Римская история в лицах

Кроме того, он счел необходимым уделить некоторое внимание «еврейскому вопросу» в Египте. Там с незапамятных времен существовала большая еврейская община, располагавшаяся преимущественно в районе дельты Нила. Община разрослась, и, как полагается, ее члены страдали от определенной дискриминации — если, конечно, сравнивать не с коренным населением страны, которое было и вовсе бесправно, а с македонянами и греками. Во время сражения в дельте местные евреи поддержали Цезаря. Кроме того, в войске, пришедшем с Митридатом, было немало евреев из Иудеи. В благодарность за это Цезарь распорядился уравнять в гражданских правах евреев с греками.

С получением долга проблем теперь, надо полагать, не возникало — Египет был богатым царством. Кораблей, с учетом египетского флота, тоже было предостаточно. Цезарь со всем своим войском мог незамедлительно отплыть из Александрии. Тем не менее, он остается в Египте еще на два с лишним месяца, совершает в обществе Клеопатры «познавательно-развлекательное» путешествие по Нилу вплоть до южной границы государства и вообще никуда не торопится. Почему? Это — та самая загадка, о которой я упомянул в начале главы. Для ее решения необходимо, в частности, представить себе характер взаимоотношений Цезаря и Клеопатры. Но сначала следует понять, в чем, собственно говоря, загадка. Ну, захотелось Цезарю немного отдохнуть от непрерывных войн, поразвлечься в обществе молодой и обаятельной женщины! Что тут особенного? Да и вполне понятная любознательность — выпадет ли еще случай побывать в легендарном древнем Египте. Так в чем же дело? Почему серьезный современный исследователь М. Гельцер пишет, что «девятимесячное египетское интермеццо задает любому наблюдателю жизненного пути Цезаря более чем непростую загадку». (М. Gelzer. «Julius Caesar» p. 262. Цитирую по книге С. Л. Утченко «Юлий Цезарь» М., 1976.). Насчет девятимесячного — это уж зря! Цезарь попал в ловушку, из которой в течение полугода не мог выбраться при всем желании. Но даже двухмесячное «интермеццо» требует серьезного объяснения, если учесть военно-политическую ситуацию того момента. Пожалуй, с нее и следует начать наше исследование. Пока Цезарь был осажден в александрийском дворце, помпеянцы успели собрать в северной Африке (там, где полтора столетия назад находилась Карфагенская республика) крупные военные силы. После поражения под Фарсалой туда с остатками войска перебрались полководцы Помпея: Лабиен, Афраний и Петрей, а также Катон и Метелл Сципион. К ним стали прибывать другие беглецы и ненавистники Цезаря. Они располагали средствами для вербовки солдат в дополнение к тому войску, которое находилось в провинции Африка. Большой заем предоставили им и местные римские купцы. В общей сложности удалось укомплектовать 10 легионов. К ним должны были присоединиться 4 легиона нумидийского царя Юбы, старого приверженца Помпея, крупный отряд нумидийской конницы и 120 боевых слонов. Противники Цезаря располагали и довольно сильным флотом, вполне способным перебросить всю армию в Италию. «Организатором и вдохновителем» этой новой антицезарианской коалиции был Катон. Верховное военное командование поручили Метеллу Сципиону. Угроза похода помпеянцев на Рим становилась вполне реальной.

Между тем, в самом Вечном Городе дела тоже обстояли далеко не блестяще. Ввиду назначения Цезаря диктатором консулов на 47-й год не избирали. В положении единовластного правителя Рима оказался Марк Антоний, которого Цезарь во главе большей части своего войска после поражения Помпея отправил обратно в Италию. Отважный и опытный военачальник, Антоний, в силу своего характера, оказался очень неудачным властителем. Со всем пылом своей необузданной натуры он предался пьяным кутежам, скандальным похождениям в обществе женщин легкого поведения и вовсе не занимался государственными делами. Тем временем между народными трибунами возникло противоборство по вопросу об отмене долгов, втянувшее в свою орбиту массу граждан. Дело дошло до ввода войск в город и вооруженных столкновений на форуме. Было много убитых и раненых. Сенат до возвращения Цезаря предпочел от участия в конфликте устраниться. Волнения из Рима распространились на всю Италию.

