Хождение в Москву

В собственных мемуарах маршал Василевский не счел нужным описывать этот эпизод. В тот миг он находился в своем кабинете.

С фонарем в руках комендант объекта Черкасский устремился по лестнице наверх. В здании погас свет. В темноте лучом осветил шедшего навстречу одного из членов Политбюро (Г. М. Маленкова). На его лице виднелась кровь. Комендант поспешил на помощь.

- Я дойду сам, - ответил пострадавший, - помогите Василевскому.

- Но помогать генералу пришлось мало. С портфелем, уложив в него штабные документы, Василевский в полной темноте в сопровождении коменданта спешил спуститься в метро для доклада члену Политбюро о сохранности документов.

"И. В. Сталин в свой подземный кабинет спускался лишь при объявлении воздушной тревоги, - пишет Штеменко. - В остальное время он предпочитал находиться в отведенном ему флигельке во дворе занятого под Генштаб большого дома на улице Кирова. Там он работал и принимал доклады".

Флигелек, упоминаемый генералом Штеменко, и есть бывший особняк Солдатенкова, бывший детский сад, которому волею истории пришлось стать одним из помещений Ставки, ГКО в самые тяжелые дни и месяцы войны, в дни Московской битвы.

- Всегда ли в часы налетов спускался в бомбоубежище Верховный Главнокомандующий?

- Почти всегда, - ответил комендант. - Но бывали исключения. Хорошо помню, как однажды после объявления ночью тревоги он остался работать в особняке. Мне приказали подняться с сотрудниками на крышу. Это оказалась совсем не излишняя предосторожность. На крышу особняка посыпались зажигательные бомбы. Мы их сбрасывали на землю, там было их кому тушить. Одна из бомб пробила крышу, угодила на чердак и зажглась. Вот тут пришлось поволноваться. Ее также удалось затушить песком. Навсегда запомнил я ту ночь, растревоженные запахи чердака, - говорит бывший комендант объекта ГКО...

- Однажды мне пришлось сопровождать Сталина из особняка до кабинета на станции. Проходили этот путь мимо работавших на командном пункте руководителей ПВО.

- Что здесь? - спрашивает Верховный Главнокомандующий.

Отвечаю:

- КП.

- Давайте посмотрим.

Увидев, кто появился на КП, генерал Журавлев скомандовал:

- Внимание!

Но Сталин остановил его рукой, молча посмотрел и вышел со словами:

- Мы им мешать не будем. Пусть работают.

Другой раз машина из Кремля подъехала после тревоги к наземному вестибюлю "Кировской". Встречаю, как положено, у входа. Спустились по эскалатору вниз. Как на грех квадратные часы на левой платформе почему-то остановились.

- Надо, чтобы часы работали, - заметил Сталин.

- Главным инженером объекта ГКО был Юрий Георгевич Абаджев, он же главный энергетик метрополитена, замечательный работник. Хочу сказать, подчеркнул Черкасский, - что это был исключительный случай, когда на нашем объекте что-то вышло из строя.

Как мне помнится, на станции "Кировская" проходили заседания Политбюро ГКО, различные совещания и встречи.

И последнее. Маршал Василевский рассказывал автору этих строк (еще до выхода известных мемуаров) о работе в особняке на улице Кирова в дни, когда ему пришлось временно занять опустевший после эвакуации Генерального штаба кабинет маршала Шапошникова. В Москве оставалось десять генералов и офицеров оперативной группы, возглавляемой Александром Михайловичем. Маршал пишет: "Сама идея контрнаступления под Москвой возникла в Ставке Верховного Главнокомандующего еще в начале ноября..." Возможно, что это случилось в доме на улице Кирова, поскольку в дни самых напряженных боев за Москву Верховный Главнокомандующий, по свидетельству очевидцев, до и после тревоги работал "во флигельке".

Не исключено, что идея контрнаступления могла быть высказана в этом доме. Кабинет, как мы знаем, Верховного и начальника Генштаба находились рядом...

