Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

В тот же день в Ленинграде завершился чемпионат Европы по фигурному катанию. Победителями в обязательной программе стала пара Ирина Роднина — Алексей Уланов, «серебро» взяли Людмила Смирнова — Андрей Сурайкин, «бронзу» — фигуристы из ГДР. В произвольной программе чемпионами стали Людмила Пахомова и Александр Горшков, на 2-м месте — Татьяна Войтюк и Вячеслав Жигалин. Последних тренировала Татьяна Тарасова, которая вспоминает:

«До этого чемпионата, сколько бы мы ни тренировались, каждый раз во время соревнований на Славу Жигацина что-то находило, и в произвольном танце он падал. На протяжении трех лет после трех минут двадцати семи секунд танца, точно по часам, какую бы они программу ни исполняли, все кончалось Славиным падением. Причем падал исключительно на соревнованиях уровня чемпионата страны и выше, по мелочам Славик свое тело не разбрасывал. В итоге я обратилась к психологу, и он, поработав с Жигалиным, снял у Славы этот комплекс.

На чемпионате Европы они выступали очень легко. Таня каталась весело, с задорной улыбкой, и чем-то тогда напоминала Наташу Бестемьянову. Она могла «завести» весь зал, вдруг прокрутив на льду «чертово колесо». Ее открытая манера катания нравилась и судьям и зрителям.

В Ленинграде сложилась какая-то странная ситуация с подсчетом очков (а я до сих пор в этом ничего не понимаю, я только вижу, кто лучше выступал, а кто хуже), в оценках я окончательно запуталась и, уверенная в том, что Войтюк с Жигалиным четвертые, увела их с катка. Мы оделись и уже сели в автобус, когда кто-то прибежал с криком: «Войтюк с Жигалиным — на награждение!» А Войтюк с Жигалиным уже приготовились отъезжать в гостиницу. Мы побежали обратно во дворец, скользя и падая по дороге в сугробы. Ребята судорожно в раздевалках надевали коньки, плакали, смеялись, с ними творилось что-то немыслимое. Мы настолько не были готовы к пьедесталу, медалям, пресс-конференциям, что странно, как выдержали этот вечер…»

6 февраля вновь были прерваны съемки фильма «Один из нас». Как мы помним, они возобновились четыре дня назад, причем режиссер фильма Геннадий Полока вынужден был приезжать на съемки с загипсованной ногой. Но его здоровье оказалось отнюдь не богатырским, и спустя несколько дней он вновь слег. Кстати, в эти же дни внезапная болезнь свалила еще одного участника съемок — актрису Ларису Лужину, которая играла роль пособницы немецких шпионов. У Лужиной прямо на съемках случился инсульт, и она была срочно госпитализирована. После недолгих поисков ее место заняла не менее известная актриса Тамара Семина.

6 февраля в «Комсомольской правде» под рубрикой «Очерки с идеологического фронта» была напечатана довольно внушительная статья В. Большакова под названием «Хиппи-энд». Речь в ней шла о тлетворном влиянии на молодежь идей хиппизма. Чтобы читателю было понятно, о чем именно шла речь в этой статье, приведу небольшой отрывок из нее:

«Я видел их (хиппи. — Ф. Р.) в Чехословакии в трудные для республики дни. Контрреволюция нашла среди хиппи самых активных помощников. Их импортированное «отчуждение» обернулось враждебными вылазками против социалистического строя, хотя и не они одни в них участвовали.

Недавно «Комсомольская правда» писала о том, как органы госбезопасности ВНР (Венгерской Народной Республики. — Ф. Р.) обезвредили группу хиппи, которая занималась сбором шпионских сведений для западного диверсионного центра.

А все вроде бы начиналось так невинно. С призывов «бежать к реке» и нести цветы, со «священных воплей», с умилительных рецептов: «В этот день просто существуйте — и больше ничего…»

Идеи хиппи пришли в Советский Союз в самом конце 60-х, однако за короткий промежуток времени (2–3 года) сумели завоевать большое количество сторонников. Особенно это было заметно в крупных городах страны: Москве, Питере, Свердловске, Волгограде. Власти, естественно, всеми силами старались бороться с этим явлением, поскольку хиппи провозглашали идею абсолютного неучастия в общественной жизни, а это, по советским меркам, было равнозначно преступлению. Как же: вся советская молодежь в едином порыве строит коммунизм, а какие-то волосатики этого делать не хотят?! Ату их! Упомянутая статья в «Комсомолке» как раз и преследовала цель навешать на хиппи всех собак, обвинить их не только в антиобщественном поведении, но и в том, что рано или поздно они и родину продадут. Песня, в общем-то, старая. В 50-е годы в подобном обвиняли стиляг: дескать, сегодня слушает он джаз, а завтра родину продаст.