Наконец, очень неблагоприятно складывалась ситуация в Малой Азии. Фарнак, сын Митридата Великого, решил воспользоваться междоусобицей в Риме для того, чтобы вернуть владения своего отца. Он захватил Малую Армению и двинулся на римскую провинцию Вифиния и Понт. Наместник Азии пытался остановить Фарнака, но потерпел серьезное поражение. Все римские владения на востоке оказались под угрозой. А с ними и все доходы, которые Рим от этих владений получал.

Впрочем, если быть точным, то ситуация в Азии приобрела критический характер лишь в самом конце пребывания Цезаря в Египте. Чего никак нельзя сказать о концентрации антицезарианских сил в Африке и беспорядках в Риме. Между тем, двух последних фактов (безусловно, известных Цезарю) вполне достаточно для того, чтобы оправдать недоумение и древних, и новых авторов по поводу безмятежного путешествия Юлия Цезаря вдоль нильских берегов. Он потерял два с лишним месяца в ситуации, когда, казалось бы, должен быть дорог каждый день. И это Цезарь, чьим оружием всегда были быстрота и внезапность! Действительно, загадка! Есть над чем подумать.

Возьмем быка за рога и начнем со взаимоотношений Цезаря и Клеопатры. Есть ли основания предположить настолько сильное увлечение с его стороны, что оно оттеснило все планы государственных преобразований в Риме, заставило забыть об опасности поражения в гражданской войне, короче — потерять голову? Посмотрим. Привлечем для консультации такого тонкого художника и психолога, как Бернард Шоу. Похоже, его интересовала та же проблема, и уж он-то, наверное, вдумывался в нее с проницательностью, недоступной простым смертным. Откроем пьесу «Цезарь и Клеопатра». Увы, нас ждет разочарование. Вероятно, следуя своему художественному замыслу, Шоу сильно уменьшает возраст Клеопатры. Уже в прологе мы узнаем, что ей шестнадцать лет. Соответственно, на протяжении всей пьесы Цезарь обращается с ней, как со взбалмошной девочкой, а она его (в прологе) называет «старичок». На потерю головы, на страсть, которая при такой разнице в возрасте (Цезарю 53 года), быть может, вызвала бы наше осуждение, в пьесе, слава богу, нет и намека.

Питая глубокое уважение к интуиции художника и зоркости мыслителя, хочу воспользоваться случаем и привести из пьесы Шоу один короткий диалог, хотя и не имеющий отношения к Клеопатре, но добавляющий кое-какие новые штрихи к нравственному облику Юлия Цезаря. Во втором действии перед ним предстает Луций Септимий — убийца Помпея. Сановник царского двора Теодот говорит, что благодаря этому убийству Цезарь смог насладиться местью, сохранив славу о своем милосердии. И далее следует такой диалог (практически монолог Цезаря):

«Цезарь: Месть! месть! О, если бы я мог унизиться до мести, к чему бы только не принудил я вас в возмездие за кровь этого человека. (Они отшатываются, смятенные и пораженные). Он был моим зятем, моим старым товарищем. В течение двадцати лет он был владыкой великого Рима, в течение тридцати лет победа следовала за ним. Разве я, римлянин, не разделял его славы? Или судьба, которая заставила нас биться за владычество над миром, это дело наших рук? Кто я — Юлий Цезарь или волк, что вы бросаете мне седую голову старого воина, венчанного лаврами победителя, могущественного римлянина, предательски убитого этим бессердечным негодяем? И еще требуете от меня благодарности! (Луцию Септимию) Уйди, ты внушаешь мне ужас!

Луций (холодно и безбоязненно): Ха! Мало ли отрубленных голов видел Цезарь! И отрубленных правых рук, не так ли? Тысячи их были в Галлии после того, как ты победил Верцингеторикса. Пощадил ли ты их при всем твоем милосердии? Это ли была не месть?

Цезарь: Нет, клянусь богами! О, если бы это было так! Месть — это, по крайней мере, нечто человеческое. Нет, говорю я. Эти отрубленные правые руки и храбрый Верцингеторикс, гнусно удушенный в подземельях Капитолия, были жертвами (содрогаясь, с горькой иронией) мудрой строгости, необходимой мерой защиты общества; долг государственного мужа — безумье и бредни, в десять раз более кровавые, нежели честная месть. О, каким я был глупцом! Подумать только, что жизнь людей должна быть игрушкой в руках подобных глупцов! (Смиренно) Прости меня, Луций Септимий. Как убийце Верцингеторикса упрекать убийц Помпея? Можешь идти с остальными. Или оставайся, если хочешь, я найду тебе место у себя».