурентный уровень, которым обладают страны, находящиеся на самом верху экономического развития.

Кургинян: Классик модернизации — это Макс Вебер.

Урнов: Довожу до Вашего сведения, что с тех пор было написано очень много работ по модернизации, и понятие модернизации изменилось.