Солдатами не рождаются (Живые и мертвые, Книга 2)

- Ну, правильно. А Завалишин где?

- Тоже вернулся. Что ему сделается!

Входя в подвал, Синцов ожидал увидеть сразу всех троих - Ильина, Завалишина и Рыбочкина. Но Ильина почему-то не было. Завалишин спал, а Рыбочкин ходил один из угла в угол и что-то бормотал про себя, поддавая жару кулаком, - ходил, не присаживаясь, и читал стихи, чтоб не заснуть.

- Что читаешь?

- Да так, ничего.

- Свои, что ли, сочинил?

- Нет, не свои, - сказал Рыбочкин, хотя по лицу было видно, что свои.

- А где Ильин?

- Ушел, - сказал Рыбочкин, - пришел и ушел, хочет своими глазами поглядеть, где командные пункты рот.

"Ну, конечно, своими - моими ему мало", - с досадой подумал Синцов. Видя, как сбивается с ног Ильин, он иногда по-товарищески старался облегчить ему жизнь - что-то снять с него и взять на себя, но из этого ничего не выходило. Не вышло и сегодня. Напрасный труд. Комбат обошел командные пункты рот, а за ним следом поперся и начальник штаба.

- А Завалишин сразу спать лег, - сказал Рыбочкин. - И вы тоже ложитесь.

- А ты?

- А я вас за всех поздравляю, из всех первым!

"Значит, Иван Авдеич всем уже доложил, - подумал Синцов. - Впрочем, так и следовало ожидать".

- Спасибо, - сказал он. - Ну, я, положим, лягу. А лейтенант Рыбочкин когда спать будет? После войны?

- Я лягу, когда Ильин вернется. Когда за ваше звание пить - вам решать. А закуска у меня есть - бычки в томате, банка.

- Раз закуска есть, момент выберем. - Синцов поискал глазами, куда бы лечь, и приткнулся на топчане, рядом с прижавшимся к стене Завалишиным.

"Когда спать ложился, нарочно так лег, чтобы еще кто-нибудь притулился", - подумал Синцов о Завалишине, и это было последнее, что успел подумать.

Он проснулся, не соображая, сколько проспал, - мало или много, - от женского голоса. Хотя спросонок, как из тумана, слышал два голоса женский и мужской, но от завалишинского бы не проснулся, проснулся от женского. Голос был знакомый.

- Мне только двух человек нужно, и только до утра, а если наши раньше придут, то еще на меньше. Я очень вас прошу...

Синцов, еще не открывая глаз, оперся на кого-то рукой и сел. На месте Завалишина, вытянувшись, словно по команде "смирно", во весь свой маленький росточек, спал Ильин. Он даже и не шелохнулся оттого, что на него оперлись. Окончательно открыв глаза, Синцов увидел худую спину стоявшего посреди подвала Завалишина и перед ним Таню Овсянникову, в полушубке, ушанке и с автоматом на шее. Она стояла перед Завалишиным прямо как какой-нибудь автоматчик, которого снимает фотограф, правую руку положила на ложе, а левую на ствол.

- Охрану я дам и сам туда схожу, - сказал Завалишин. - А вам ночью у немцев делать нечего. Пришли к нам в батальон - и хорошо сделали.

- Нет, я так не могу, - возразила Таня.

Они оба еще не заметили, что Синцов проснулся.

Он подтянул расстегнутый пояс с наганом и встал, чувствуя, как его пошатывает спросонок.

- Здравствуйте, доктор. Что-то мы с вами каждую ночь стали встречаться!

- Здравствуйте, - неуверенно сказала Таня, судя по голосу, не сразу узнав его. А узнав, так радостно, по-щенячьи ойкнула: - Ой, как мне повезло! - что Синцов улыбнулся.

- Повезло или не повезло, сейчас разберемся. А для начала садитесь. И замполита моего под автоматом не держите. Он все равно ни черта, ни бога не боится, только вид такой обманчивый - мало боевой.

- Хорошо, сяду, - сказала Таня. - Но я очень тороплюсь.

Она сняла через голову автомат, уронив при этом шапку. Синцов потянулся поднять, но Завалишин сделал это быстрей его.

- Спасибо. - Таня, не надевая шапки, положила ее на стол.

- Откуда вы появились? - спросил Синцов и перебил сам себя: - Чаю хотите?

- По правде - хочу, только если недолго, а то меня ждут.

- Я схожу. - Завалишин вышел.

