Мирное время

Длинная, длинная дорога. По бокам растут высокие, стройные пальмы. Какие-то огромные плоды - не то огурцы, не то бананы - свешиваются с верхушек почти до земли. По дороге мчится длинный красивый автомобиль. За рулем - мужчина в белом пробковом шлеме, рядом дама - тоже в пробковом шлеме с кисеей. Автомобиль проносится по дороге, и вот он уже у колоннады какого-то дома. Из дверей выбегают черные люди в белых ливреях. Один открывает дверцу автомобиля и склоняется в низком поклоне. Мужчина в пробковом шлеме выходит из машины и подает руку даме. Они поднимаются по ступенькам. Он улыбается. Это - Николай. Он держит за руку смущенную Ходычу.

- Угодно сагибу принять ванну? - спрашивает человек в ливрее.

Николай утвердительно кивает. Вместе с Ходычой он входит в большую комнату. Два кресла стоят рядом. Они садятся. Четыре полуобнаженные девушки становятся сзади и обмахивают их радужными опахалами из перьев.

В комнату входит человек. Усы у него закручены кверху, он одновременно похож на кайзера Вильгельма и на главного бухгалтера Наркомзема. Человек подходит к Ходыче, снимает с нее шлем, долго разглядывает ее в упор, спрашивает у Николая:

- Сколько вы хотите за эту девушку?

Тогда Николай вскакивает с кресла и бьет кулаком кайзера-бухгалтера в то место, где у него растут усы. Человек падает...

Николай рассказал свой сон Ходыче. Они весело смеялись. Однако на главного бухгалтера Николай стал посматривать с неприязнью.

Теперь молодые люди старались пораньше уходить из Наркомата. В вечерней прохладе, взявшись за руки, они направлялись к реке. Прыгая с камня на камень, по узеньким тропинкам, перебираясь вброд через многочисленные ручейки, они забирались в заросли ивняка и усаживались на влажной, холодной траве.

Большая, веселая луна, казалось, светила только им.

Ходыча никогда еще так много не гуляла. Ей нравились прогулки с Николаем. Когда луна скрывалась за облаками и долина темнела, Ходыче становилось страшно и она брала юношу за руку. С ним ей было хорошо. Нравилось и то, что он, такой ловкий и сильный, краснел под ее взглядом, терялся, когда она клала руку ему на плечо.

Теперь уже и во время работы Ходыча ловила себя на мыслях о нем. Днем они почти не виделись. А вечером она с нетерпением ждала, когда откроется дверь и Николай, смущенно поглядывая на окружающих, негромко скажет:

- Ну, пойдем, что ли...

Ходыча не любила молчаливых людей, но когда молчал Николай, ей нравилось. Она считала это признаком вдумчивости, серьезного характера.

Обычно разговор поддерживала Ходыча. Она много рассказывала о себе, и постепенно Николай узнал о ней все. Девушка не лгала ему, как когда-то Боре Власову. Она чувствовала, что Николаю можно говорить правду. Юноша молча слушал ее.

С каждым днем Ходыча любила его все больше. Ее чувство было не похоже на то, какое она испытывала к Власову. Николая она любила и жалела. Жалела его за мрачное детство, за одиночество. Он никогда не говорил ей о своих планах на будущее, о своих желаниях. Это угнетало девушку. Ей хотелось узнать его самые сокровенные мечты. Не найдется ли там уголка и для нее?

Но Николай не должен был догадываться о ее чувствах. Для него она желала остаться такой же, как в первые дни их знакомства, - равнодушной, насмешливой и веселой.

Сидя на топчане за ситцевой занавеской, девушка часто брала в руки маленькое зеркальце и с любопытством и тревогой всматривалась в свое отражение. Она видела большие черные глаза, длинные, чуть загнутые кверху ресницы, прямой нос, пухлые губы. Ходыча улыбалась, успокоенная и довольная. Да, такую можно полюбить, и он должен полюбить!

Каждый вечер, провожая Ходычу, Николай просил разрешения зайти к ней. Девушка хмурилась, настроение у нее сразу портилось, сердито глядя на Николая, она говорила:

- В другой раз как-нибудь. Уже поздно... - быстро прощалась и уходила. Юноша оставался один, удивленный ее внезапной холодностью.

