Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

Среди твердых миньонов («твердышей», как их называли в народе) выделю: «Концерт одной песни», на котором были представлены такие исполнители, как Марк Бернес (песня «Журавли»), Муслим Магомаев («Сердце на снегу», «Чертово колесо»), вокальный квартет «Аккорд» («Песня об Одиссее»); «Песни Полада Бюль-Бюль оглы» с хитами: «Фиалки», «Глаза», «Все прошло», «Твоя дорога» в исполнении автора, а также других звезд: Ларисы Мондрус, Муслима Магомаева и др. Из гибких пластинок (народное название «пленка») выделю миньон «Ой, зима, зима» с песнями: «Седая старина», «Новогодняя песня» и др. в исполнении Е. Беляева, А. Савенко, О. Анофриева, И. Кобзона.

Но вернемся к хронике событий.

В журнале «Кругозор» (№ 1) выделю следующие пластинки: «Поет Эдита Пьеха» с песнями: «Белые ночи» (М. Фрадкин — Е. Долматовский), «Никогда» (О. Федьцман — Н. Олев); «Поет Рафаэль» (Испания) с песнями: «Луна» и «Аве Мария».

1970. Февраль

2 февраля на «Мосфильме» возобновились съемки фильма «Один из нас». Как мы помним, они были прерваны в конце декабря прошлого года, после того как в автомобильную аварию угодили сразу трое участников съемок: режиссер Геннадий Полока, исполнитель главной роли советского разведчика Бирюкова Георгий Юматов и его жена Муза Крепкогорская. Полоке врачи наложили на ногу гипс, а Юматова заковали в специальный корсет (Крепкогорская отделалась легче всех). В Конце января врачи разрешили Полоке возобновить работу, и на свою первую после перерыва съемку 2 февраля он приехал в гипсе, Юматов в тот день в съемках задействован не был.

Снимали эпизод в декорации «германское посольство»: посол Германии в Москве граф фон Шуленбург объявляет своим подчиненным, что началась война против Советского Союза. Работники посольства встречают это известие с восторгом и пьют за скорую победу. Эпизодическую роль жены Шуленбурга играла непрофессиональная актриса Наталья Федотова. В картину она попала по блату: она дружила с автором сценария Алексеем Нагорным, который и порекомендовал ее Полоке, Отказать режиссер не смог: во-первых, Федотова была дочерью влиятельного генерала КГБ и близкой подругой дочери генсека Галины Брежневой, во-вторых — роль у Федотовой была бессловесная.

Сразу после съемок Нагорный повез Федотову ужинать в ресторан гостиницы «Националы». Там за Федотовой внезапно стал ухаживать красивый блондин, которого Федотова до этого не знала. Он представился ей Олегом и своими манерами произвел на женщину приятное впечатление. Когда чуть позже Наталья описала его внешность Галине Брежневой, та сразу опознала незнакомца: «Да это же артист Олег Видов! Отнесись к нему благосклонно, он неплохой парень». Наталья послушалась совета лучшей подруги и стала встречаться с Видовым. А спустя несколько недель и вовсе выскочила за него замуж. Вот как она сама описывает это событие:

«Чтобы как-то меня расшевелить, Галина стремительно взялась за наше сближение. По ее словам, Олег едва ли не валялся в ногах, упрашивая ее уговорить меня выйти за него замуж. На это я шутя парировала: «Завтра или никогда». Я прекрасно знала, что завтра — выходной. Утром примчалась Галина: «Срочно наводи красоту, тебе к девяти в загс». И со смехом рассказала, как Олег за день обегал множество инстанций и уломал сотрудников загса выйти в выходной и расписать нас. Восхищаясь стараниями Олега, она схватила из гардероба платье и натянула его на меня: «В природу впишемся классно!» Представляете, на ней была коричневая бархатная юбка и кремовая блузка, а на мне вместо традиционного белого — зеленое платье. Будучи в полной уверенности, что все это — розыгрыш, я поехала вместе с ней в загс и через сорок минут стала женой Олега Видова…»

Однако вернемся в начало февраля 70-го.