Однако не стоит думать, что вся советская печать относилась к хиппи столь негативно. Например, в журнале «Вокруг света» появилась статья про них, выдержанная в спокойном тоне. Номер журнала с этой публикацией тут же стал библиографической редкостью, поскольку продвинутая молодежь поспешила скупить его в киосках, а те, кому он не достался, выносили его из библиотек. Андрей Макаревич, который в 70-м году заканчивал 10-й класс, вспоминает о том времени так:

«Пресловутых стиляг, коктейль-холла и борьбы с джазом мы практически не₍ застали. К семидесятому году мир заполонили хиппи. Статья в журнале «Вокруг света» открыла нам глаза на истину. Называлась эта статья «Хождение в Хиппляндию». Мы с Борзовым выписывали оттуда цитаты, где хиппи провозглашали свою программу (я, например, помнил все наизусть). Платформа хиппи была принята безоговорочно. Масла в огонь подлила история, когда одного десятиклассника собирались исключить из комсомола за длинные волосы. У него безуспешно пытались выяснить, против чего он протестует, будучи советским комсомольцем, и что хочет доказать. Он виновато молчал, ц праведному гневу комсомольских активистов не обо что было биться. Румяные активисты выглядели отвратительно. Мы с утроенной силой принялись растить волосы. Мы просто тужились, пытаясь ускорить этот процесс, и с отчаянием глядели в зеркало по утрам. Волосы не могли расти быстрее отпущенного природой срока. (За полгода до этого, доведенные до отчаяния придирками педагогов к нашим битловским прическам и будучи удаленными за них с урока, мы отправились в парикмахерскую и побрились наголо. Это была первая сознательная демонстрация. Получилось эффектно, но, увы, не хиппово.)

И вообще школа для нас доживала последние дни, мы уже одной ногой ступили во взрослый мир, где гулял пьянящий ветер свободы. Там по стриту ходили люди с волосами до плеч, подметая асфальт неимоверными клешами. Надо сказать, что до этого момента я рос абсолютно безразличным к своей одежде. У нас в семье как-то так повелось. Но тут дело было не в моде — клеша являли собой знак отличия, удостоверение кастовой принадлежности, и, конечно, я придавал этому соответствующее значение. И вообще, нельзя было играть рок-н-ролл в школьной форме. Штаны мне сшила Света, жена хиппового художника Саши. Жили они на Щербаковской, имели непосредственное отношение к СИСТЕМЕ, что поднимало их в моих глазах на недосягаемую высоту. В их квартире, расписанной цветами и пацификами, все время ютились какие-то хиппи, кто-то ночевал, кто-то играл на гитаре, кто-то вещал о буддизме. Это выглядело как настоящая коммуна. Штаны мои были сшиты из яично-желтого вельвета. От того места, где ноги раздваиваются, они поднимались по телу сантиметров на семь, не более (говоря профессиональным портняжным языком, имели очень низкий пояс). Клеш я просил делать не безумно большой (я все-таки робел), и мы остановились на 30 сантиметрах. Очень хорошо помню, как я шел в этих штанах домой. Сверху их дополняла вельветовая же черная рубаха, из-под которой виднелась (опять же!) желтая водолазка — намек на принадлежность к миру битловской музыки.

Ярко светило солнце. Я нес штаны, как знамя, замирая от гордости, восторженно ощущая спиной суровые взгляды прохожих. Штаны подвели черту, разделив меня и их. Зато любой хиппи с Пушки (Пушкинская площадь, где тусовались хиппи. — Ф, Р.) или из Трубы (подземный переход возле станции метро «Проспект Маркса». — Ф. Р.) мог обратиться ко мне, как к брату. Штаны открывали дверь в другой мир.