Дома Ходыча тихо плакала от жалости к себе и давала слово завтра же найти другую квартиру, где не стыдно будет принять Николая. Но комнат и углов в городе по-прежнему не было.

Когда начались дожди, прогулки молодых людей прекратились. Ходыча просила Николая не провожать ее в дождливые вечера: он был слегка простужен. Николай шел с ней до угла и, расставаясь, сердито пожимал девушке мокрую руку. Дальше она бежала одна, шлепая промокшими туфлями по лужам.

В выходные дни, если стояла плохая погода, они совсем не встречались.

В такое время Ходыча укладывалась на кровать, жевала сморщенный виноград и читала затрепанную книжку - какой-то старый роман. Изящные кавалеры дрались там на дуэли, высокопарным языком объяснялись в любви своим прекрасным дамам и с вожделением созерцали маленькие туфельки, выглядывающие из-под кринолинов. Сейчас все эти выдуманные герои были чужды и непонятны Ходыче. Сквозь пышные стены будуаров виднелись зеленые берега Дюшамбинки, и девушке казалось, что она еще ощущает прикосновение крепких рук Николая, помогающего ей перепрыгнуть через канаву. Ходыча закрывала глаза и убирала роман под подушку.

За эти дни Николай сильно изменился. Он начал следить за своей внешностью, чаще брился и чистил ботинки. На работе он был рассеян. Думать о Ходыче вошло у него в привычку. После обеда он любил лежать с закрытыми глазами, мечтать о себе, о девушке, рисовать заманчивые и волнующие картины. Перед ним проносились экзотические страны, путешествия по океанам, охота в тропиках, дворцы, войны. И во всех случаях он, Николай, был самым сильным, самым богатым, самым красивым... И всегда он спасал Ходычу от опасности вырывал ее из когтей тигра, освобождал из плена у людоедов, ради нее он убивал, разрушал, уничтожал.

Собираясь на вечернюю работу, он чувствовал себя смелым и отважным. И только прозаические цифры авансовых отчетов, которые надо было проверять, возвращали его к действительности.

Его все больше тянуло к Ходыче. Но девушка упорно сопротивлялась всем его попыткам сблизиться. Николая это раздражало, злило, но в то же время повышало его уважение к ней.

Ему хотелось поскорее осуществить свои давнишние мечты о карьере, занять высокий пост, чтобы завоевать эту непокорную черноглазую девушку. Конечно, она недоступна только потому, что он - всего-навсего обыкновенный бухгалтер. Занимай он крупный пост - она бы не устояла!

И тогда все свои усилия Николай направил на получение должности главного бухгалтера - усач переходил в другое учреждение. Поначалу дело шло хорошо, но в последнюю минуту все рухнуло. Из Москвы приехал молодой длинноносый человек, только что окончивший высшее учебное заведение. Его и назначили главным бухгалтером Наркомата.

Николай чуть не заплакал от обиды и огорчения. Потрясенный неудачей, он сослался на малярию и ушел домой, не дожидаясь конца занятий. По дороге он выпил в столовой несколько рюмок водки и дома завалился спать.

Проснулся он поздно утром. Был выходной день. Горькие мысли бродили в голове, мучило одиночество. Послышались голоса у дверей. Спрашивали Николая. Пришли рыжий счетовод Рожкин, экспедитор, он же завхоз, - Канюхин. Они узнали о болезни Николая и решили его проведать. На всякий случай "для лечения" захватили с собой водку и закуску...

Николай снова выпил и быстро захмелел.

Незаметно наступил вечер.

Экспедитор и завхоз тоже опьянели. Они рассказывали анекдоты, вспоминали о своих любовных похождениях, потом начали подтрунивать над Николаем - его отношением к Ходыче. Удивлялись, что он - такая умницa, красавец, почти главный бухгалтер, - не может справиться с какой-то девчонкой.

- Плюнь ты на нее, - изрек Рожкин, - мало тебе девок, что ли. Пойдем-ка выпьем. Тут у нас есть одно чудное местечко... - И Рожкин облизал свой измазанный сардинами жирный палец.

Николай хмуро молчал.

- Пойдем, пойдем, - пристал Канюхин. - Там и выпьем и закусим.

Николай встал.

- Пойдем, - мрачно сказал он.