Весьма непростой продолжает оставаться ситуация вокруг Александра Твардовского и возглавляемого им журнала «Новый мир». 2 февраля Александр Трифонович приехал на работу и сообщил Кондратовичу неожиданную новость: «Я перепечатал письмо Брежневу и хочу вам его показать. Сейчас подойдет Дементьев, Это последний вариант, я его согласовал с Симоновым, он в таких делах все понимает».

Примерно в два часа дня Твардовский собрал у себя в кабинете ближайшее окружение и, попросив секретаршу никого к себе не пускать, начал читать письмо коллегам. Далее послушаем рассказ А. Кондратовича:

«Письмо сильное. Начинается с того, что понуждает его обращаться к генсеку партии не только личное положение, но и судьба литературы. Все о «Новом мире», о поэме, о травле и о Солженицыне. Не понравился мне конец, несколько самоуверенный, смысл в том, что я, мол, написал поэму и готов отвечать перед любой партийной инстанцией, вплоть до самой высшей, за каждую строчку и слово. Этого наш партийный этикет не любит. Не гордыня, а смирение почитается у нас за истинную веру в чистоту.

— Ну, что вы скажете? — спросил по окончании чтения.

Что сказать? Сильно. Все правильно. И если что не так — не в этом дело. Я давно убедился, что не в формулировках дело, если все уже решено в ту или иную сторону.

Дементьев, как всегда, начал давать свои поправки. Но я видел, что экземпляр один, еще, правда, не подписанный, и перепечатывать его А. Т. не хочет, а хочет посылать. Он уже предупредил, чтобы машина стояла на месте…

А. Т. стал злиться. Дементьев доказывал свое. А. Т. взорвался:

__ Что ты мне говоришь о каких-то поправках? Не в них дело (это тоже верно). Но видишь, что я уже на изводе нервов и ничего не могу больше с этим письмом делать. Я уже несколько ночей из-за него не спал и обдумывал сто вариантов, — Побледнел. Еле-еле сдерживается от дальнейших резкостей.

Дементьев: — Ну, смотри, ну, смотри… Конечно, можно и так посылать. Я понимаю, что перепечатывать ты не хочешь.

Томительное молчание. А. Т. сидит, что-то думает. Оба молчат.

А. Т.: — Ну ладно.

Отложил письмо в сторону. Вышел. Я тоже вышел. С. X. вся в напряжении: «Что происходит?» Наши бабы откуда-то все узнали — и тоже в приемной. А что я могу им сказать? Я поболтался зачем-то в своем кабинете, вернулся в кабинет А. Т. Там все сидят по-прежнему, говорят кто о чем, как это бывает у нас, о разных делах и пустяках, словно только что не было драматического напряжения.

Постепенно А. Т. перешел на отдаленные темы. Машину задержал, потому что собирался сразу же послать письмо в ЦК. Но не посылает. Потом сказал:

— А интересно все-таки посмотреть, как будет тонуть наш корабль. — И засмеялся. И стало как-то легче. Так у меня бывает, когда спадает высокое давление…»

На следующий день Твардовского вызвали на секретариат Союза писателей, где ему сообщили, что образована специальная комиссия секретариата по укреплению редколлегии и аппарата «Нового мира». То, что противникам журнала не удалось сделать в прошлом году, теперь настойчиво воплощалось в жизнь. И хотя руководители СП постарались как можно тщательнее завуалировать свое решение — Воронков попросил Твардовского остаться после заседания и начал объяснять ему, что все делается во благо журнала, — однако Твардовский прекрасно понимал, что его дни в «Новом мире» сочтены. Однако он не предполагал, что события будут разворачиваться еще стремительнее, чем думалось ему.