- Кто вас и где ждет? - спросил Синцов. - И чего вы к нам пришли, со сна не понял.

- Меня вечером к захваченному немецкому госпиталю временно прикомандировали, до утра, - сказала Таня. - Мы туда продуктов дали и немного перевязочного материала, и меня оставили, как владеющую немецким. А утром, сказали, их отсюда вообще забирать будут. Но не знаю, как это будет, по-моему... - Она пожала плечами и не докончила. - Меня оставили и двух автоматчиков. Они не наши, их оставили от той дивизии, которая госпиталь захватила. А она, оказывается, уже ушла, и какой-то их сержант ночью пришел и сказал, чтоб и они снимались, а то отстанут. И они сказали, что уйдут, раз вся часть в другое место ушла. А я их упросила немного подождать, пока я схожу к кому-нибудь и возьму другую охрану.

- Как это "упросила"? Вы им приказать должны были. Вы же офицер, сказал Синцов, хотя понимал, что не так-то просто капитану медицинской службы да вдобавок женщине что-нибудь приказать двум бывалым автоматчикам из чужой части.

- А я им и приказала, - сказала Таня. - Сказала: если будете еще скулить, лучше сразу уходите к черту, я одна с немцами останусь.

- Этого еще не хватало!

- А они мне говорят, - усмехнулась Таня: - "Мы вас так не оставим, пойдемте с нами, товарищ военврач, никуда эти полумертвые фрицы теперь не денутся. А если все же за них боитесь, давайте мы из них совсем мертвых сделаем".

- Сволочь, кто так сказал...

- Это один сказал.

- Все равно сволочь.

- Они ждут меня там, - сказала Таня.

- А автомат у вас откуда, они дали?

- Нет, это мне Росляков дал.

- Кто такой Росляков?

- Наш начальник эвакоотделения. Я бы и одна там осталась, раненых не побоялась. Но вдруг среди них здоровые прячутся и с оружием?

- Вполне возможная вещь, - согласился Синцов.

Таня посмотрела на его забинтованную руку и виновато сказала:

- Я вчера даже не спросила, что у вас с рукой.

- Было и прошло. Вчера утром последний раз перевязку сделали, - сказал Синцов. - Не успели там моего второго разыскать, Пепеляева?

- Не успела. Но я вам все равно или сама, или через кого-нибудь узнаю. Непременно!

- Но очень горячий, - входя с чайником, сказал Завалишин, - но все же...

- А мне хоть какой-нибудь. У немцев не хотела... Вышла снег пососать, да он такой дымный, что тошнит от него.

- Снег здесь кругом пороховой, травленый, - сказал Синцов. - Все равно что морскую воду пить, еще хуже.

Завалишин налил Тане чаю, и она стала пить жадно, большими глотками.

- Очки тебе тут подобрали. Вроде сильные. Не пробовал? - спросил Синцов.

- Сильные, да не в ту сторону, - рассмеялся Завалишин. - Я близорукий, а они для дальнозорких.

Синцов взял со стола свою пустую флягу, налил в нее немного чаю, сполоснул, выплеснул на пол и снова наполнил чаем, теперь доверху.

- Это мы вам с собой дадим. А может, немного водки хотите?

- Нет, не хочу. - Таня налила себе вторую кружку чаю.

- Плохо ухаживаешь, Завалишин, - сказал Синцов. - А это знаешь какая моя старая знакомая? Теперь, можно сказать, самая старая знакомая на свете, с начала войны... И сухарей возьмите с собой. - Он сгреб с тарелки горсть сухарей.

- Зачем? Куда?

- Ну, куда, куда... - Он обошел стол и, став сзади нее, сам стал напихивать сухари в карманы ее полушубка. Она сидела послушная, вдруг притихшая. - А где этот госпиталь ваш?

- Недалеко, если прямо назад от вас - метров пятьсот.

- А где он, в подвале?

- Даже не подвал, какие-то галереи полукруглые, непонятно что.

- Склады пивзавода, - сказал Синцов. - Это я знаю где. Так чего ж вы хотите? Двух автоматчиков до утра, на смену этим?

- Да, хотя бы двух.

- Ишь ты, "хотя бы" двух! Думаете, это так легко? Дадим, конечно. И сами вместе с вами сходим посмотреть ваших фрицев. Но имейте в виду: с утра люди мне самому понадобятся.

- А наши обещали еще ночью или санитаров, или бойцов из хозвзвода мне прислать.

- Обещали, а не сделали! - сказал молчавший до этого Завалишин.