* * *

В заключение хочу привести три письма, полученных мною. В них приводятся интересные факты, высказываются предположения, которые не потеряли значения и сейчас. Особенно важна информация бывшего военного коменданта Большого театра СССР А. Рыбина, который опровергает одну, не раз повторявшуюся на страницах печати и в художественных произведениях версию относительно поведения Верховного Главнокомандующего в октябрьские дни 1941 года, когда над Москвой нависла смертельная опасность. Итак, первое письмо.

"Уважаемая редакция!

С интересом прочитал на страницах "Московской правды" исторически правдивый очерк "Объект ГКО "Ставка". В нем внимание мое привлек подвиг красноармейца Алексея Васильевича Тетерина.

Газетная публикация заставила еще раз перечитать книгу С. М. Штеменко "Генеральный штаб в годы войны". Ранее я не придавал особого значения поступку солдата, посчитав его выполнением воинского долга, теперь же присоединяюсь к оценке - героический подвиг, данной генералом Штеменко. Сергей Матвеевич писал: "В ночь на 21 сентября зажигалка, пробив крышу здания Генштаба, попала на чердак. Тетерин накрыл ее каской, однако брызги термита продолжали лететь во все стороны, угрожая пожаром. Тогда Тетерин навалился на бомбу собственным телом и все же потушил ее. Он умер от ожогов, но охраняемый им объект был спасен". Объект, но какой! Ведь там находился Генштаб.

Считаю, и надеюсь, меня поддержат читатели, что красноармеец Алексей Васильевич Тетерин достоин присвоения звания Героя Советского Союза. Если тогда, в вихре военных событий на фронтах Великой Отечественной, героический подвиг этот не был по достоинству оценен, то сделать это мы обязаны теперь. И еще. Предлагаю установить мемориальные доски на станциях метро "Кировская", "Белорусская" (там некоторое время по ночам работал Генштаб).

И уж, конечно, особо надо увековечить дом №37 на улице Кирова, где размещалась Ставка. На железной ограде можно установить доску из нержавеющей стали с пояснительным текстом.

Прошу обязательно опубликовать это письмо!

С рабочим рукопожатием, ветеран труда

Вл. Марков

г. Павловский Посад".

* * *

Второе письмо:

"В связи с публикацией очерка Льва Колодного "Объект ГКО "Ставка" вспомнились мне трудные и славные дни обороны Москвы. Многие события и факты того времени еще ждут конкретного и точного освещения - в строгом соответствии с тем, что было в жизни.

Очерк отличается объективностью, ибо основан на сведениях, полученных от очевидцев. Видимо, так и надо рассказывать о малоизвестных, но важных сторонах нашей истории.

К сожалению, вошли в оборот и приобрели прочность легенды такие, рожденные писательской фантазией ситуации, которых на самом деле во время обороны Москвы не было и которые, к большому сожалению, будучи вроде бы небольшими деталями, вносят существенные искажения в общую картину событий. Так, например, писатель М. Паджев в книге "Через всю войну", а вслед за ним и Петр Проскурин в романе "Имя твое" описывают, как в октябре 1941 года Председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин приехал в Рогожско-Симоновский тупик и два часа ходил по платформе, преодолевая в себе противоречия: ехать ли ему в Куйбышев или остаться в Москве? Красиво описано, дает писателю большой простор - для показа сомнений, раздумий, борьбы мотивов... Нехорошо одно: придумано все это, не имеет никакой фактической основы.

Спецпоезд действительно был приготовлен для такой поездки, и мне довелось участвовать в его охране, однако Верховный Главнокомандующий не расхаживал по платформе (которой просто не было), не видел этого поезда, ибо не приезжал туда, где он стоял. Сказанное могут подтвердить товарищи, ветераны П. Лозгачев, А. Белехов, П. Шитоха, В. Круташев, С. Кашеваров, В. Туков и другие.

Были в то время сообщения, что Сталин покинул Москву, но они принадлежали геббельсовской пропаганде. Фашистская пропаганда выдавала желаемое (для гитлеровцев) за действительное, надеясь, что советское руководство в жестокий, ответственный момент битвы за Москву дрогнет, среди населения начнется паника, а моральный дух советских воинов снизится. Но этого не произошло. "Нерушимой стеной обороны стальной", как поется в песне, врага остановили и уничтожили.